«В игре и вне игры» - Вячеслав Колосков

Капитан опять построил нас, представился:

– Шихин Владимир Михайлович, начальник физподготовки полка, обеспечивающего дублирующей радиосвязью Главный штаб Ракетных войск страны.

Он сообщил, что, начиная с нашего призыва, было решено сформировать роту, в которую входили бы спортсмены и музыканты.

– Мы рассчитываем, что вы станете для других сослуживцев примером в физической подготовке и будете повышать их культурный уровень, – говорил Шихин. – Но никаких поблажек и послаблений не ждите! Вы в первую очередь солдаты!

Нам повезло, прежде всего, мы были все-таки спортсменами. Да, я как связист, радиорелейщик с катушкой за спиной бегал по пять километров, занимался строевой подготовкой, заступал в наряды. Но основными нашими занятиями были все же тренировки, игры. Тогда проводились турниры на первенство родов войск, округов, товарищеские встречи между военными и командами местных предприятий.

Через день после нашего прибытия мы вышли на поле, чтобы в двусторонней игре определить основной состав полковой команды. Перед этим капитан Шихин собрал нас на первую тренировку, стал расспрашивать, кто за какие команды играл, в каких линиях. Тут выяснилось, что ворота наших соперников будет защищать Саша Кузнецов, игравший в «Динамо», одноклубник самого Яшина. Лев Иванович даже давал ему уроки вратарского мастерства. Гриша Минскер был волейболистом, но пробовал себя и в футболе, в качестве правого полузащитника. Я всегда играл на месте центрального защитника.

– А что можете нам рассказать вы? – спросил капитан Шихин парня, стоявшего рядом со мной. Темненький, невысокий, о таких говорят хилый, но шустрый, он мало чем походил на спортсмена.

– О, где я только не играл, товарищ капитан. С Шустиковым чаи распивал. Мой папа и Воронина знает, и Иванова.

– Бек? – вновь задает вопрос Шихин.

– Никак нет. Фамилия моя Ильманович.

Шеренга засмеялась. Шихин взял мяч, катнул его к ногам Ильмановича:

– До ворот отсюда двадцать метров. Попадешь в створ?

Ильманович с разбега стукнул по мячу, ковырнув при этом землю, и мяч прошел намного левее штанги. Шихин не на шутку расстроился:

– Кто ж тебя нам всучил, а, Ильманович? Ты понимаешь, что в футболе ни хитрость, ни знакомства тебе не помогут. На поле сразу видно, на что человек годится. Ты не годишься ни на что, хоть чаи можешь пить с самим Пеле.

Шихин разделил новобранцев на две команды: в первую включил тех, кто успел уже поиграть за классные команды, таких, как Саша Кузнецов. Во вторую попали мы с Минскером. На удивление, наша команда «разложила по полочкам» более маститых сослуживцев. Мы забили семь голов и пропустили всего один. Седьмой гол забил Гриша Минскер и сделал это по-пижонски. Стоял ноябрь, мы играли в шапках. Разыграли стандарт, подали верхом мяч в штрафную, Гриша в высоком прыжке снял ушанку, направил головой мяч в левую верхнюю девятку и тут же опять натянул шапку по самые уши.

Командир части полковник Юрий Андреевич Пикин, человек суровый, немногословный, поначалу отнесся без энтузиазма к созданию спортроты. Своего зама по политической части полковника Смирнова, по кличке Беда, наставлял:

– Нам важно, чтобы местный люд видел, какие мы, как служим, как поем, как играем. Единение, так сказать, армии и народа! Но при этом вожжи не отпускать!

Так оно и было. Людям, жившим в городах и деревнях, возле которых мы служили, не было стыдно за военных, дислоцировавшихся у них под боком. Естественно, они не знали тонкостей службы ракетных войск и не должны были знать. Но они видели, что в футбол мы колотили всех, на сцене играли и пели так, что посмотреть на военных артистов приезжали из других районов. Сам собой напрашивался вывод: военные – лучшие во всем! И если отдыхать так умеют, го и боевые задачи решают конечно же на высоте.

В нашей роте музыканты и спортсмены жили, можно сказать, душа в душу. В составе агитбригад вместе ездили по району. Днем мы играли с местной командой, причем часто включали в свой состав артистов (был, к примеру, у нас аккордеонист с яркой кличкой Фифа, надежно игравший в линии защиты), а вечером в сельском или районном клубе устраивали вечера отдыха, КВНы, конкурсы песни и танца. Помню, в одном из таких конкурсов мы с Сашей Кузнецовым станцевали считавшийся хулиганским тогда рок-н-ролл и заняли первое место. Ну а как же еще: военные должны быть впереди!

Нам разрешали играть за местные команды. Мы с Кузнецовым провели несколько игр за звенигородский «Спартак». Потом нас пригласили выступать на первенстве военного округа за команду кантемировцев из Алабина. Это была славная команда! Достаточно сказать, что одно время ее честь защищал Константин Локтев, впоследствии прославленный наш хоккеист и тренер.

За «Спартак» мы играли, можно сказать, не только за интерес. Нам платили по пятерке за игру. По тем временам это были деньги, на которые солдату срочной службы можно было шиковать.

Глава 6

О вожжах командир части полковник Ю.А. Пикин напоминал своему заместителю не зря.

Нам было по двадцать лет, но мы считали себя мужчинами, которым по плечу любые вершины. И в то же время были по-мальчишески безрассудны.

В свои двадцать я играл на первенство области, защищал честь округа, был комсоргом роты, и со мной почти как с равным здоровались офицеры. Такое же отношение было и к Грише Минскеру, правда, несколько по другому поводу. Минскер – общественник, заводила, поэт, его любовную лирику переписывали в блокноты неженатые лейтенанты, его стихи о нашей части цитировал с трибуны сам полковник Пикин.

И нас занесло. Однажды, надев тренировочные костюмы, мы рискнули уйти в самоволку. Первый опыт прошел успешно, с утра и до обеда никто нас не разыскивал. Безнаказанность порождает вседозволенность, и в следующий раз мы сели на электричку, поехали домой, в Москву.

Мои родители по-прежнему жили в Измайловском бараке. Квартира Гриши Минскера была на Электрозаводской, на улице Суворова. Мы заскочили сначала ко мне, потом к нему, чтобы переодеться в цивильные костюмы. Дома у Гриши нас встретил его отец Ефим Григорьевич. Это был удивительный человек. Офицером он прошел всю войну, потом работал начальником цеха на электроламповом заводе, преподавать в институте, имел научные труды. Когда мы уже выбежали из квартиры, Гриша сказал:

– Слава богу, папа не спросил, с какой стати мы явились домой.

Отцу мой друг не мог бы солгать. В семье у них было принято говорить друг другу только правду.

Итак, мы переоделись и направились... Ну попробуйте догадаться, где может спокойно посидеть и отобедать солдат срочной службы, улизнувший в самоволку?

Конечно же в ресторане «Националь». На какие шиши? А на те самые пятерки, которые платили мне в звенигородском «Спартаке». На двоих было у нас рублей тридцать, но по тогдашним ценам такой суммы вполне хватало на то, чтобы заказать по рюмке водки, салат с каким-нибудь диковинным названием, заливную осетрину, кофе. Мы выбрали столик у окна, откуда открывался вид на Кремль, Исторический музей. В конце концов, любить – так королеву!

Словом, посидели хорошо! Откуда же нам было знать, что в это самое время подполковник Смирнов, он же Беда, пришел в нашу роту, чтобы провести с бойцами одно из своих любимых воспитательных мероприятий – прочесть лекцию про уставы, честь и славу. Вообще-то такие мероприятия он проводил в масштабах полка, но для нашей роты делал исключение: «Вы носители культуры, и эту тему должны освоить как никто другой, иначе беда!»

Первым делом политработник проверил наличие личного состава. Не досчитавшись двоих и выяснив, что нас нет ни в кухонном наряде, ни на спортплощадке, ни вообще на территории военного городка, он лекцию отменил и приказал командиру взвода:

– Лейтенант Бизяев, беда у вас с дисциплиной! Самовольщиков найти и доставить в мой кабинет. По пути можете им сказать, что после гауптвахты они, скорее всего, пойдут служить в обычные подразделения, потому что не оправдали оказанное им доверие.

Бизяева мы уважали, хороший был офицер, и ребята конечно же шепнули ему, что искать нас надо на московских квартирах. Но встретиться с ним в столице нам было не суждено. Мы успели вернуться из ресторана, переодеться и прогулочным шагом направлялись на трамвайную остановку, чтобы добраться до электрички. Взводный увидел нас из окна встречного трамвая.

Словом, мы разминулись, прибыли в роту, как и рассчитывали, к вечерней поверке. Командир роты капитан Реснянский устроил нам «теплый прием», а оргвыводы обнародовал утром на общем разводе полка. Там полковник Пикин объявил нам по десять суток ареста.

Я уже говорил, что к спортсменам и музыкантам он относился хорошо, беседовал тет-а-тет со многими и о футболе, и об искусстве. Встречая меня на плацу, почти всегда говорил: