Из тупика. Том 2 - Валентин Пикуль

– Что скажешь, Мишель? – спросил Вальронд.

– Что скажет адмирал Кэмпен? – ответил Басалаго.

– Но ведь… Это же разглашение тайны государства!

– Где ты видишь в России государство? Ты просто глуп, Женечка, и скажи – когда поумнеешь?

Вальронд ответил ему:

– Скоро, Мишель. Скоро я, на радость тебе, стану совсем умным. Вроде новоявленного мурманского Спинозы или Сенеки!

Это было сказано со злостью. Но что мог поделать мичман Вальронд? Конечно же, секретная телеграмма Чичерина попала на стол адмиральского салона Кэмпена… А после ужина, когда в кают-компании «Глории» притушили огни, адмирал Кэмпен вдруг появился возле камина.

– Флаг-офицер! – позвал он, и Женька вскочил. – С сего дня, пожалуйста, не оставляйте вниманием Юрьева и все его подозрительное окружение в совдепе. Москва начинает вести натиск на нас, а этот малый понемножку ошалевает… Не буду более беспокоить вас, мичман. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, сэр!

Он остался один возле камина, и рука его, протянутая к бокалу с пивом, слегка дрожала. Мичман и сам заметил эту дрожь.

«Да, я не ошибся, – началось…»

Как хороши мурманские вёсны, – только человек, поживший возле семидесятой параллели, может оценить это расплывчатое сияние неба, этот перламутр воды и теплое присутствие Гольфстрима. Скоро, уже скоро брызнет поверху аспидных скал черемуха, упруго провиснут над водою сочные ветви сирени… Закружится голова от наплыва счастья. А ночь-то, ночь какая впереди – белым-бела, светлым-светла…

Никто и не заметил, как облетела черемуха, как обсыпалась сирень, – надвинулся июнь, почти душный для Заполярья. Вальронд умудрился загореть и под скудным северным солнцем. Его болтало все это время по рейду, между кораблями эскадры, и по улицам, между совдепом и союзными консульствами.

Из таинственной отлучки скоро вернулся Уилки с хорошим синяком под глазом; рассказал о восстании чешского корпуса в Сибири и Поволжье, задумался.

– Не рано ли? Теперь предстоит расшифровка всех наших предположений. Кстати, что слышно с Печоры?

– Славяне тихонько сидят в Усть-Цильме, а борода князя Вяземского внушает им достойное уважение.

– Вполне, – согласился Уилки; несмотря на синяк, он был в отличном настроении, поиздевался над Юрьевым и Басалаго, из чего Вальронд сделал вывод для себя: эта лавочка скоро прикроется.

Потом, потягивая виски, Уилки сообщил доверительно:

– Никак не могу разгадать, куда делся американский крейсер «Олимпия», который должен быть в наших краях. Эти разгильдяи янки болтаются по морям безо всякого плана.

– На тебя это не похоже, – ответил Вальронд, – ты славишься на Мурмане как раз тем, что все и всегда знаешь.

– Не всё, – скромно сознался Уилки. – Я вот, например, не знаю, где находится американский крейсер «Бруклин», недавно вышедший из Гонконга. А он необходим во Владивостоке!

– Это так важно? – спрашивая, Вальронд казался рассеянным.

– Да. На рейде во Владивостоке уже отзимовали японские крейсера «Ивами» и «Асахи», там стоит наш броненосец «Суффолк», одна китайская канонерка и… Куда-то провалился этот растяпа-американец. А мы должны привлечь к работе в этих краях и наших заокеанских друзей.

Вальронд задумчиво перевел взгляд на окно:

– Пари! Для начала – на десять шиллингов. За «Бруклин» я не ручаюсь, но могу сказать, где сейчас находится «Олимпия».

– Давай, – согласился Уилки с удивлением.

– Американский крейсер «Олимпия» у третьего пирса.

– Откуда тебе, Юджин, это стало известно?

– Я посмотрел в окно. Посмотри и ты, Уилки… Видишь, они уже высаживают матросов. С тебя десять шиллингов!

Действительно, с моря незаметно подошел крейсер «Олимпия». Броско горел на фоне скал штандарт САСШ – кусок синего неба, на котором рассыпаны золотые звезды штатов.

– Я проиграл, – сказал Уилки, берясь за телефон. – Но я сейчас отыграюсь… Лейтенант Мартин? Здорово, приятель. Как военно-морской атташе, сознайся по дружбе: где ваш крейсер «Олимпия»?.. Не знает, – шепнул Уилки Вальронду. – Я же говорил, что они болтаются по морям без плана… Хочешь пари, Мартин? – сказал он американцу. – Ну, для начала полсотни долларов, и так и быть: я тебе скажу, куда пропал забулдыга-крейсер.

Так Уилки рассчитался за проигрыш с Вальрондом.

– В дураках все равно остался американец, – сказал при этом дружески. – Янки люди богатые, их надо грабить без жалости. До чего же бестолковый народ: то их не дождешься, то появятся, когда их не ждешь. Этим горлопанам еще учиться и учиться… у нас! Ты Юрьева сегодня увидишь?

– Я его вижу каждый день, и он мне осточертел…

Все последние дни мичман провел в тесном общении с Юрьевым, от которого Москва потребовала, чтобы он властью совдепа запретил пребывание союзных кораблей в русских заполярных водах. Вальронду было даже интересно наблюдать, как Москва начинает поджаривать Юрьева: этот проходимец теперь шипел и брызгался, как плевок на раскаленной сковороде.

И – надо же так! – как раз в это время высший военный совет в Версале решил создать на Мурмане главную базу для проникновения в Россию с севера. Причем командующим всеми союзными войсками на севере (генерал Звегинцев, вам больше делать нечего!) был назначен опытный солдат и дипломат – генерал Фредерик Пуль. Ходили слухи, что Пуль уже в пути на Мурман.

Юрьев страдал головной болью. Делал себе малайский массаж, растирая пальцами виски и темя под белобрысыми волосенками. Брамсон стоял над ним как воплощение духа зла и таскал из портфеля бумаги – все важные. Сказал:

– Архангельск тоже протестует… Не чуется ли вам влияние Москвы на Целедфлот?

– Ну да. Там есть большевики. Чего они требуют еще?

– Архангельск настаивает, чтобы Мурманск – в вашем лице! – издевался Брамсон, – поделился с Целедфлотом углем и продовольствием, завезенным сюда добрыми союзниками.

– Конечно, – отозвался Юрьев, – я их знаю: они сами не сожрут, а отправят в Петроград… ради пролетарской солидарности; Павлин Виноградов для того и сидит в Архангельске, чтобы собирать куски там, где они валяются. А чем, – спросил Юрьев, – я буду свою шантрапу кормить? Кстати, адмирал Кэмпен еще не дал «добро» на разгрузку транспортов с продовольствием. Вон стоят на рейде. Видит око, да зуб неймет…

Вошел Шверченко, похвастал:

– Сейчас перчатки купил. У одного янки! Посмотри, Алешка, какая шкура… Говорят – лосевые. Такие бывают?

– Иди ты к черту! – заорал Юрьев, вспылив. – Дурак ты, что ли? Нам только и дела, что до твоих перчаток… Борис Михайлович, – сказал Брамсону, – это не вам, извините… А вы, мичман, – повернулся к Вальронду, – прошу, останьтесь.

Они остались вдвоем. Юрьева мутило.

– Вляпался я в эту политику… Теперь бы кишки отрыгнуть! Прополоскать их в тазу с тепленькой водичкой. Да с мыльцем! И потом заглотать обратно…

– Как жаль, Юрьев, что вы не птица ибис!

– Это еще что такое?

– Птица ибис имела столь длинную шею и такой формы клюв, что сама себе ставила клизмочку. Вам бы это тоже подошло.

Юрьев не понял, что Вальронд над ним издевается.

– А вы знаете, мичман, – сказал он вдруг с опаскою, – Басалаго-то хитрый малый: он втихую выторговал для себя охрану у англичан. Звегинцеву они тоже дали.

– Что ж, просите и вы. Дадут.

– Придется. Мне уже подкидывают анонимки. Ветлинского-то, – поежился Юрьев, – убрали чистенько. Из-за угла избушки…

– А кто убрал? – спросил Вальронд.

– Заугольники, – ответил Юрьев непонятным намеком.

…Был теплый июньский день (слишком теплый для Мурмана), когда на британском крейсере с войсками прибыл в Кольский залив генерал-майор Фредерик Пуль. В тот же день новый командующий провел совещание в узком кругу приближенных лиц о срочном формировании на Мурмане Славяно-Британского легиона.

Конечно же, он пожелал встретиться и с Юрьевым, как с председателем краевого совдепа. Генерал Пуль – бродяга, солдат, колонизатор, атташе, шпион, стрелок и драчун – с пренебрежением отнесся к Юрьеву, сверкавшему вытертыми сзади штанами.

Первое замечание Пуля:

– Что вы ответили Москве в связи с нотой Ленина?

– Я ответил, – покорно подхватил вопрос Юрьев, – что симпатии краевого населения несомненно на стороне союзников, с которыми оно привыкло с 1914 года вести дружеские отношения. И я заверил Центр, что военная сила, неоспоримо, на вашей стороне.

– Сэр! – добавил за него Пуль.

– Да, сэр, – обалдело согласился Юрьев, теряя остатки своего бахвальства и гонора.

– И впредь, – настоял Пуль, – когда разговариваете со мною, прошу вас добавлять: сэр! Мне так хочется. Москве же вы… напутали: позиция краевого населения, насколько мне известно из верных источников, враждебна не только к нам, но и к вам тоже, товарищ Юрьев…

Слово «товарищ» Пуль произнес отчетливо по-русски. Еще в чине полковника он служил атташе при русской армии, и язык Пушкина и Толстого был ему относительно знаком. Надо признать: англичане умели подбирать людей, которые бесстрашно входили в русские условия, как рыба в воду.