Вирус Зоны. Кочевница - Дмитрий Лазарев

Голова разламывалась от боли, а барьеры, которые я воздвигал на пути чужой воли, стремившейся поработить мое сознание, рушились один за другим. Этому существу я был не ровня. Думаю, против него не устоял бы даже Ещенко со своими природными данными. И все же я боролся, чувствуя себя жалким эсминцем против линкора «Тирпиц». Однако эсминец мог уйти на полной скорости, а моя двигательная активность была почти полностью парализована. У меня с трудом хватало сил отводить взгляд от впивающихся в меня жутких глаз «Точилина», и только. Но даже этот мелкий факт, казалось, вывел из терпения сущность, контролирующую тело моего напарника. Одержимый резко приблизился и схватил меня за подбородок, разворачивая голову так, чтобы я смотрел ему в лицо. Я пытался сопротивляться, да куда там?! Хватка этих пальцев – словно слесарные тиски. Все, что я смог сделать, – это зажмуриться, сжимая веки изо всех сил.

– Смотреть на меня! – прохрипел одержимый яростно и усилил хватку.

Казалось, моя нижняя челюсть вот-вот хрустнет, будто стеклянная, в этих стальных пальцах. Не в силах более терпеть, я готов был уже открыть глаза, но тут грохнул выстрел, затем второй. Кто стрелял? Откуда? Все еще закрытые глаза не давали мне это определить, но по звуку вроде бы «Гюрза» Ещенко. Живой?! Глаза от изумления распахнулись сами, и первым, что я увидел, было искаженное болью лицо одержимого, поворачивающееся в сторону моего раненого товарища. Безумный ментальный натиск ослаб. Всего на считаные мгновения, но мне этого хватило, ибо мой измученный мозг не раз и не два представлял единственно возможный для спасения алгоритм действий. И теперь, когда парализующее действие чужой воли чуть отпустило мои скованные мышцы, рука сама нырнула в потайной карман за «Грозой», большой палец откинул рычажок предохранителя, кисть развернула дуло в сторону врага, и указательный нажал на спусковой крючок. Раз, другой, третий. Калибр 7,62 – это, конечно, не девятимиллиметровые патроны «Гюрзы» или «Грача», но при выстрелах в упор тоже весьма действенная штука. Пальцы одержимого на моей челюсти разжались, а три пули в живот чуть отбросили его и заставили согнуться.

Меня отпустило. Во всех смыслах – и физическом, и ментальном. Голова, правда, все еще разламывалась от дикой боли, а мышцы были сведены напряжением, но паралич исчез, и я просто ударил «Точилина» в челюсть резким, почти без замаха, апперкотом. Он рухнул на землю, а я отступил на шаг, наводя на него «Грозу» слегка трясущейся рукой. Но как же трудно заставить себя нажать на спуск! Именно сейчас, когда моей жизни не угрожает непосредственная опасность, а он корчится в агонии на земле с развороченным животом! Сейчас он – враг, но ведь сидит занозой в подсознании, что это Антон, с которым мы вместе не один пуд соли съели, и что его еще может отпустить чужая воля, и продолжится та жизнь, что была раньше. И что же мне сейчас одним выстрелом перечеркнуть все это? Все надежды и жизнь того, кого называл другом? С другой стороны, а какие еще варианты? Сесть в машину и уехать, оставив его здесь умирать? Именно умирать, поскольку с тремя пулями в животе и еще как минимум одной (от Ещенко) под лопаткой он в самое ближайшее время истечет кровью и покинет ряды живых, если ему, конечно, не оказать немедленную медицинскую помощь. Уехать, утешаясь подленькой мыслишкой, что я не выстрелил в него, беспомощного, валяющегося на земле? Хотя в общем-то избавить его от страданий было бы даже милосердно: вряд ли мне удастся довезти его живым до Периметра… Вернее, их обоих. Взгляд, брошенный на Ещенко, меня не порадовал: Григорий лежал неподвижно, откинув голову. Скорее всего спасшие мне жизнь два выстрела в Точилина истощили его последние силы.

Тут бы действовать, а не рефлексировать, а я все колебался. Безумно злился на себя, но решение принять не мог. И тут кто-то извне принял его за меня. «Точилин» вдруг поднял голову и, с огромным трудом ворочая языком, прохрипел:

– А ты сильный! Интересно! Оглянись!

Эта уловка стара как мир, но до сих пор иногда работает. Впрочем, надо отдать мне должное: я сперва убедился, что пистолет лежит далеко от «Точилина», после чего обернулся. И похолодел: в нескольких метрах от меня стояла сотканная из непроглядного мрака фигура, напоминающая человеческую. В первые секунды возникли сразу две мысли. Первая – что передо мной Черный Сталкер, а вторая – что крыша у меня от ментального натиска Зоны все-таки поехала. Но пока разум метался между двумя этими гипотезами, инстинкты сработали: я вскинул пистолет, направил на черную фигуру и почти успел нажать на спуск. Почти… Потому что за долю секунды до этого меня всего скрутило так, будто судорога свела каждую мышцу в моем теле, и я, то воя, то рыча от боли, упал сначала на колени, потом на бок.

А секундой позже меня накрыла новая ментальная волна, которая заставила вмиг забыть о боли физической – настолько силен был натиск на мое сознание, будто перфоратором кто мозг долбил. Остатки ментальных сил я бросил на оборону, но куда там?! Тут уже не «Тирпицем», тут Звездой Смерти пахло. Меня вскрывали, как консервную банку, а помогать мне было уже некому. Ещенко отключился, если вообще жив. До Периметра еще километров десять, не меньше. Отчаяние заполнило меня целиком. Скоро уже из ушей польется. Перед глазами возникло лицо Агнешки. Округлое, чуть курносое, улыбчивое, с пухлыми губами и ямочкой на подбородке, обрамленное пышными вьющимися каштановыми волосами. И глаза ее, глубокие, голубые, под бровями вразлет, напоминающими крылья чайки. Возник ее образ, как последняя надежда, барьер на пути чужой воли. А позади нее творился форменный хаос, будто ураган какую-то свалку разметал. В общем, галлюцинации в моем рушащемся сознании возникали качественные, любой псих позавидует.

И тут произошло еще кое-что. Силясь раздавить меня, атакующая враждебная сущность чуть раскрылась ментально. И в голове моей возникли образы, которые я уж никак не ожидал увидеть. Катакомбы, автоматные очереди, истребители… Дико вопящая от невыразимой боли женщина, охваченная огнем… Я, бессильно сползающий по стене, а потом из последних сил кидающий в коридор гранату… Искаженное от боли лицо Михаила, его сведенные отчаянными усилиями руки, и палец, исступленно давящий на спуск… Мы с Михаилом, по очереди подпирающие плечами того, чьими глазами я смотрю… Я, возмущенно восклицающий: «Мы тебя не бросим!..» Волна истребителей, захлестывающая коридор, затем ослепительная вспышка и грохот взрыва… События знакомые, но воспоминания эти – не мои, иначе в них я не видел бы себя со стороны… Тогда чьи? Того, с кем я в ментальной схватке вступил в столь тесное соприкосновение разумов?! Вадим?!

И тут все резко прекратилось. То есть не все, но болевая атака на тело и натиск на сознание исчезли. Перед глазами все та же безумная круговерть образов, но в остальном было только ощущение, что некто могучий и жутковатый рассматривает меня сейчас словно необычного жука под микроскопом, решая, что со мной сделать: раздавить, насадить на иголку и подсушить для коллекции или пока отпустить и понаблюдать, что я стану делать дальше. Судя по всему, выбор пал на последний вариант, потому что вскоре погасла и круговерть.

Зрение вернулось ко мне через несколько секунд. Черной фигуры не было и в помине. Куда и как исчезло это создание или, быть может, сложнонаведенная галлюцинация, я не знал и знать не хотел. Являлось ли оно отчасти Вадимом, или было создано на основе его сознания? Какая теперь разница, раз оно пыталось сломать мой разум? Может, кстати, оно потому и остановилось, не доведя дело до конца, что контакт со мной пробудил те воспоминания, что принадлежали Вадиму-человеку, а не фантому-убийце… Впрочем, время анализировать произошедшее придет потом.

Я попытался повернуться, чтобы выяснить участь моих напарников, и едва не заорал от боли. Ощущения были такие, будто все тело пропустили через камнедробилку, а мозг через мясорубку. Болело абсолютно все, и болело неимоверно. Сил не осталось, словно их из меня здоровенным пылесосом высосали.

Но я не мог себе позволить роскоши быть беспомощным. Не тот момент и не то место. Если Антон Точилин по-прежнему жив и безумен… С огромным трудом, преодолевая отчаянное сопротивление моих бастующих мускулов, я перекатился, дотянулся до «Грозы», которую уронил во время второй пси-атаки, и приподнялся, повернув голову в ту сторону, где лежал Точилин. Он так там и остался. Но уже не двигался. Широко раскрытые невидящие глаза смотрели в пространство, а под ним расплывалась большая лужа крови. То ли контролировавшая его сущность утратила интерес к сломанной марионетке, то ли тело Антона не выдержало многочисленных ран.

Бедняга… На моих глазах даже слезы выступили. Да, он ранил Григория и напал на меня, но это все же был не совсем Антон. Я не мог винить его в этом, не мог ненавидеть хотя бы потому, что помнил, сколько раз мы с Антоном Точилиным спасали друг другу жизнь. Да, сложилось так, что мне пришлось его убить, и за это мысленно я просил у своего друга прощения. Хорошо еще, что он был одинок, и мне не придется смотреть в убитые горем глаза его вдовы и детей… А вот у Григория семья есть, и его, надеюсь, спасти еще можно. Господи, сделай так, чтобы он еще жил! Никогда не был особо верующим, но в этот момент готов был им стать, если только…