Спас на крови - Юрий Гайдук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Цель его приезда в Москву, естественно, не известна? — то ли спросил, то ли сам для себя уточнил Стогов.
— Я же говорил тебе: ждем представителя посольства. Надеюсь, он что-нибудь прояснит. По крайней мере, этот номер был бронирован через американское посольство.
Головко хотел было добавить еще что-то, но в этот момент хлопнула входная дверь, послышался хорошо поставленный голос начальника службы безопасности, и Головко негромко произнес:
— Если не ошибаюсь, наш америкос пожаловал.
Следователь не ошибался. В дверном проеме нарисовался костюм в серую «елочку», следом за ним в спальню прошел высокий рыжеволосый мужчина лет сорока, на удлиненном лице которого можно было прочитать положенную в подобных случаях скорбь и занятость делового человека одновременно. Представив Стогова и следователя прокуратуры, Маканин счел нужным назвать и американца:
— Господин Хиллман.
— Артур Хиллман, — посчитал нужным поправить Маканина американец и скорбно вздохнул, всматриваясь в лицо покойника.
— Вы его знали? — спросил Стогов.
Хиллман отрицательно качнул головой.
— Лично не знал. Хотя и был предупрежден о его приезде. Американец говорил без малейшего акцента, и это невозможно было не заметить.
— Кто его встречал в аэропорту?
— Моя помощница и шофер. Они же его и в гостиницу привезли.
— Что, настолько важная персона? — заинтересовался Головко, неплохо знакомый с теми порядками, что были установлены в американском посольстве. Машина и сопровождающая предназначались далеко не каждому.
Хиллман перевел взгляд на следователя прокуратуры, который неизвестно зачем задал этот не очень-то корректный вопрос. В его глазах читался вопрос, полный немой укоризны: «Умер далеко немолодой человек. Умер своей смертью, в гостиничном номере, в постели. Так при чем здесь, простите, важность его персоны?» Однако он счел за лучшее не вступать в перепалку.
— Я не могу сказать точно, насколько весом был господин Державин в Америке, однако насчет него звонил граф Воронцов, один из столпов русской эмиграции, и вот он-то и попросил меня позаботиться о его очень близком друге.
— А что-нибудь еще, кроме «друга»? — не отставал Головко, чем вызвал откровенную неприязнь на лице Маканина.
Однако Артур Хиллман оставался по-прежнему уравновешенно-спокойным; сплошная любезность. Видимо, вспомнились полицейские порядки в его родной Америке, и на этом фоне вопросы следователя московской прокуратуры могли показаться ему безобидно-детскими.
— Что еще кроме «друга»? — как бы сам про себя произнес Хиллман. — Ну-у, пока что мне известно немногое, но могу сказать точно, что ваш бывший соотечественник являлся ведущим экспертом по искусству. В Америке, естественно.
Последнюю фразу, очень коротенькую, но довольно емкую, он произнес с едва скрываемой издевкой в голосе, и на это не мог не обратить внимание Стогов.
— Что ж, — развел он руками, — все лучшее — друзьям.
Премудрый Хиллман только усмехнулся уголками губ. Это уж точно: мы вам — демократию и «ножки Буша», вы нам — своих лучших специалистов. Бартер!
— Выходит, поездка предполагалась деловая?
— Да какая разница! — неожиданно взвился Маканин, не в силах, видимо, сдержать крайнего презрения и удивления, вызванного профессиональной бестактностью следователя. — Был ли это частный визит, деловая поездка или ностальгическое возвращение на родину? Умер человек! И наша обязанность, наш долг в конце концов…
— О долге и обязанностях мы с вами чуток попозжей поговорим, — осадил не в меру ретивого секьюрити Головко, — а пока что я хотел бы знать, с какой целью господин Державин прилетел в Москву.
— Ну, знаете!.. — до корней волос покраснел Маканин, с которым, видимо, давно уже никто не разговаривал в подобном тоне. Да еще в присутствии сотрудника американского посольства! Впрочем, и его, служивого, можно было понять.
Он повернулся лицом к Хиллману, как бы говоря тем самым, что воля ваша — можете отвечать, а можете и послать куда-нибудь подальше этого следователя с его дурацкими вопросами, однако вышколенный профессионал Хиллман посчитал вопрос следователя вполне уместным.
— Да, — утвердительно кивнул он аккуратно подстриженными рыжими вихрами. — Поездка действительно предполагалась деловая, видимо, связанная с очередной экспертизой какой-либо иконы или картины, хотя утверждать этого я не могу.
В этот момент в дверном проеме выросла фигура врача, констатировавшего смерть Державина.
— Ну что, можно увозить? — спросил он, многозначительно постучав указательным пальцем по циферблату наручных часов.
Получив утвердительный ответ, он кивнул двум санитарам, что скучали на небольшом диванчике, и те, профессионально перевалив тело покойника с кровати на носилки, двинулись к выходу.
— О Боже! — пробормотал вслед Маканин, и его тоже можно было понять.
— У вас еще будут ко мне вопросы? — спросил Хиллман, обращаясь к следователю. — А то, как сами понимаете…
И он точно так же, как это проделал врач, постучал пальцем по массивному корпусу дорогих часов.
Еще несколько минут … Чистая формальность.
— Осмотр вещей? — догадался Хиллман.
— Да. И желательно в вашем присутствии.
На осмотр довольно вместительного кожаного чемодана на колесиках и багажной сумки Державина ушло не более получаса, и когда все было закончено, Головко негромко произнес, выкладывая на журнальный столик совершенно новую, видимо купленную специально для этой поездки записную книжку, в которой было всего лишь несколько записей, и папку с какими-то бумагами и фотографиями одной-единственной иконы с ликом Христа.
— Господин Хиллман, надеюсь, вы не будете против, если эту папочку и записную книжку я на какое-то время возьму с собой? Хотя бы до окончательного установления истинной причины смерти господина Державина.
— Я не по-ни-маю! — буквально застонал Маканин, злыми глазами уставившись на Головко. — О каком еще, к черту, «установлении истинной причины смер-рти» может идти речь, когда и так все ясно?
— Ну, ежели вам все ясно, — хмыкнул Головко, — то я перед вами, дорогой мой, только шляпу могу снять.
— Но ведь есть же заключение врача! — не сдавался начальник службы безопасности, отстаивая незапятнанную репутацию своей гостиницы.
— Предварительное заключение, — осадил Маканина Стогов, которому, откровенно говоря, и самому не очень-то нравился весь этот сыр-бор вокруг смерти российского эмигранта.
— Неужели есть основания сомневаться в чем-то? — поддержал Маканина Хиллман, мельком просмотрев содержимое светло-коричневой папки из тонкой кожи.
— Упаси Бог! — совершенно искренне заверил его Головко. — Но, как сами понимаете, порядок есть порядок.
Когда все формальности были утрясены и Хиллман в сопровождении извиняющегося Маканина покинул номер, Стогов спросил, кисло улыбнувшись:
— Ты что, действительно думаешь, что здесь может быть какой-то криминал?
Головко на это только вздохнул да руками развел, проговорив привычное:
— Вскрытие покажет.
Глава 2
Апрель в Нью-Йорке тот самый месяц, когда тысячи любителей здорового образа жизни высыпают по утрам на авеню и стриты, свято веруя в то, что
