Ночь не наступит - Владимир Понизовский

Он отодвинул щеколду. Направился по тропке к дому. Девчонка мыла в сенях пол. Антон увидел в сумраке белые ноги.

Девчонка распрямилась, оглянулась. Отвела ладонью волосы с раскрасневшегося лица.

— Вы к дедушке? — и пропела: — Деда-а!

Уже из дверей комнаты позвала:

— Заходьте!

Чтобы не натоптать на еще сыром янтарном полу, он на цыпочках прошел в горницу.

От стола поднялся дядя Захар. Лицо его было землистым, густо проступили оспины.

— Вернулся, — проговорил он.

— Понимаете: филенка... — виновато начал студент.

— Слава богу, хоть ты, — старик тяжело опустился на скамью. — Жандармы схватили наших на Васильевском. Четверых. Ночью. Такого же студента я послал раньше. И его тоже...

Антону почудилось, что пол, как настил моста, завибрировал под ногами. Он оглянулся. В распахнутую дверь было видно: босая девчонка мыла крыльцо.

— Все равно, дядя Захар, — он перевел дыхание. — Все равно я решения своего не переменил.

По Петербургу неслись слухи.

В салоне «Северной Пальмиры» — промышленно-коммерческого клуба — громко спорили:

— Право, страхи неосновательны, господа: правительство не решится нарушить законы, не поднимет руку на Думу!

— Вы не знаете Петра Аркадьевича: железный человек. Убирает с дороги всех, кто ему неугоден. А уж Дума!..

— Молод и прыток, Россия не знала таких молодых премьеров. Но сам государь торжественно изрек — воспроизвожу дословно: «Манифест, данный 17 октября, есть полное и убежденное выражение моей непреклонной и непреложной воли и акт, не подлежащий изменению».

— Ну и память у вас, батенька! Профессорская!

— Благодарю, я еще приват-доцент. Однако ж осмелюсь сказать: идти против исторического процесса так же нелепо, как воевать с ветряными мельницами. Демократизация жизни русского общества началась, и никакими искусственными мерами ее не остановить!

— Позвольте полюбопытствовать: не означают ли карательные экспедиции генерал-адъютанта Орлова в Прибалтику и генерал-адъютанта Ренненкампфа в Восточную Сибирь именно этой демократизации?

— Зачем брать крайности, господа? У моего тестя у самого имение под Пензой спалили!

— А Орлов в Лифляндии под сто деревень подпустил петуха!

— Не бунтовало бы мужичье — не пришлось бы и жечь!

— Мы отвлеклись от темы, господа. Меня интересует конкретный вопрос: распустят вторую Думу или не распустят?

— Туда ей и дорога. Дума — красный платок перед глазами разъяренного быка.

— По-вашему, русский народ — это разъяренный бык?

— Не ратуйте за весь народ, любезнейший. Благоговение перед самодержавной властью, сокрытое в тайниках русской души, неколебимо. А бунтуют инородцы и анархисты.

— Нет уж, извините! Я не инородец и не анархист! Но свобода, завоеванная нами семнадцатого октября...

— Виноват-с, запамятовал, что вы теперь октябрист!

— Ошибаетесь, я конституционный демократ!

— Успокойтесь, господа. Зачем так горячо? Стоит ли тратить нервы, право? Дух времени — распад и деморализация, пропади все пропадом. По мне, что парламент, что абсолютизм, что анархия а-ля князь Кропоткин.

— Действительно, какая разница, если в ресторане у Палкина сегодня стерлядка?

— Превосходная идея!

— И я не откажусь.

— Так не будем, терять времени, господа! Петровская отлично идет к стерлядке!

— Едем с дамами?

— Со своими пряниками в Тулу? Какой вы, право, приват-доцент!..

Петр Аркадьевич волновался. Он понял это, вдруг увидев, что бессмысленно передвигает с места на место лупу, ножницы, футляр от очков. Глупо... Нервы.

В голове его вертелась фраза. То разрастаясь на всю комнату, от стены до стены, то уменьшаясь до размеров булавочной головки. Петр Аркадьевич знал цену изреченному слову. Все материальное со временем превращается в прах. Свидетельства тому — руины Афин, развалины римского Форума. В истории остаются деяния великих людей. Но даже когда забываются и деяния, остаются произнесенные ими слова. Vae victis![3] Кто помнит того галла — каким он был, что сделал? А фраза вечна. Так и его слова останутся в истории, и через столетия их будут повторять неведомые ему потомки. Поэтому он готовится к каждому выступлению с трибуны, как к турниру на ристалище. И каждая произнесенная им фраза — его мысль, предназначенная для скрижалей. И эта тоже. Он произнесет ее после паузы. А потом, усилив голос, повторит в конце речи.

Он вышел из-за стола, остановился у зеркала, занимающего весь простенок. Безукоризненно черный галстук с бриллиантовой булавкой, жесткий воротник. Лицо выразительное, суровое: высокий, с огромной залысиной, лоб, коротко стриженная густая борода лопаткой и усы, закрученные кольцами. Прямые густые брови. Строже свести их. Еще строже... Он вскинет руку так... Нет, короче и энергичней. Вот так:

— Вам нужны великие потрясения — мне нужна великая Россия!

Он прислушался к своему голосу. Да, именно так.

Вернулся к столу. Достал из сейфа скрепленные сшивателем листы.

«1907 года, мая 31 дня. Судебный следователь по важнейшим делам Санкт-Петербургского окружного суда Зайцев, рассмотрев настоящее дело, нашел следующее:

5-го мая 1907 года Охранное отделение при Санкт-Петербургском градоначальнике получило сведения о том, что тайное преступное сообщество, именующее себя «военной организацией Российской социал-демократической рабочей партии», выработав текст наказа от чинов войск Петербургского гарнизона социал-демократической фракции Государственной думы, организует депутацию, составленную из нижних чинов войск, находящихся в Петербурге, которая должна вручить этот наказ социал-демократической фракции, имеющей свои заседания во фракционной квартире под № 4 дома № 92 по Невскому проспекту, занимаемой членом Государственной думы Иваном Петровым Озол.

Наружным наблюдением, учрежденным за квартирою Озола, было установлено, что 5-го мая в промежуток от 6 до 8 часов вечера в квартиру Озола вошли и через некоторое время из нее вышли: матрос гвардейского экипажа с известною девушкою, лицо, состоящее под наблюдением и известное полиции в качестве ответственного организатора военной организации, один нижний чин и пять человек переодетых солдат.

Ввиду сего и в целях задержания как депутации от нижних чинов, так и других членов тайного сообщества военной организации, находившихся в квартире Озола, полиция 2-го участка Литейной части в 8 часов 40 минут вечера 5 мая взошла в квартиру Озола и за отсутствием судебного следователя предъявила требование о производстве обыска и задержании лиц, участвовавших в незаконном собрании...»