Городок Нонстед - Марцин Мортка

Под распечатками статей из Интернета лежал детский рисунок, выполненный цветными мелками. Натан присмотрелся, и по его плечам прошла холодная дрожь. На рисунке была маленькая девочка с бантиками на косичках и высокое существо с рогами. Девочка улыбалась, монстр — нет. Но они держались за руки.

— Мне это отдала Элис Виккерс, учительница дочери, — пояснила Анна. Рассеянным взглядом она уставилась в никуда. — Мы приятельницы, даже, можно сказать, подруги. Она принесла мне это две недели назад. И спросила, нет ли у нас семейных проблем. Тема рисунка была: “Мой лучший друг”.

— Понятно, — пробормотал Натан и отложил рисунок, будто бы тот жег его пальцы. — Не удалось с дочкой обсудить эту тему? Выбить эти разговоры из ее головы?

В глазах Анны блеснуло раздражение, но голос оставался спокойным:

— Ничего не могла выбить из ее головы. Все указывает на то, что она не просыпается. Как-то заглянула и увидела, что дочь сидит на краю кровати и смеется с закрытыми глазами. Что же до душеспасительных бесед и увещеваний… Поверь мне, я пробовала. Нет матери, которая не будет сражаться до последнего за свое дитя. Я поняла, что это странный голос имеет для нее большое значение. Большее, чем я и мое беспокойство. Я поняла, что если не пойду на уступки — не соглашусь с их разговорами — Ванесса отдалится от меня. И потянется к этому демону, или кем он там, черт дери, является. — В ее глазах появились слезы. Натан уставился на свои ногти и закусил губу.

— Пора мне что-то сказать, так ведь? — пробормотал он. — Трудно это все понять, можешь мне поверить. Мне кажется, что ты воспринимаешь меня как экзорциста. Думаешь, что то, о чем я писал, это наука, в которую я углубился? Рассчитываешь, что я действительно разбираюсь в духах, демонах и оборотнях и смогу помочь решить проблему твоей дочери?

— Нет. — Анна на него не смотрела. — Уже нет. Утратила надежду, когда увидела твою реакцию у комнаты Ванессы.

— Послушай, мне жаль, но…

— Ладно. Мне кажется, ты вновь цитируешь какой-то фильм.

— Нет, это ты послушай, — прошипел Натан со злостью. — У тебя проблема, огромная проблема. Невообразимая для меня. Но это не дает тебе права оскорблять тех, кто не способен тебе помочь!

— Ну, конечно. Ты прав. — Анна смотрела на него с нескрываемым презрением. — Как мне плохо.

— Я не медиум или охотник на вампиров, — повторил Натан. — Знаю о мире сверхъестественного только то, что вычитал из книг или википедии. Все остальное — игра моего воображения. Только воображения. Я не проводил психологических или парапсихологических исследований. Я не доктор страхологии. Сидел по вечерам у лэптопа и писал. Потом мне повезло с агентами, и вот результат. В этом столько же магии, что и в маркетинговом исследовании.

— Специалист по маркетингу не очаровывает тысячи людей разных возрастов. Его работы не становятся объектом дебатов и репортажей. У него нет фанов, которые могут застрелиться из-за его работ.

Натан прикусил губу.

— Если ты проводила такие детальные исследования, то должна знать, что суд Филадельфии не признал меня виновным, — прошипел он сквозь зубы. — Я не чувствую себя виноватым в смерти того паренька. Моя книга…

— Ладно, ладно, не заводись. С меня достаточно демонстрации обидчивости. — Анна вздохнула и допила остывший чай. — Я — идиотка и все. Думала, что… А, уже неважно. Утопающий не хватается за лезвие, а я… Может, еще не тону, но уже вижу руку, пишущую слова на стене.

- “Мане, текел, фарес”, - нехотя Натан усмехнулся. — Меня зовут не Фокс Малдер, но, возможно, я смогу тебе помочь. Может, ты пробовала записать эти разговоры?

Анна достала из кармана флэшку и толкнула ее к Натану по столешнице.

— Пожалуйста, — прошептала она. — Хотя, не ломай себе над этим голову, ладно? Я сейчас на таком этапе, что обещания помощи ничего не дают. Нет ничего горшего, чем обманутые надежды.

— Ты просто обратилась не к тому парню. Тебе нужен священник, или психолог, а может — экзорцист.

— Тебе пора уходить. Утром будут звонить из страховой компании.

Я живу в месте, которое любой уважающий себя человек использовал бы как кладовку. Это закуток на задворках “Мэддиз”. Он возле входных дверей, и, скорее всего, когда-то кладовкой и был.

У меня есть умывальник, туалет, старая армейская кровать и небольшой калорифер, несколько картонных коробок для разных вещей, шкаф и старый стол с компьютером. У меня есть даже окно, но я его давно не мыл. Иногда заносит запах гнили, но это только с минуту после того, как откроешь дверь. Бывает темновато, но зажигаю лампу, свисающую с потолка. Бывало холодно, но тогда приносил из магазина вентилятор и справлялся.

Я могу справиться со всем. Главное — иметь свой угол. Уже более десяти лет обитаю здесь.

Как только застрекочет старый будильник, я вылезаю из-под одеяла, чищу зубы, спрыскиваюсь каким-то лосьоном — мистер Уилсон, шеф “Мэддиз”, не хочет, чтобы я слишком сильно вонял, одеваю идиотскую форму работников магазина, растягиваю губы в улыбке и иду на работу.

Затем 8-10 часов занимаюсь именно тем, чем уважающий себя человек заниматься бы не стал. Собираю мусор на стоянке, подравниваю тележки, мою пол и окна, иногда ставлю цену на товары в магазине, иногда помогаю клиентам отнести купленное к машине. Случается даже, что работаю кассиром, хотя этого не люблю. По правде говоря, это единственная вещь, которая мне здесь не нравится. Серьезно. Потому что остальное было превосходно.

И так уже много лет. Двенадцать или тринадцать. Уже и не знаю. Не помню даже, когда ушел от Элизабет. Помню только момент, когда принял это решение. Это было тем вечером, когда она пересмотрела бабских фильмов и много выпила. Сначала она захотела секса. Она добилась своего, и ничего ее не сдержало. Даже то, что заглядывал ей под юбку в среднем раз в месяц и то ненадолго. Я почувствовал, что сопротивление бессмысленно, поэтому лег и ждал — чем же все это окончится. Правда ждал, потому что Элизабет вдруг вспомнила о существовании позиции “наездника”. Через пятнадцать минут стонов и криков, она зарычала и обвинила меня в том, что я ей изменяю. Я не взорвался горьким смехом, не осмеял ее, не стал объясняться. Нет, решил устроить спектакль.

Сдвинул ее с себя — что было делом не легким — поволок к зеркалу и показал ей невысокого человечка с синяками под глазами, редеющими волосами, нездоровой кожей, заметным брюшком, тонкими ногами и волосатыми плечами.

— Опомнись, женщина, — спокойно сказал я. Мне было все равно. Я ушел без театральных жестов. Не было хлопанья дверями, слез, выкрикивания ругательств. Я проснулся, сказал что-то, что-то съел, собрал самое необходимое и убрался к черту на кулички.