Суворов - Сергей Анатольевич Шаповалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эрцгерцог так же высказал неудовольствие, – поведал Чернов. – Но ему приказали, и он не смеет ослушаться. Все же, под свою ответственность он оставил в Швейцарии корпус в двадцать две тысячи, под командованием генерала фон Гоца. В австрийском военном кабинете готовится следующая реляция: вам, Александр Васильевич, надлежит перебросить армию в Швейцарию на соединение с корпусом Римского-Корсакова. А оттуда двинуться через Франш-Контэ во Францию.
– Лезть в горы поздней осенью? – возразил Милорадович. – Сейчас выпадет снег. Дороги станут непроходимые.
– Бог с ним, со снегом, – сказал Багратион. – В горах перевалы захвачены французами. Нам ещё предстоит пробиваться с боями.
– У вас два пути, – сказал Чернов. – Продолжать поход в Ривьеру или спешить на воссоединение к Римскому-Корсакову.
– Без снабжения австрийских интендантских служб мы не сможем вторгнуться в Ривьеру, – твёрдо сказал Милорадович.
– И корпус Римского-Корсакова надо вывести из-под удара. Двадцать тысяч против восьмидесяти – слишком большой перевес, – подсчитал Багратион.
Суворов все это время слушал, скрестив сухие руки на немощной груди и, низко опустив голову. Казалось, он спал стоя. Но вот, фельдмаршал медленно распрямился. Взглянул в маленькое окошко, откуда лился мягкий дневной свет. Перекрестился.
– Дело – дрянь, господа, – произнёс он. – Римского-Корсакова надо спасать. Как только я получу приказ с реляциями, сразу же двинемся в путь. Войскам быть готовыми к горному походу. Проверить наличие тёплого обмундирования. Проверить обувь. Больных и раненых разместить в местных госпиталях.
Багратион и Милорадович вышли. Чернов попросил меня остаться.
– Где сейчас Великий князь Константин? – спросил Чернов.
– В корпусе генерала Розенберга, – ответил Суворов. – Вы приехали за ним? Заберите его, ради бога! – взмолился главнокомандующий. – Он только стесняет меня. Великий князь Константин воспитанный и образованный юноша с хорошими манерами, но он не солдат. Я не могу доверить ему даже командовать ротой…
– О чем вы! – возмутился Чернов. – Он – Великий князь, и обязан быть в армии, чтобы своим присутствием поднимать боевой дух. Он – знамя!
– Ну, что вы, Александр Иванович, ерунду городите. Вы меня прекрасно понимаете. Он, у меня, как у собаки пятая нога. Я все время боюсь, что его ранят или, не дай Господь, убьют. У меня разве нет других забот, как только с Великим князем нянчиться?
– Конечно же, я вас понимаю, Александр Васильевич, – был вынужден согласиться Чернов. – Но император непреклонен: Константин Павлович должен оставаться при армии. Да и потом. – Чернов понизил голос. – Вывести его в Россию нет никакой возможности. Директорией подписан тайный указ: за Константина обещана большая награда. За такую сумму сами наши союзники его сдадут. Как только я с ним отъеду из армии, нас тут же схватят. Представляете, что будет, если он окажется в плену у французов?
– Даже думать страшно, – махнул рукой Суворов. – Они могут потребовать любые условия. Да хотя бы – вернуть им Италию. Вот так, просто – без единого сражения.
– И что самое страшное – император пойдёт на сделку ради сына. Вот поэтому я не могу его вывести в Россию. У меня никакой охраны. Даже если я попрошу у вас эскадрон казаков в сопровождение – нет гарантии, что мы доберёмся до Баварии.
– Но, если мы завязнем в Швейцарии, и его возьмут в плен? – предположил Суворов.
– Вот, для этого к вам послали Доброва, – указал на меня Чернов, и сердце моё заледенело в недобром предчувствии. – Ему дано тайное поручение: сделать все, чтобы Великий князь, Константин не попал в руки французов живым.
Суворов подошёл ко мне вплотную, посмотрел прямо в глаза, отошёл, недовольно встряхнув головой.
– А сможет ли он? Рука у него поднимется?
– Сможет, – уверенно ответил за меня Чернов.
– Неужели такое распоряжение дал император?
– Нет.
– Ага. Значит – Аракчеев, – сделал вывод Суворов.
– Но позвольте! – возмутился я. Обо мне тут говорят, как о деревянной кукле. Меня никто не спрашивает, что я думаю обо всем этом. Мной распоряжаются, как слепым орудием. Меня вовсе не радовала перспектива: стать убийцей.
– Молчите! – предупредил меня Чернов. – Помните пословицу: язык мой – враг мой! Вам дан приказ – извольте исполнять.
Граф Чернов велел подать свою коляску. Лошадей уже сменили на свежих.
– Даже чаю не попьёте? – удивился Суворов.
– Простите, Александр Васильевич. Вынужден отбыть по срочным делам в Рим.
– Прощайте, – махнул вслед ему рукой фельдмаршал. Когда дверь закрылась, подошёл ко мне. – Мы, с тобой, Семён, остались в дураках. Меня хотят в горы загнать, к чёрту на рога, а тебе дело поручили невыполнимое.
– Александр Васильевич, но посудите сами, как я мог поднять руку на Великого князя? – Возмущению моему не было предела.
– Тихо! – прижал он сухой перст к потрескавшимся, бесцветным губам. – Кому легче, вам, или мне? Вы Великого князя должны убить, а я – опозорить Россию, погубить армию. Но, нет, Семён, ни черта у них не выйдет. Чую, недолго мне осталось по земле ходить. Стар я. И смерть устала за мной гоняться. Но я не уйду из этого мира опозоренным. И вы не смейте думать об убийстве. Лучше займитесь делом. Какая у вас военная профессия?
– Артиллерист.
– Чудесно! И помните, в моей армии каждый солдат, каждый унтер, каждый офицер думает только о победе. Мы – русские люди. Генерал Розенберг, чёртов немец, и тот – русский. Багратион, Милорадович, Дерфельден – все они русские офицеры. Никогда они не будут отступать или, тем более, сдаваться в плен. Умрут, но не сделают ни шагу назад. Не бойтесь. – Он похлопал меня по плечу. – Вы смелый человек, коль с Ушаковым целый год воевали. Честь свою вы не запятнаете. А Аракчеев ваш, уж извините, – дурак. Опасный дурак.
* * *
Где-то надо было остановиться на ночлег. Мне удалось найти в этом маленьком городке квартиру. Вернее, нашёл её мой ординарец. Ко мне Милорадович приставил расторопного солдата. Невысокий, коренастый, ходил аршинными шагами. Всегда чисто выбрит, усы расчёсаны. Мундир идеально чист и отглажен. С моими вещами он не церемонился:
– Ну и барахла у вас, ваше благородие! Мешок, сундук, да ещё коробка с пистолетами. На кой все это вам? Наши офицеры в начале похода тоже барахла с собой навезли. Есть такие, которые даже гончих собак прихватили. А теперь все бросили. Война – работа серьёзная. Вон, один офицер молодую жену с собой взял. Его убили недавно, а барышня теперь страдает.
– А что с собаками стало? – поинтересовался я.
– Так, подохли. Тут самим жрать нечего, а он – собак. Голодали, падали наелись, да передохли.
– А ты сам
