День Расы - Будимир

Мир будущего — мир мужчин с глазами изнасилованных мальчиков и детей, вылупившихся из искусственной матки.

От Чили до Чукотки нет предубеждений, о нет.

Мать Светы никогда в жизни не видела вблизи ни одного голубого, поэтому ей нравятся эти высказывания насчет предубеждений. Женщина-монстр, эталон усредненной общечеловеческой красоты, не может быть неправа.

Если бы кто-то сподобился создать Красную Книгу человечества, Белая женщина стояла бы первой в списке вымирающих видов. Рождаясь непонятно для чего в мире, где правит толерантность ко злу, она считает, что не быть женщиной, носительницей здоровой наследственности — ее истинное призвание. Все, что было когда-то, — варварство. Рожать, любить мужчину — трагедия, грех, досадная неприятность. Девяносто процентов Белых женщин в мире обожают повторять фразу: «Пусть живут как хотят!» Нет более действенного заклинания, когда речь заходит о том, чтобы расставить все по своим местам.

Будь мать Светы такой же молодой, как ее дочь, она стала бы, наверное, главой феминистской организации. Мать Светы ненавидит отца Светы и горда тем, что когда-то сама выгнала его из дома. Мать Светы рыдает в голос, наблюдая за перипетиями сериала. У ней чувство, что она смотрит в зеркало. Настолько эти женские судьбы похожи на ее собственную.

Мать Светы ненавидит Светину собаку, как все, что принадлежит дочери. Колли по кличке Рекса была ангельским созданием. Родись она человеком, ее взяли бы только в монахини. От темных собачьих глаз веяло непонятной святостью. На все выпады матери Светы Рекса отвечала кротким молчанием, исполненным достоинства. Ей неизвестно простейшее правило: око за око, зуб за зуб.

Говорят, собаки такие же, как хозяева. Правда. Но в случае Светы и Рексы верно лишь то, что они обе не умели за себя постоять. Как создание от природы не призванное думать и анализировать Рекса не терзалась вопросами о смысле бытия.

В тот день, когда я следил за блондинкой, Света поссорилась с матерью из-за собаки. Мать отказалась кормить животное, заявив, что ей совершенно некогда было. Рекса весь день пролежала под кроватью. Света, движимая угрызениями совести, отправилась с ней на улицу. Потом она говорила мне, что для собачьего здоровья очень вредно долгое сдерживание естественных позывов. От этого у них портится мочевой пузырь и прочие органы, а моча всасывает в кровь и разъедает мозги. Воспитанная собака будет терпеть, пока не умрет, но не сделает лужи на линолеуме. Света страдала вместе с Рексой. Она не могла уходить с работы даже во время обеденного перерыва, чтобы выгулять собаку. На риторический вопрос, почему мать так себя ведет, я не нашел ответа. Сериалы хуже героина, они выключают человека из жизни навечно. Тут никакая терапия не поможет.

Чтобы выяснить подробности насчет Светы, я смотрю в окно. Я устроился основательно, надеясь не упустить ее выхода. Я еще не в курсе, что у блондинки есть собака, однако предчувствую скорое появление обтягивающих шорт. Видимо, во мне говорит сексуальный голод, и ничего удивительного. Я здоров и не стар. Странно, но раньше я не видел блондинку в нашем дворе. Мы жили в разных вселенных, находящихся в одной точке пространства. Вчера мембрана между ними лопнула.

На работе начальник взирает на меня осторожно. Генерал уткнулся в свой компьютер и делает вид, что меня не замечает. Видимо, это нелишняя предосторожность. Теперь уже нет никаких сомнений, что он — представитель некой подпольной организации. Любая организация заинтересована в вербовке новых членов. Я стал очередным объектом в процессе пропаганды, мне оказана честь. Отчасти я ощущаю свою связь с теми, кого Генерал считает своими товарищами, с самим Генералом. Ночь без сна не прошла даром. Вопросы множатся, делятся с бешеной скоростью, словно вирус гриппа. В голове гудит точь-в-точь как при простуде.

Я решаю позвонить Генералу находясь на работе. Для этого я отправляюсь в туалет, захожу и проверяю, нет ли в кабинках людей. Забираюсь в одну из кабинок с телефоном в одной руке и визиткой генерала в другой. На своем рабочем месте Генерал снимает трубку с пояса и отвечает. Кажется, он совершенно не удивлен. Если его и забавляет эта моя конспирация, то вида он не подает.

— Надумали, — говорит Генерал сухо. — У вас есть что сказать мне?

Я сижу в кабинке на крышке унитаза. Знаю, что выставляю себя полным дураком.

— Мне… вы просили позвонить, если будет что спросить, да? Что должно произойти? Что должно происходить?

— Завтра суббота, — отвечает Генерал, — приходите в 14:00…

Дальше я слушаю его инструкции, боясь, что кто-нибудь войдет в туалет. Но я запоминаю все до мелочей.

— Возьмите с собой друга или подругу, в которых вы уверены. Если хотите, конечно. Только одного — таковы правила, — добавляет Генерал.

Я соглашаюсь. В туалет входит Поляков, я слышу это по походке. Телефонная трубка отправляется в карман пиджака. Начальник сопит, словно пришел сюда заниматься онанизмом. Он топчется возле раковин. Я смываю воду, выхожу насвистывая. Встречаюсь взглядом с начальником. Мы оба глядим в зеркало. Моя физиономия излучает злобу, будто я разъяренный бультерьер.

Вероятно, Поляков думает, что я собираюсь отплатить ему за «мудака». А сейчас мне просто на него наплевать, я отчасти могу контролировать себя. Все-таки я нахожусь на работе. И месть — блюдо, которое подают холодным.

Мою руки, вытираю салфеткой, выхожу из туалета. Поляков выглядит так, будто только что повстречался со своей смертью.

На стене дома возле моего подъезда прочувствованная надпись: «Бей натуралов! Бей натуралов! Бей натуралов!» Раньше я ее не видел, еще вчера стена в том месте была чистой. Под надписью сидит то ли пьяный, то ли наширявшийся подросток в грязной футболке. Спит. Может быть, эту надпись сделал он в порыве умопомрачения. Его одолевают темные страсти дегенерата. На лице печать вырождения.

Я останавливаюсь и смотрю, сжимая в карманах кулаки. Двор стал сумеречным, неприветливым, однако владельцы собак упорно несут свою вахту. В отдалении раздаются голоса. Где-то среди местных собачников находится блондинка. Пять минут назад я увидел ее из окна — она выводила из нашего подъезда лохматую рыжую колли. К выходу я готов заранее, остается только надеть ботинки.

Постояв рядом с гомосексуалистским заклинанием и пьяным подростком, я отхожу к середине двора. Не имею понятия, как поступить в этой ситуации, и не думаю, что кто-то имеет. Избить вырожденца до полусмерти здесь же — не совсем удачный вариант. Суббота будет днем вопросов и ответов, если верить Генералу. Следующий маленький шажок к новому существованию. Мои крылышки сохнут.

Я не иду туда, где толпятся владельцы собак. Мне неинтересны их разговоры, их лица. Я подожду, когда блондинка пойдет назад. Миновать меня она не сможет, ей волей-неволей придется познакомиться со мной. Решение принято. Я хочу вести ее завтра к Генералу.

Приходится выкурить множество сигарет и долго сидеть на стылой деревянной скамейке, прикидываясь человеком, которому просто нечего делать. Почти стемнело — насколько возможно, когда день еще увеличивается. Во дворе горят три желтых фонаря. Я вижу, как постепенно расходятся собачники. У некоторых по целому выводку разномастных догов или пуделей, у других овчарки, доберманы, ризеншнауцеры. Колли лишь у блондинки, на которую я охочусь. Собаки гавкают, люди над чем-то смеются. Меня трясет. Я озяб.

Блондинка не идет обратно, хотя вглядываясь в дальний угол двора, я определил, что там она осталась в одиночестве. Потом я только узнал о ее ссоре с матерью. Света была в ужасном состоянии духа, хуже некуда. Я поднимаюсь со скамьи, затаптываю окурок.

Как раз в этот момент во дворе и появляются черные, трое. Один ведет тигрового стаффордширского терьера на длинном поводке. Другие вразвалку идут слева от него и громко гундосят на своем языке. Свету не видно во мраке под деревьями, однако стаффорд тянет именно туда, настойчиво, потому что учуял суку. Хозяин тянет в свою сторону и ругается. Наконец сдается. Через секунду он понимает, как ему крупно повезло. Под деревьями троица нашла Белую женщину. Одну, ночью.

Переключатель в моей голове, я его четко вижу. Как-то само собой я перевожу его в иное положение. Вместо страха и неуверенности приходит ледяное спокойствие. Бешеная ярость не обжигает, а холодит. Я почти не чувствую своего тела от новой легкости. Черные смотрят на меня, появившегося из темноты в виде еле очерченной тени. Их разговоры смолкают. Хозяин паскудной псины, домогающейся Рексы, стоит ближе всего к блондинке, у него рот разинут от изумления. Они освещены лучше, чем я.

— Кто такой? Чего надо? — Знакомый лай. Это те, которые встретились Свете у выхода из подземного перехода.

— Пошел! — говорит другой, плюя мне под ноги.