Марионетка - Катрин Арлей

— Не хотите ли войти, мадмуазель Майснер?

В сером твидовом костюме она выглядела ещё моложе, а легкий загар, который вчера ускользнул от внимания Хильды, выгодно подчеркивал голубизну глаз.

При её появлении хозяин улыбнулся и предложил присесть.

— Хорошо провели ночь?

— Очень хорошо. Хотя ни разу не сомкнула глаз — обдумывала ваше предложение.

— И к какому выводу пришли?

— У меня нет никаких возражений по поводу, — тут она сделала небольшую паузу, — если только их не будет с вашей стороны.

— Как видите, я рад вашему решению. А три другие претендентки покинут наш гостеприимный кров в расстроенных чувствах. Жаль, конечно, как вы считаете?

Хильда нервно рассмеялась.

— Мадмуазель Майснер, у вас есть поверенный в делах?

— О Господи, конечно нет. Зачем он мне нужен?

— Тогда кто же занимается вашими делами?

— Неудобно напоминать, но у меня нет никаких «дел», как вы их называете, за исключением того, которым мы сейчас занимаемся.

— Понятно, — он поиграл в руке карандашом. — Вы можете предложить какого-то адвоката?

— Нет, я никого не знаю.

— Возможно, мне удастся заинтересовать кого-нибудь вашим делом. У вас есть при себе документы?

— Только удостоверение личности.

— Для заключения брака придется предъявить гораздо больше: свидетельство о рождении, справку из полиции и так далее.

— Об этом я даже не подумала.

— Их получение займет много времени?

— Ну, будут проблемы. Как вам известно, я уроженка Гамбурга, а там во время бомбежки погибли все архивы. Конечно, можно запросить дубликаты, но понадобится время.

— Конечно, но с другой стороны, уже сегодня можно заполнить некоторые бланки, — сказал он и достал из ящика стола папку. — Мадмуазель Майснер, поскольку вы сирота, я предлагаю вас удочерить.

Хильда была несколько ошеломлена таким поворотом событий.

— Извините, не поняла.

— Я собираюсь вас удочерить. Для всех вы будете просто моей дочерью. Что вы об этом думаете?

Сложив руки на папке, он с улыбкой смотрел на нее.

— Это очень благородно с вашей стороны… — пытаясь собраться с мыслями, неуверенно начала Хильда.

— Не в этом дело. Поймите меня правильно, я не филантроп, а деловой человек. Ставя на вас, я должен получить гарантии.

— Простите, я не успеваю за ходом ваших мыслей.

— Вы готовы ради денег пойти на что угодно. Но это обоюдоострое оружие. Сейчас у меня нет никаких сомнений в вашей искренности, и пока вы не вышли замуж, я могу положиться на вас, как на себя самого. Но что может случиться потом? Как вы считаете, мадмуазель Майснер?

Хильда замешкалась с ответом.

— Проще всего убедить пожилого мужа, что жену преследует навязчивым ухаживанием его секретарь, — и судьба старого слуги предрешена! Не так ли, мадмуазель?

— Я никогда себе такого не позволю!

— Сначала все так говорят.

— А как удочерение даст вам гарантию?

— Все очень просто. У меня нет желания объявлять о нем публично. Этот козырь я придержу на случай, если вы забудете о нашем договоре. С другой стороны, ваш брак станет идеальным решением ваших проблем только в день смерти мужа, но у вас тут же появится возможность отплатить мне черной неблагодарностью. А это в мои расчеты не входит.

— Мы должны доверять друг другу!

— Не думаю.

— Да я возражаю, просто удивлена, вот и все.

— Рад этому. По части соблюдения взаимных интересов нет ничего лучше семейных уз. Можно потерять друг друга из виду, поссориться и ненавидеть, но семейные узы остаются незыблемы. И лучше быть отцом богатой молодой женщины, чем её прихлебателем.

Хильда откинулась в кресле и положила ногу на ногу.

— Когда же, — холодно спросила она, — я увижу своего суженого?

— Когда немного приведете себя в порядок.

— Очень мило…

— Вы приятная женщина, нет сомнений, но пока это могут понять немногие. Вам следует переменить прическу, подобрать косметику, сменить одежду, научиться красиво двигаться, готовить коктейли, поддерживать беседу на любую тему, включая международную политику, биржевые новости и достоинства скаковых лошадей, но при этом стараться не выглядеть букмекером. Это целая наука, мадмуазель Майснер, но роль Пигмалиона всегда привлекает людей моих лет. С другой стороны, мне хочется уладить с вами небольшие технические детали.

— Я сделаю все, что угодно.

— Великолепно. Будьте любезны занять мое место за столом, я хочу продиктовать вам письмо.

— Кому?

— Себе. Ваше собственноручное письмо, которое пущу в ход только в случае сомнений в получения тех двухсот тысяч долларов, которые мне причитаются после смерти вашего мужа.

— Но я уже говорила, что согласна с этим.

— Это письменное подтверждение послужит мне гарантией на случай вашей забывчивости. Сейчас оно вас ни к чему не обязывает, поскольку подпишите вы его своей фамилией по будущему мужу. Став наследницей огромного состояния, вы перешлете мне деньги, а я верну письмо. Иначе мне придется обратиться в суд. Как видите, мои действия целиком зависят от вашего поведения. Не забывайте этого, и все будет хорошо. Садитесь за стол, здесь вам будет гораздо удобнее.

Хильда встала и посмотрела ему прямо в глаза. Он в ответ взял её за плечи, на мгновение задержал и проводил к столу.

— Вы должны мне полностью довериться, как я вам, когда открыл вчера все карты. Мы стали партнерами в общем деле, постарайтесь этого не забывать. Если начнете сомневаться или попытаетесь вывести меня из игры, наши отношения на этом и закончатся. Все ещё можно изменить, и трое других кандидаток ещё не покинули Канн.

Никогда не забывайте, что только я мог раскрутить весь механизм, а без меня вам придется вернуться к своим переводам в квартиру на окраине.

— Что я должна писать?

Он достал большой лист глянцевой бумаги, протянул ей авторучку и заходил перед столом.

«Дорогой отец…»

Теперь тишину кабинета нарушал только скрип пера по бумаге.

«Я прилагаю к этому письму именной чек на двести тысяч долларов. Это окончательно уладит наши расчеты. Передаю их вам, поскольку муж мой умер. Хочу надеяться, что эти деньги помогут вам обрести покой».

Хильда подняла голову.

— Я не совсем понимаю значение последней фразы.

— Постарайтесь рассуждать логично. Если ваш муж умрет, вполне естественно, что как отец я постараюсь получить немного больше, чем причитающиеся мне двадцать тысяч. Вам следует помнить про это письмо, оно послужит мне гарантией от вашей забывчивости по поводу нашего соглашения. В этом случае я буду оспаривать законность нового завещания в свою пользу, и это письмо послужит подтверждением моей правоты.

Мне нужно обеспечить тыл. Я затеваю этот брак лишь ради этих денег. И должен быть уверен в вашем поведении.

— Продолжайте, пожалуйста.

«Пусть время сгладит все последствия, а прилагаемая сумма позволит вам провести его приятно.

Ваша любящая дочь,

Хильдегарде Корф-Ричмонд.»

— Ну, вот вы и познакомились с вашими будущими фамилиями. Должен извиниться, что не представился раньше, но теперь причина вам известна. Меня зовут Антон Корф. Как только у вас будет собственный банковский счет, подпишете чек, а пока надпишите конверт, это поможет избежать ненужной путаницы, — он продиктовал свой адрес.

— Спасибо, мадмуазель Майснер, теперь останется только подписать официальные документы.

— Какие?

— О вашем удочерении.

— Вы все продумали заранее…

— Естественно.

Хильда подписала несколько машинописных страниц и, не глядя на него, спросила:

— Но вы все-таки немец?

— Из Гамбурга. Поэтому хотелось, чтобы такой удачной возможностью воспользовалась моя землячка.

— Вы женаты?

— Конечно, нет. Я предлагаю вам отцовство, а не семью.

— И что теперь мне нужно делать?

— Готовиться. Покупать наряды, парфюмерию. Не думаю, что вам потребуются мои советы. При соответствующих средствах любая женщина может сделать себя привлекательной. Чуть не забыл: мистер Ричмонд терпеть не может зеленый цвет, помните об этом.

Хильда и в самом деле учла это замечание, когда купила себе платье, достойное принцессы. Очень скоро она поняла: женщине просто необходимо быть красивой, чтобы встречные мужчины оборачивались вслед.

Ее густые от природы волосы уложил искусный парикмахер, создав неповторимый стиль причесок. Дважды в неделю ей делали маникюр, она покупала косметику от Роша и платья от Диора.

Началась новая жизнь. Каждый вечер она ужинала в номере 306 наедине с Антоном Корфом, который вносил последние штрихи в её образование.