Могильная вода - Софья Сергеевна Маркелова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его прошиб пот. Федя закричал и забарабанил руками по крышке гроба.
— Эй! Помогите! Я живой! Помогите!
От ударов с той стороны крышки зашуршала земля, застучали мелкие камешки.
Он не просто лежал в закрытом гробу, он уже был похоронен в земле.
— Боже мой! — в ужасе воскликнул Федя и забарабанил кулаками активнее. — Кто-нибудь! Спасите меня! Вытащите меня отсюда!
Воздух внезапно стал густым, как патока, он неохотно проталкивался в лёгкие, совершенно не насыщая кровь. Федя замолк, беспомощно хватая ртом воздух. Его сознание билось в панике.
Куртка и халат вдруг намокли, а под голыми икрами будто разлилась вода. Федя испуганно стал ощупывать руками дно гроба. Оно увлажнилось. Сквозь щели в досках внутрь неторопливо проникала ледяная вода. Она пропитывала одежду Феди, обжигала холодом кожу.
— Нет! Только не это!
Он попытался выбить крышку, ударяясь в неё плечом, пытаясь поднять колено. Но всё было тщетно. А вода неостановимо прибывала. Она уже заполнила гроб на треть. Фёдор молотил руками, вопил и ссадил костяшки до крови, но ничего не мог поделать.
Студёная могильная вода погребла под собой всё его тело. Федя, вытянув голову вверх, в отчаянии глотал оставшиеся крупицы кислорода. А вскоре не стало и их, когда вода заполнила всё пространство. Фёдор задержал дыхание, он до последнего мгновения надеялся на чудесное спасение, на шанс.
Когда воздух закончился, вода хладными щупальцами скользнула в рот и нос. И Федя, чувствуя, как горят огнём лёгкие, утонул в темноте.
Он пришёл в себя от грубого удара в живот. Изо рта, вместе со слюнями и соплями, хлынул поток грязной воды с землистым привкусом. Федя едва успел сделать желанный глоток воздуха, как вода хлынула из лёгких через нос, заставляя кашлять и кашлять.
— Живой! — радостно гаркнули сверху.
Федя был на берегу реки, под мостом, вымокший насквозь, промёрзший до костей. Вокруг толпились люди, кто-то, держа колено у него под животом, выбивал из Феди воду, пока тот нормально не прокашлялся и не задышал, сам встав на четвереньки.
Люди о чём-то говорили, гудели, вдали орали сирены. У Фёдора в голове стоял шум воды, заглушавший всё. Во рту был отчётливый привкус могильной воды, а в памяти ещё свежа была память о затопленном гробе. Слишком отчётливо он помнил, как вода обволакивала его, как лишала последних крох жизни. По всему выходило, что покойница представляла вовсе не мнимую угрозу, она была пострашнее игровых монстров. И вполне реально могла его убить. А оказаться ещё раз в том гробу, полном воды, Фёдор теперь боялся больше всего на свете.
Покачиваясь, он рывком поднялся на ноги. Люди принялись голосить о скорой помощи, о больнице, но он их всех растолкал. Некогда ему было тратить время на больницы.
— Твоя взяла, старая карга, — как блаженный шептал себе под нос Фёдор, пока брёл по городу в сырой одежде и ловил удивлённые взгляды прохожих. — Последний раз. Последний раз сделаю так, как ты хочешь. Будешь лежать в сухой земле на кладбище в Вешнянках. И крест будет, и поминки. Только отстать от меня потом, старуха. Отстань.
Пешком добравшись до дома, он поднялся в квартиру. Следов потопа не было, как и жутких видений — покойница покорно притихла. Действуя как во сне, Федя переоделся, собрался и через пару часов, одолжив у соседа машину, уже ехал к деревне Порубы. К деревне, куда он обещал больше не возвращаться.
Машина была старая, не позволявшая разгоняться до нормальной скорости, так что до нужного поворота с указателем Федя доехал лишь к заходу солнца. Серое небо медленно гасло, теряя по капле дневной свет. Автомобиль, то подпрыгивая на колдобинах, то утопая в ямах с грязью, крался в сторону затопленного погоста. Когда Фёдор подъехал к ограждению, войлочный полумрак опустился ему на плечи.
В домике могильщика свет не горел. Федя долго стучал в дверь, но Василия либо не было, либо он не собирался открывать. Позаимствовав из сарая дедка всё, что могло ему понадобиться, Федя побрёл в сторону погоста. Он был готов копать всю ночь напролёт, мастерить опалубку из досок или мешков с песком, вычерпывать воду. Всё что угодно, лишь бы достать этот чёртов гроб и увезти его в Вешнянки как можно быстрее.
Погост превратился в озеро. В наступающих сумерках тёмно-серое небо отражалось в воде, и из неё то здесь, то там выступали кресты. Покосившиеся и ровные, они перемежались с выщербленными ветром могильными камнями, и тянулись вдаль, насколько хватало глаз.
Опираясь на лопату, Федя обречённо брёл по воде вдоль ограды. Ему чудились за спиной чужие шаги, шлёпанье, но он не оборачивался — пусть нетерпеливая покойница наблюдает, сколько ей хочется, он же будет делать ей последнее одолжение.
Вот показался тот самый угол, где должна была находиться могила Раисы. Из воды выступал простой деревянный крест с прибитой табличкой. Только вместо имени старухи на нём почему-то было написано нечто совсем другое:
Рябов Фёдор Денисович
1992–2023
Федя дёрнулся. Вода перед крестом вдруг забурлила, пошла рябью и стала уходить, всасываясь в почву, пока взору Феди не открылась глубокая разрытая могила. Нигде больше вода не отступила, и этот прямоугольный провал выглядел как портал в ад посреди безмятежной глади. Он вытянул шею и заглянул в могилу. На самом дне в воде плавал пустой гроб со сдвинутой крышкой.
— Что ж ты медлишь? Она тебя одного дожидается. Нет ей покоя без тебя, — проговорили из-за спины знакомым старческим голосом, и одновременно с этим чьи-то руки толкнули Федю.
Толчок был такой силы, что Федя полетел вниз пушечным ядром, грохнувшись прямо в открытый зев гроба. Крышка сама собой стала закрываться, и Федя не смог её остановить.
— Нет! Нет! Только не это! — завопил он что есть мочи. — Нет! Выпустите!
Но сколько бы он ни надрывал горло, как бы отчаянно ни барабанил по крышке закрывшегося гроба, ничто не помогало. Сбывался его худший кошмар.
Дед Василий, стоя на краю, молча наблюдал, как в могиле стала прибывать вода. Она всё поднималась и поднималась, пока не затопила гроб, пока не стихли крики Феди, пока вода не заполнила
