Любовь к истории - Борис Акунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ведьма знала, что говорила. В том же самом уголке Пикардии 37 лет спустя (в год смерти Видока!) снова появилась шайка «поджаривателей», и казнили их на том же самом месте — вот здесь:
Перекресток называется «Гильотина»Как только я почитал в разных источниках про эту бабушку, сразу понял: она мне пригодится. Вот ужо скоро выпущу ее (ну, не саму Волчицу, а очередной ее «хвост») попугать со страниц книжки маленьких детей…
Из комментариев к посту:bogdan mutaev
А ещё они норовят нанести тележкой подлый удар сзади в супермаркетах…
missvoland
А если заменить один персонаж на другой? Приходит Раскольников к старушке-процентщице, заносит топор, а это Волчица.
tigra 1807
Вообще женщины более изощренные и более жестокие преступники. Довелось немного поработать следователем — ужаснулась от того, насколько женщины жестокие бывают. И мотивы у всех разные — мужчинам деньги, власть интересны, а для женщины власть и деньги это на втором плане, первоочередная задача — самовыражение своего рода, кому-то что-то доказать. А уж обиженная мужчиной женщина — это вообще страшно, в таком состоянии на невероятные поступки пойти может.
ЧЕРНЫЙ ЮМОР СУДЬБЫ
8.12.2010
Мой герой Эраст Фандорин однажды говорит (опять сумимасэн за самоцитирование), что по-настоящему страшится только одной вещи на свете: «Боюсь умереть так, чтобы все потешались. Одно это про тебя потом и будут помнить». Он приводит в качестве примера французского президента Фора (1841–1899), обстоятельства смерти которого (скоротечный кондратий в момент греховных удовольствий) полностью заслонили в глазах публики все свершения его жизни.
В словах Эраста Петровича, конечно, есть отзвук тщеславного «комплекса этернизации» — желания импозантно смотреться даже после своей кончины. Казалось бы, велика ли важность, на какой ноте закончилась симфония выдающейся жизни? Но почему-то диссонирующий обрыв струны в финальном аккорде мучительно застревает в памяти. Досадно и горько, если случай ляпнул жирную кляксу в конце биографии большого человека.
Одно время я коллекционировал страшилки этого жанра, пытаясь обнаружить в злых каверзах Смерти какой-то скрытый смысл. Не обнаружил.
Надо сказать, что у романтического красавца Фандорина есть серьезные основания бояться какой-нибудь вампуки под занавес, потому что Рок во все времена очень любил постебаться над картинными супергероями, преодолевшими тысячу опасностей, только чтоб в конце пасть жертвой банановой кожуры под каблуком или получить удар пресловутым кирпичом по кумполу.
Последнее, например, случилось с великим царем Пирром, победителем римлян. Согласно одному из преданий, во время триумфального шествия по родному Эпиру какая-то патриотическая дама в чрезмерной ажитации сшибла с балкончика цветочный горшок, и тот проломил герою увенчанное лаврами чело.
Зачем Пирр снял эту каску?А на кожуре (правда, апельсиновой) фатальным образом поскользнулся Бобби Лич (1858–1926), специализировавшийся на трюках фантастической смелости. Много раз он обманывал Смерть, выходя сухим из воды — или мокрым и ломаным-переломанным, но живым.
Помню, какое чувство обиды я испытал, когда впервые прочитал о кончине великого астронома Тихо Браге. Про него, бедного, обычно только и вспоминают в связи с обстоятельствами кончины. Ну а я не буду. Тихо Браге — это основатель практической астрономии, он прожил интересную и важную для науки жизнь, а потом умер. И точка.
Как автора детективных романов, меня бесконечно возмущает гаерский цинизм, с которым судьба поглумилась над человеком легендарной храбрости и удачливости, Аланом Пинкертоном (1819–1884) — самым известным в истории сыщиком, первым настоящим профессионалом этого рискованного ремесла.
Вся его жизнь была сплошным приключенческим романом, он постоянно ходил по лезвию бритвы — и благополучно выбирался из любых передряг.
А умер из-за того, что на городской улице поскользнулся и прокусил себе язык — так сильно, что началось заражение. Великий хранитель государственных и приватных секретов всегда умел держать язык за зубами, а тут вот не получилось.
Вот Боб Лич с бочкой, в которой он совершил прыжок с Ниагарского водопада. Лучше б под ноги смотрел… Алан Пинкертон Серьезный господин. С ним никто не смел шутить шутки. Кроме СудьбыЯ всё понимаю. Слышал и про суету сует, и про «сильные унизятся, гордые будут низложены», но все равно, господа: это не Промысел Божий, а какие-то воландовские шуточки, жестокие и весьма дурного вкуса. Да-с!
Обиженно ухожу, не завершив поста.
Из комментариев к посту:artischok
А мне совершенно не кажутся эти смерти странными или «воландовскими». В жизни любого человека царит гармоничное равновесие. Это, как раз, в противовес всего жизненного пути, и получается такая маленькая гирька, положенная на чашу весов. Почему мы должны представлять Гармонию обязательно в виде симпатичной девицы?:) Я думаю, она может принимать довольно причудливые формы, что и занятно. Смерть — вещь неизбежная, но не злодейка, просто у неё такая работа. Не будем исключать возможность того, что всем вышеперечисленным господам, попалась Смерть, обладающая определённым чувством юмора:)Аминь!
galiva
Не поступайте так с Эрастом Петровичем!
ЧЕРНЫЙ ЮМОР СУДЬБЫ
(ОКОНЧАНИЕ ПОСТА ОТ 8.12.2010)
9.12.2010
И теперь про себя. То есть про нас.
Героев и титанов, завершивших блистательный полет клоунским приземлением в лужу, конечно, жалко. Но это жалость, так сказать, общечеловеческого сорта. А вот когда подобная участь постигает не людей посторонних, а своих, тут уж испытываешь негодование вполне личного характера.
Даже если про розу выдумки, всё равно красивоЭто я, если вы не поняли, о коллегах-литераторах, павших дурацкой смертью. Разумеется, нет ничего особенно умного в том, как умер Рильке (согласно распространенной версии, укололся о шип розы и получил заражение крови), но все-таки для поэта это недурно, даже логично.
А вот великий драматург Теннесси Уильямс (1911–1983) подавился крышкой от бутылочки с глазными каплями, которую привык открывать зубами. С тех пор, как я узнал про это, не могу слышать имени Т. Уильямса, чтоб перед глазами не возникла картина: вот он давится, задыхается в своем гостиничном номере, и никого нет рядом, и в последний миг, наверное, думает: «Что за идиотская развязка!»
Но помнить его надо вот каким!А замечательный писатель Шервуд Андерсон (1876–1941) во время круиза случайно проглотил не то зубочистку, не то щепку, на которой держалась оливка из коктейля. Заноза застряла в стенке кишечника и вызвала перитонит.
Два слова про Шервуда Андерсона, чтобы вы разделили моё возмущение.
Это был человек, с которым произошло чудо. Я очень люблю эту историю.
Вот как должны бы умирать писатели, а не от зубочистки в брюхеАндерсон был преуспевающим бизнесменом у себя в Огайо, но как-то раз тридцати шести лет от роду вдруг ушел из дома, и нашли его только четыре дня спустя бродящим по полям и ничего не помнящим. Он бросил бизнес и семью, уехал в Нью-Йорк, стал писателем. Будто проснулся после долгого сна. Или, наоборот, уснул и видит сон. Или родился заново. Его считали своим учителем Хемингуэй и Сэлинджер, Стейнбек и Фолкнер. Такой ли смерти он заслуживал?! (Сознаю всю глупость вопроса, но настаиваю на нем, причем именно со знаком «?!»)
Из комментариев к посту:ravael
По поводу нелепой смерти литераторов можно добавить кое-что еще.
Самое страшное и нелепое для литератора умереть раньше смерти собственного физического тела. Ты вроде бы что-то пишешь, но уже никому не интересен.
steve
А вот еще интересный случай нелепой смерти — при просмотре фильма «Рыбка по имени Ванда» умер от смеха известный врач-датчанин Оле Бентсен. Чистейшая правда. Кто хочет — может проверить в Интернете.
ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ:
ХОДОРКОВСКИЙ
13, 15.12.2010
На этой неделе произойдет событие исторического значения: судья Данилкин начнет зачитывать вердикт на процессе Михаила Ходорковского. В зависимости от этого решения судьба нашей страны повернет или в одну сторону или в совсем-совсем другую.
Обвиняемых, как вы знаете, двое, но я неслучайно говорю: «процесс Ходорковского». Мне кажется, если б не фактор Ходорковского, Платона Лебедева уже выпустили бы. Когда-то Ходорковский пошел за решетку из солидарности с взятым в заложники товарищем, теперь такое же мужество проявляет Лебедев. Веселая дерзость, с которой держится Платон Леонидович, не может не злить прокуроров, но объект Высочайшей Вендетты не он, и второй процесс затеян не из-за него.