Юность атамана - Валерий Евтушенко

— Мы пришли на помощь Шагин-гирею против его брата Джанибек-Гирея.

— Да, я слыхал о том, что между ними вражда, пока меня еще не посадили на цепь.

Внезапно глаза его сузились и он крикнул:

— Берегись!

Секундой позже Серко и сам увидел, что в ворота вбежало пять татар с обнаженными саблями в руках.

— Откуда их черт принес? — мелькнула мысль, в то время как его собственная сабля уже с мягким шорохом покидала ножны.

Татары, не обращая внимания на остававшегося в полулежащем положении Киритина, бросились с разных сторон на молодого казака. Иван ужом скользил между ними, отчаянно отбивая сыпавшиеся на него со всех сторон удары, но с холодеющим сердцем понимал, что выстоять против пяти отлично тренированных бойцов ему не удастся. За два года, проведенных на Дону в постоянных тренировках в сабельном бою, он стал неплохим фехтовальщиком, но выстоять против пяти противников ему было явно не под силу. Он уже приготовился отдать свою жизнь подороже и унести с собой в могилу, хотя бы одного татарина, как вдруг один из противников внезапно будто споткнулся на ровном месте, выронил саблю и начал медленно падать. Падение его было настолько замедленным, будто он застрял в густом болоте. Через мгновение то же случилось и со вторым татарином. Иван, воспользовавшись секундным замешательством третьего, рубанул его концом своей сабли в висок и тот, пошатнувшись, упал навзничь. Два оставшихся противника с криками: «Шайтан, шайтан!» побросали оружие и обратились в бегство.

Разгоряченный боем Серко, не понимая, что происходит, обернулся назад и увидел Киритина, стоявшего в полный рост и делавшего руками плавные движения. Серко обратил внимание, что ростом он, гораздо выше, чем казался раньше, в целую сажень. Глаза его горели, словно, синим пламенем, излучая какую-то сверхъестественную энергию. Повинуясь медленным пассам его рук, оба татарина то почти горизонтально склонялись к земле, но не падали, будто их поддерживала какая-то неведомая сила, то вновь поднимались, оставаясь под углом к ней. Впечатление создавалось такое, будто они пытались преодолеть течение бурной реки. Ивану показалось, что смуглое лицо Киритина словно окаменело, а синие, жгучие глаза его живут своей собственной жизнью. Наконец, Киритин резко свел руки вместе и оба татарина схватившись руками за головы, медленно опустились на землю.

Глава четвертая. В учениках у мага

К изумлению и радости молодого казака, у сраженного им в бою татарина и у двух других, которые все так же продолжали безвольно сидеть на земле, покачивая головами, в карманах халатов оказались тугие кожаные кошели, доверху набитые золотыми монетами, а, кроме того, в их широких поясах нашлось изрядное количество драгоценных камней: алмазов, рубинов и изумрудов. Трофеями Серко поделился с Киритином. Тот вначале отказывался, но Иван убедил его взять половину.

— По большому счету, ты спас меня от верной смерти, — честно признался он.

— Ну, значит, по вашим обычаям мы квиты, — улыбнулся Киритин, — хотя я никогда не забуду, что ты прежде спас меня. А по законам горцев жизнь спасенного принадлежит спасителю.

— А ты, горец? — поинтересовался Иван.

Тот отрицательно покачал головой.

— Нет, но я знаю обычаи горских племен.

Переговариваясь, они вскоре добрались до своих. Киритин из чалмы одного из татар сделал себе нечто вроде тюрбана, а поверх своих лохмотьев накинул татарский халат. Серко доложил куренному атаману, что это спасенный им пленный и он будет находиться при нем. Тот пожал плечами, мол, дело твое, запорожцы захватили в плен несколько тысяч татар, поэтому на странного незнакомца никто не обратил внимания.

Вот так Киритин вместе с Серко оказались в Запорожской Сечи. Иван, ближе узнав запорожцев, решил на Дон не возвращаться — обычаи Запорожья ему понравились больше. В отличие от донцов, где всеми делами вершил Круг и атаманы, у запорожцев господствовала вольница. Кошевой решал вопросы лишь общего административно-хозяйственного характера, куренные атаманы отвечали за обучение казаков, заготовку провианта и фуража к зиме, но каждый казак был лично свободен и мог покинуть Сечь в любое время. Были общие неписаные законы, которых следовало придерживаться, а в остальном каждый мог поступать, как ему вздумается. Хотя для зачисления в запорожцы уже необходимо было исповедовать греческую веру, церкви и священников у них еще не было.

По прибытию на Сечь Серко вскоре без проволочек был зачислен в запорожцы, хотя возрастом еще и не вышел. Правда, особенно его возрастом никто и ие интересовался, так как выглядел он года на два старше, чем был на самом деле.

Кирик, или Кирюха — такое прозвище Киритин получил у казаков, от этой чести уклонился. Однако, даже не будучи официально принят на Сечь, он пользовался у казаков огромной популярностью, так как умел излечивать не только раны, но и болезни. Еще, когда казаки только выступили из Кафы в обратный путь, ему удалось излечить несколько тяжело раненых, спасти которых казалось невозможным, настолько серьезными были их ранения. Серко видел, как Киритин это делал и не мог придти в себя от изумления. Закрывшись в походном шатре, он просто неподвижно сидел рядом с раненым, как будто погрузившись в оцепенение. Между тем раны на теле его пациента затягивались буквально на глазах. Ко времени прибытия на Запорожье Киритин уже получил широкую известность, как врачеватель, и старые седоусые деды — знахари, которые ходили с казаками в крымский поход, отправляли к нему больных в сложных случаях, с уважением говоря:

— Ступай, сынку, к нашему «дохтуру», он исцелит.

Поздней осенью, когда численность казаков на Сечи сократилась до полутора — двух тысяч и у Киритина стало много свободного времени, он сказал Ивану:

— Пора, мой друг, приступать к обучению тому, что я тебе обещал тогда в Кафе. Помнишь?

— А у меня получится? — неуверенно спросил казак.

— Я покажу тебе путь к познанию истины, — серьезно ответил Киритин, — а уж сумеешь ли ты осилить его, зависит только от тебя. А пока сосредоточься и посмотри мне в глаза.

Серко посмотрел в лицо Киритина. Взгляд его жгучих синих глаз в глубоких впадинах глазниц погрузился в темно-ореховые глаза казака. Иван почувствовал, что из этих глаз струится энергия, которая начинает переполнять его, он впал в оцепенение и пришел в себя лишь от звука слов Киритина:

— Ну, вот и все, теперь ты готов к познанию того, чему я тебя стану учить. Теперь я знаю о тебе много такого, о чем ты сам не догадываешься.

Серко у с удивлением посмотрел на него, не поняв, что тот имеет в виду.