Обитатели миража - Абрахам Меррит

– Нет, – ответил я.

И услышал резкие возбужденные выдохи. Старик встал за мной и закрыл мне глаза руками.

– А это… помнишь?

В моем мозгу все смешалось, затем я увидел картину, увидел так ясно, будто смотрел на нее открытыми глазами. Я ехал верхом по оазису прямо к квадратному входу в скалу. Но это вовсе не был оазис. Город, с садами, с широкой рекой, сверкающей в нем. И хребты не из обнаженного красного песчаника, а покрыты зеленью и деревьями. За мной скачут другие – мужчины и женщины, похожие на меня, красивые и сильные. Вот я уже у входа. Мощные колонны окружают его… вот я спешился… спешился с большого черного жеребца… вхожу…

Я не буду входить! Если войду, я вспомню… Калкру! Я бросился назад, наружу… почувствовал руки у себя на глазах… руки старого жреца. Спрыгнул с кресла, дрожа от гнева. Лицо его было добрым, голос мягким.

– Скоро, – сказал он, – ты вспомнишь больше!

Я не ответил, стараясь подавить необъяснимый гнев. Конечно, старик пытался загипнотизировать меня; я видел то, что он хотел, чтобы я увидел. Не зря уйгурские жрецы имеют репутацию колдунов. Но не это вызвало во мне гнев такой сильный, что потребовалась вся моя воля, чтобы не сорваться в вспышке безумия. Нет, это что-то связанное с именем Калкру. Что-то находится за входом в скалу, куда меня чуть не ввели насильно.

– Ты голоден? – внезапный переход жреца к практическим проблемам вернул меня к норме. Я громко рассмеялся и ответил: «Очень. И к тому же хочу спать». Я опасался, что такая важная персона, какой я, по-видимому, становлюсь, должна будет есть в обществе верховного жреца. И почувствовал облегчение, когда он передал меня в руки уйгурского офицера. Уйгур следовал за мной, как собака, не отрывал от меня взгляда и ждал, как слуга, пока я ел. Я сказал ему, что хотел бы спать не в каменном доме, а в палатке. Глаза его сверкнули, и впервые он произнес что-то, кроме почтительных звуков.

– По-прежнему воин! – одобрительно сказал он. Для меня поставили палатку. Прежде чем лечь спать, я выглянул из нее. Уйгурский офицер сидел у входа, и двойное кольцо вооруженных уйгуров окружало мою палатку.

На следующее утро ко мне явилась делегация младших жрецов. Мы прошли в то же здание, но в гораздо меньшее помещение, в котором совсем не было мебели. Здесь меня ждали верховный жрец и его помощники. Я ожидал множества вопросов. Меня ни о чем не спросили. Жреца, очевидно, не интересовало мое происхождение, откуда я и как оказался в Монголии. Казалось, его вполне удовлетворяло, что я оказался именно тем, кого они надеялись увидеть, – кто бы это ни был. Больше того, у меня сложилось впечатление, что они очень торопятся завершить план, начатый уроками языка. Верховный жрец перешел прямо к делу.

– Двайану, – сказал он, – мы вызовем в твоей памяти определенный ритуал. Слушай внимательно, смотри внимательно, повторяй точно каждую интонацию, каждый жест.

– Для чего? – спросил я.

– Узнаешь… – начал он и гневно прервал себя. – Нет! Я скажу тебе сейчас! Для того, чтобы эта пустыня снова стала плодородной. Чтобы уйгуры вернули себе свое величие. Древнее святотатство против Калкру, чьим результатом стала эта пустыня, должно быть искуплено!

– Какое отношение я, чужак, имею ко всему этому?

– Мы, те, к кому ты пришел, не обладаем древней кровью, чтобы вызвать все это. Ты не чужак. Ты Двайану – Освободитель. У тебя чистая кровь. И только ты, Двайану, можешь изменить судьбу.

Я подумал, как обрадовался бы Барр, услышав это объяснение, как торжествовал бы он над Фейрчайлдом. Я поклонился старому жрецу и сказал, что готов. Он снял с моего пальца кольцо, снял со своей шеи цепь вместе с ящичком и велел мне раздеться. Пока я раздевался, он сам сбросил одежду, и все окружающие поступили так же. Жрец унес наши вещи и скоро вернулся. Я смотрел на сморщенные обнаженные тела стариков, и у меня вдруг пропало всякое желание смеяться. В ритуале было что-то зловещее. Урок начался.

Это был не ритуал, скорее воззвание к духу, еще точнее – вызывание Существа, Власти, Силы, именуемой Калкру. И сам процесс, и жесты, его сопровождающие, были чрезвычайно любопытны. Отчетливо звучали архаические формы уйгурского языка. Многие слова я не понимал. Очевидно, они передавались от жреца к жрецу с глубокой древности. Даже равнодушный прихожанин счел бы их богохульными и проклятыми. Но я был слишком заинтересован, чтобы думать об этой стороне происходящего. У меня появилось то же странное чувство знакомого, какое я впервые ощутил при имени Калкру. Однако на этот раз я не испытывал отвращения. Я все воспринимал очень серьезно. Не знаю, связано ли это с объединенной волей двенадцати жрецов, которые не отрывали от меня взглядов.

Не стану повторять, передам только суть. Калкру – это Начало-без-Начала и он же – Конец-без-Конца. Он – Пустота без света и времени. Уничтожитель. Пожиратель жизни. Разрушитель. Растворяющий. Он не смерть – смерть лишь часть его. Он жив, очень активен, но его жизнь – это антитезис Жизни, как мы понимаем ее. Жизнь вторгается, тревожит бесконечное спокойствие Калкру. Боги и люди, животные и птицы, все существа, растения, вода и воздух, огонь, солнце, звезды, луна – все растворится в Нем, живом Ничто, если он этого захочет. Но пока пусть они существуют. К чему беспокоиться, если в конце концов все придет к Калкру? Пусть Калкру отступит, чтобы жизнь могла войти в пустыню и снова расцвести здесь. Пусть он касается лишь врагов своих верноподданных, так чтобы эти верноподданные снова были велики и могучи – свидетельство того, что Калкру есть Все во Всем. Ведь это всего лишь на мгновение вечности. Пусть Калкру проявит себя и возьмет то, что ему предлагают, как доказательство, что он услышал и согласился.

Там было еще много всего, но в этом суть. Ужасная молитва, но я не испытывал ужаса – тогда. Все повторили трижды, и я твердо усвоил свою роль. Верховный жрец провел еще одну репетицию и кивнул жрецу, который унес нашу одежду. Тот вышел и вернулся с одеждой, но не прежней. Он дал мне длинный белый плащ и пару сандалий. Я спросил, где моя одежда; старик сказал, что мне она больше не нужна, что отныне я буду одеваться, как подобает мне. Я сказал, что это хорошо, но я хотел бы иногда взглянуть и на свою старую одежду. Он согласился.

Меня отвели в другую комнату. На стенах висели поблекшие рваные шпалеры. На них изображались сцены охоты и войны. Здесь были также сидения странной формы, металлические, может быть, медные, но может, и золотые, широкий и низкий диван, в углу копья, лук и два меча, щит и бронзовый шлем в форме шапки. Все, включая ковер на полу, казалось очень древним. Здесь меня вымыли, побрили и подстригли мои длинные волосы – все это сопровождалось очистительным ритуалом, иногда просто поразительным.

После этого мне дали хлопковое белье, укрывшее меня с ног до шеи. Затем брюки, длинные, свободные, с широким поясом, связанные как будто из золотых нитей, непонятным образом приобретших мягкость шелка. Я с интересом заметил, что вся одежда тщательно заштопана и починена. Интересно, сколько столетий уже мертв человек, который первым надел ее? Затем последовала длинная, похожая на блузу рубашка из того же материала, на ноги я надел нечто похожее на котурны или высокие полусапоги, вышитые сложными, но изрядно постаревшими украшениями.

Старик снова надел мне на палец кольцо и отошел, восхищенно глядя на меня. Очевидно, он не замечал следов времени в моей одежде. Для него я был великолепной фигурой из прошлого.

– Так ты выглядел, когда наша раса была великой, – сказал он. – И скоро, когда вернется наше величие, мы вызовем тех, кто живет в Земле Теней.

– Что это за Земля Теней? – спросил я.

– Она далеко на востоке, за Большой Водой, – ответил он. – Но мы знаем, что они живут там, последователи Калкру, которые бежали, когда плодородная земля уйгуров из-за святотатства превратилась в пустыню. У них такая же чистая кровь, как и у тебя, Двайану, и среди их женщин ты найдешь себе пару. И когда мы уйдем, земля уйгуров снова будет населена людьми чистой крови.

Он неожиданно отошел, и младшие жрецы последовали за ним. У двери он обернулся.

– Жди здесь, – сказал он, – пока я не пришлю за тобой.

4. ЩУПАЛЬЦЕ КАЛКРУ

Я ждал около часу, рассматривая любопытное содержимое комнаты и развлекаясь фехтованием двумя мечами. Обернувшись, я увидел уйгурского офицера, он смотрел на меня от двери, его бледные глаза блестели.

– Клянусь Зардой! – сказал он. – Ты мог многое забыть, но не искусство владения мечом! Ты оставил нас воином и воином вернулся!

Он опустился на одно колено, склонил голову. «Прости, Двайану. Я послан за тобой. Пора идти».

Меня охватило возбуждение. Я притронулся мечом к плечу офицера. Тот принял это как обряд посвящения в рыцари. Мы прошли коридором, полным копьеносцев, и через порог дворца. Послышался громовой крик:

– Двайану!

Затем звуки труб, могучий раскат барабанов и звон цимбал.