Про любовь и не только… - Александр Эльберт

Получив послание Додика, профессор пришел в восторг и моментально переслал это послание всем членам Центра, которые, немного подумавши, согласились с профессором и утвердили Додика на роль… С этого момента он стал ценнейшим достоянием, от которого в некоторой степени зависел успех всего задуманного этой группой людей. Теперь Додик не принадлежал сам себе и судьба его была предопределена. Сам Додик об этом не догадывался прежде всего потому, что его личная жизнь не сильно изменилась – умные люди были эти члены Центра! Разве что материальные вопросы были моментально решены. Без излишеств, однако, что полностью отвечало конечной цели проекта. И возврат Додика к жене и сыну стал неизбежен: исполнитель главной роли должен быть в некотором роде примером для подражания и не должен отвлекаться «по пустякам»… И всё, больше – ни слова. Иначе кто-нибудь раньше времени подумает, что догадался, и пойдут ненужные разговоры. И хотя всё настолько невероятно, что догадаться невозможно, определенные сложности могут возникнуть. «Пьеса» затянется, а некоторые члены Центра уже не молоды и не хотели бы ждать слишком долго. Хотя с другой стороны для большинства из них участие в работе, движение к цели, изменения в… – уже привычное многоточие – гораздо интереснее конечного результата, до которого мало кто надеялся дожить… Ну вот! Немножечко проболталось на свет божий: проект большой; не просто большой, а такой БОЛЬШОЙ, что несколькими простыми словами и не опишешь. И всё. Больше – ни слова.

Додика пригласили в издательство «Вперёд, дети божьи», которое только что организовали два богатых члена Центра: один бездетный атеист и один многодетный пока-ещё-верующий. Выписали аванс, – небольшой, но достаточный для спокойной жизни и работы. Додик не хотел брать деньги вперёд – «И в самом деле бессеребряник», – подумал атеист, – но его уговорили. И попросили начать с двух тем: e и f.

– А впрочем, – сказал пока-ещё-верующий, – Пишите, что хотите. Мы посмотрим, – И переглянулся с атеистом.

– Да, да! – кивнул головой атеист. – Эти две статьи, эссе, рассказы – посмотрим, что получится, – напечатаем обязательно. А «всё, что хотите» – тоже напечатаем, но необязательно.

В повседневной жизни Додика мало что изменилось. Он всё так же часами сидел на простом деревянном стуле (бум-бум-бум…) и периодически пускал на клавиатуре компьютера пулеметные очереди. Ему были лестны довольно частые, но ненавязчивые звонки профессора, который интересовался движением от начала к концу статьи и очень незаметно, интеллегентно высказывал своё мнение и подталкивал автора в нужном направлении.

Профессор был членом Центра, и не самым молодым. И очень хотел увидеть хотя бы реальное продвижение к цели, потому что участвовать в финальной сцене задуманного спектакля он даже не надеялся.

А вот в жизни Клары что-то перекосилось. Додик получил деньги, работу – причем именно такую, какую хотел – немножко поверил в себя и судьбу, успокоился и стал гораздо меньше нуждаться в повседневной заботе «мамы». Клару это не устраивало и она продолжала обволакивать Додика домашним уютом. Как раньше. Но теперь он РАБОТАЛ и очень редко вылезал наружу из своей философской скорлупы. А Клара этого не поняла и тревожила его часто; иногда без особой необходимости отвлекала его от работы, и – что более всего раздражало Додика и быстро привело к развязке – не вовремя и не по теме.

Через пару месяцев со дна Клариной памяти уже не первый раз всплыло, что бездетные супруги могут усыновить ребеночка. Несколько бесконечно длинных дней и ночей она держала себя в узде и молчала. Её трясло от нетерпения. Она предчувствовала, нет – она точно знала, какова будет реакция Додика. Но не смогла убежать, спрятаться от себя, перетерпеть эту боль. Она ведь была простая, не очень счастливая, любвеобильная женщина; да ещё и не очень молодая.

Додик работал. Клара сидела в соседней комнате с книгой в руках, но не понимала, что читает. Закрыла глаза и стал слушать. Бум-бум… Бум-бум-бум… Бум – и вдруг стул встал на место и сразу же раздалась пулеметная очередь, через мгновение вторая, потом третья – и наступила тишина.

– «Больше не могу!» – сказала сама себе Клара и пошла.

– Додик, – чуть слышно промолвила она, входя в к нему в комнату. – Давай поженимся.

Клара думала, что тишина после пулеметной очереди означает перерыв, отдых. Она ошиблась. Додик сидел с закрытыми глазами, улыбался наплыву хороших, толковых мыслей и думал, как их получше оформить. Иначе говоря, до следующей пулеметной очереди оставалось несколько секунд. Он открыл глаза, посмотрел на Клару и застыл в ожидании. Его не было; он ничего не видел и не слышал. Кларе бы уйти, пока не поздно, но она не смогла и тихо повторила:

– Давай поженимся, я хочу усыновить ребеночка, а… – И Клара замолчала. Она увидела проснувшегося Додика и поняла, что сейчас будет. И ошиблась – Додик ничего не сказал. Но очень скоро вернулся к Вере.

9

Хотя то, что было задумано, никакого отношения к террору, революции или заговору не имело, вели себя все без исключения члены Центра, как заговорщики. Встречались нечасто, всегда в другом месте и даже в разных странах. Общение «по общему делу» – обязательно личное. Никакого интернета, телефона, почтовой переписки. И это только потому, что любая утечка информации была недопустима… Нет, нет и ещё раз нет! Никакого криминала, упаси боже! Просто это могло многократно осложнить и удлинить работу, а как раз времени у по меньшей мере половины членов Центра не было в запасе – возраст! Среди членов Центра конечно же были старые друзья, однокашники, родственники, коллеги; это было приятно, но особого влияния на работу не оказывало. Общее дело связывало гораздо сильнее и требовало полного доверия друг к другу. Холостяков почти не было и женщин было гораздо меньше, чем мужчин. Последнее быстро менялось: среди новых членов Центра, недавно допущенных ко всем таинствам проекта (д´ела, пьесы, движения, – но не революции), преобладали женщины: многодетные и совсем молодые, искренне верующие и сомневающиеся. И для всех – молодых и старых, мужчин и женщин, богатых и не очень – жизненной необходимостью стала повседневная работа, а достижение цели было только мечтой – даже для самых молодых. Глупых, примитивно мыслящих, торопыжек, алкоголиков, распутников – вообще не было. Их даже не надо было отсевать. Их просто абсолютно не интересовали ни конечная цель, ни повседневная неторопливая работа, требующая любви и долготерпения.

Конец ознакомительного фрагмента.