Побочный эффект - Рэймонд Хоуки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не знаю, откажет или нет, — пожал плечами Зимински. — Меня лично интересует, почему ты стремишься в пациенты к человеку, которого сам же обмазал дерьмом и, по сути дела, выдворил из Нью-Йорка?
— Потому что, как я тебе уже сказал, Снэйт, пересаживая сердце, дает стопроцентную гарантию, что отторжения не произойдет.
— И ты в это веришь? — возмутился Зимински. — Фрэнк, бога ради, послушай меня: такой гарантии дать нельзя. — Тон его стал более мягким. — Я согласен, у Снэйта меньше случаев отторжения, чем у любого другого хирурга. Но все равно они есть. И твое сердце может оказаться в их числе.
Расстегнув нагрудный карман рубашки, Манчини вынул из него листок бумаги.
— Ну-ка взгляни на этот список, — сказал он, разворачивая листок и подавая его Зимински. — Это имена кое-кого из тех, кому Снэйт сделал пересадку. И, как и Спигел, все они в отличной форме.
Зимински нацепил на нос старомодные очки в металлической оправе и принялся просматривать список.
— Это та самая? — спросил он, указывая на фамилию известной на весь мир киноактрисы.
— Да.
— И ей пересадили сердце!
— Фаллопиевы трубы, — ответил Манчини. — Она всю жизнь мечтала иметь детей, но зачатых в пробирке не хотела. А в апреле наконец родила девочку.
Зимински стал читать дальше.
— И тебе ничего не кажется странным в этом списке? — закончив, спросил он.
— Странным? — нахмурился Манчини. — Что значит «странным»?
— Во-первых, все это люди богатые. Я знаю, что среди пациентов Снэйта не бывает бедняков, но и богатых он берет не всех подряд. — Зимински шлепнул по списку тыльной стороной ладони. — Те же, кто числится в этом списке, не просто богаты, они очень богаты, таким он, по-видимому, не отказывает. И подобное обстоятельство не представляется тебе странным?
— А что тут странного? Как говорится, за что платишь, то и получаешь…
Зимински вернул ему листок.
— Именно этот вопрос я и хотел задать тебе, — сказал он, снимая очки. — Сколько, по-твоему, стоит пересадка у Снэйта? Например, пересадка сердца?
— Точно не знаю. Знаю только, что Спигелу пришлось раскошелиться.
— Пятьдесят тысяч долларов? — настаивал Зимински.
— Ты шутишь! — расхохотался Манчини.
— Сто тысяч?
— Скорей, миллион.
— Миллион? — Зимински недоверчиво уставился на него. — Миллион долларов за пересадку сердца?
Почему-то вдруг разволновавшись, Зимински вскочил и забегал по комнате, бренча мелочью в кармане.
— Не понимаю, — наконец признался он. — Просто не понимаю, что надеялся Спигел приобрести за свой миллион? Снэйт получает органы там же, где и любой другой хирург, — в Службе трансплантации.
Манчини хотел что-то сказать, но Зимински не позволил.
— Послушай, давай-ка разберемся в этом деле по порядку, — предложил он, беря в руки шар с крытого синим сукном бильярдного стола. — Значит, как все происходит? К врачу привозят человека с непоправимой травмой мозга. Так? Сердце у него еще бьется, но, если исходить из общепринятых нынче понятий, под коими разумеется летальный исход, его можно считать мертвым. Поэтому врач звонит в Службу трансплантации и говорит, что может предложить им труп, у которого сердце еще бьется. Служба трансплантации сравнивает группу крови и данные тканевого типирования пострадавшего с данными состоящих у них на учете реципиентов, и наиболее совместимый реципиент, который к тому же больше других нуждается в пересадке, получает новое сердце… Предположим, Снэйт поставит тебя на учет. Тебе сорок восемь лет, а это, будем смотреть правде в глаза, никак не назовешь первой молодостью, да и сердце у тебя не слишком плохое. Поэтому, если не подвернется донор, у которого группа крови и данные тканевого типирования совпадут полностью с твоими — а одному богу известно, может ли это когда-нибудь случиться, — пересадку предпочтут сделать не тебе, а человеку более молодому, с более слабым, чем у тебя, сердцем… По крайней мере так должно быть, — добавил он, вдруг метнув шар через весь стол. — Если только те, кто заправляет Службой трансплантации, не берут у Снэйта взяток.
— Сначала ты делал из него Иисуса Христа, — проворчал Манчини, — а теперь называешь жуликом.
— Ладно, ладно! — сказал Зимински. Его вдруг осенила другая мысль. — Подожди-ка минуту… — Он почесал щеку. — А может, он покупает органы…
— Покупает органы? — забеспокоился Манчини. — Ты хочешь сказать, покупает их в морге?
— Не в морге, а у людей. У живых людей. Такое уже случалось. Еще в тридцатых годах какой-то итальянец продал для пересадки одно из своих яичек, и я сам по крайней мере слышал об одном шейхе из Саудовской Аравии, который у своего же пастуха купил себе почку… Наверное, если долго и упорно искать, то можно найти человека с нужной группой крови и соответствующими данными тканевого типирования, который согласится продать за большие деньги почку или фаллопиевы трубы. Потому что можно жить и с одной почкой, а если не хочешь детей, то и без фаллопиевых труб…
— Я согласен с твоими рассуждениями, — кивнул Манчини, взглянув на наручные часы. — Эйб, уже поздно, а мне…
— Но эти рассуждения ни к чему, когда дело касается пересадки сердца, — невозмутимо продолжал Зимински. — Ибо какой идиот продаст тебе сердце?
— Пусть ни к чему! — Манчини швырнул сигару в камин, поднялся и пошел к двери. — По правде говоря, меня это мало волнует. Откуда Снэйт возьмет мне сердце — его забота. Моя забота — заполучить себе новое сердце, а твоя… — Он остановился и ткнул пальцем в Зимински. — Твоя забота — договориться, чтобы я его получил!
4
Прорвавшись сквозь гряду темных кучевых облаков, скопившихся над международным аэропортом города Майами, принадлежащий Манчини золотистый «ДС-7» через десять минут замер в неподвижности на стоянке. Чтобы обеспечить Манчини максимальный комфорт в полете, только на внутреннее убранство самолета было затрачено два миллиона долларов. В самолете были оборудованы салон, стены которого украшали работы ранних американских примитивистов, кухня, две спальни с прилегающими к ним ванными комнатами и — недавнее нововведение — больничная палата, оснащенная самой современной телеметрической аппаратурой для того, чтобы в случае необходимости личный кардиолог Манчини мог наблюдать с помощью спутника за работой его сердца.
Пока аэродромная команда, бросившись под брюхо самолета, подключала к нему наземную энергетическую установку, к передней пассажирской двери подъехал пневмотрап. Стюард открыл дверь, и, после того как два телохранителя удостоверились, что безопасность обеспечена, в дверях появились Манчини и его ослепительно красивая молодая жена.
Как только они появились, сквозь оцепление мрачных с виду полицейских прорвалась толпа телеоператоров, фотографов и репортеров; обгоняя идущего к самолету Зимински, они помчались на стоянку, где, расталкивая друг друга локтями, постарались расположиться у подножия трапа.
Вспыхнули блицы, и миссис Манчини — сработал павловский условный рефлекс, — откинув назад свои длинные, по-модному растрепанные пепельные волосы, тотчас принялась играть роль прибывшей на премьеру кинозвезды.
Манчини в сопровождении телохранителей спустился по пневмотрапу к застывшему в ожидании лесу микрофонов. Зачем он приехал в Майами? Где остановится? Почему выступил в поддержку законопроекта о контроле над продажей огнестрельного оружия?
Манчини вскинул над головой руки, призывая к тишине.
— Зачем приехал в Майами? Провести пару дней в мире и покое. — Репортеры начали яростно строчить. — И поэтому, — добавил он, — предпочитаю не отвечать на ваш второй вопрос. — Прокатилась волна смеха, свидетельствующая о том, что шутку оценили. — Почему выступаю в поддержку законопроекта о контроле над продажей огнестрельного оружия? — Тон его стал более серьезным. — Как вам известно, ребята, я вовсе не против оружия как такового. Однако давно пора позаботиться, чтобы оно не попадало в руки психопатов и преступников, и, может, этот закон окажется…
— Но вы всегда утверждали, что помочь этому способна только система более суровых наказаний, а не запрет на продажу оружия, — заметил один из телерепортеров и сунул для ответа свой микрофон под нос Манчини.
— А разве в новом законопроекте говорится о запрещении иметь оружие? Охотникам и членам добропорядочных спортивных клубов, да и вообще любому человеку с честной репутацией, имеющему уважительную причину на владение оружием, будет разрешено его иметь… И не будем путать слова «запрет» и «контроль», — добавил он, оглядываясь в поисках Зимински. — Новый закон позволит усилить контроль за тем, в чьих руках находится оружие, при условии, если мы введем систему более суровых наказаний для преступников.