Щедрый Буге - Автор неизвестен

По следам было видно, что кабаны двигались прямо, не останавливаясь. Потом разбрелись, появились глубокие пороги. Я пошел медленнее, предельно осторожно, с частыми остановками переходя от одного дерева к другому, осматривая каждый кустик, чуть дыша, прислушиваясь ко всякому звуку. И тут, совершенно некстати, взбрехнул Индус. Табун переполошился. Донеслось испуганное «чув-чув», и, задравшие хвостики, кабаны, мелькнув черными молниями сквозь деревья, в мгновение ока исчезли, оставив на снегу лишь парящие клубки помета.

В сердцах выругал пса, но он, кажется, ничего не понял. Даже, пожалуй, наоборот, гордился тем, что вовремя предупредил хозяина об опасности и громким лаем прогнал целое стадо свирепых кабанов.

Перебравшись на противоположный берег Буге, я направился но долине вверх. Тяжелые непроглядные тучи утюжили макушки сопок. Все вокруг занавесило унылой пеленой мороси. Лет десять назад здесь пронесся небывалой силы смерч, и узкая долина оказалась заваленной деревьями в несколько ярусов. Сучкастые гиганты перегородили путь всему живому. Над ними густым подлеском поднялась молодь.

Приходилось не идти, а буквально продираться, карабкаться через эти завалы, прыгать с одного ствола на другой, рискуя напороться на острый сук. Попытался ползти понизу. Но к здесь не легче. Колючий кустарник и лианы опутывают, цепко хватают, держат со всех сторон. Колени и ладони скользят по обледенелым камням и валежинам. Каждый сучок старается оставить себе клок моей одежды. Одна упругая ветвь поросли наградила меня такой пощечиной. что свет померк от боли и из рассеченной скулы брызнула кровь.

Неожиданно долина полезла круто вверх, и я запоздало сообразил, что поднимаюсь не вдоль Буге, а его боковым притоком. Возвращаться назад через лесные «баррикады» не было ни сил, ни желания. Решил перевалить через гриву и спуститься к Буге по соседнему распадку. Густой стланик в содружестве с можжевельником, покрывавшие гриву, образовывали не менее труднопроходимые заросли. За ними по самому гребню следовали кусты рябины и белоствольные березы, но не те нежные, стройные создания, прославленные народом в песнях, а кряжистые, скрюченные карлики с толстыми култышками ветвей. Стояли они молчаливо, угрюмо, вызывая своим видом тревожные чувства. Эти деревья трудно было даже назвать березами. Постоянные пронизывающие ветры совершенно изменили их привычный облик. Через пару часов мы с Индусом все же прорвались к ложу ключа, к родным кедрам и елям, а так как уже пора было возвращаться, повернули к стану. Иду и чувствую, что не бывал в этих местах. Вроде те же сопки, тот же ключ, но пойма много шире. Чтобы проверить себя, пересек долину поперек и остановился в растерянности — моих утренних следов на снегу не было. Тут только я понял, что спустился не к Буге, а в долину соседнего ключа Туломи.

В замешательстве огляделся. Вокруг стоял глухой, ставший сразу враждебным, лес. Сверху безостановочно сыпал нудный дождик. На мне не осталось ни одной сухой нитки. Слякотно, холодно, голодно. Еды, кроме трех размокших сухарей, никакой. Спички, первейшая необходимость, отсырели и не зажигались. Компас остался в палатке. Стало жутко.

Мокрый Индус стоял рядом и, насупившись, наблюдал за мной.

— Индус, домой! Где палатка? Ищи! Ищи… — уговаривал я в надежде, что собака укажет верную дорогу.

Индус же, опустив морду вниз, виновато отворачивался. Он догадывался, что от него чего-то ждут, возможно даже и понимал что именно, но, к сожалению, помочь был неспособен.

Поразмыслив, я решил, что в этой ситуации мне не остается ничего другого, как спуститься по ключу к реке, а там, как говорят, война план покажет.

Ближе к устью ключа пошли, чередуясь, то сплошные изнуряющие заросли колючего элеутерококка, то тонкие зыбуны с высокими вертлявыми кочками, покрытыми жесткой, заиндевелой травой. По зыбунам ступал, замирая от ужаса, осторожно проверяя посохом дорогу. Сделаешь неверный шаг- провалишься в «окно» с ледяной жижей. Ощущение было такое, будто идешь по слабо натянутой резиновой пленке: при каждом шаге верхний слой упруго прогибался и далеко вокруг расходились тяжелые волны, плавно покачивающие тощие «копёнки». Индус плелся сзади.

Передохнуть негде. Пытался прислониться измученным телом к худосочному стволу, но он затрещал и повалился — слабый грунт не держит. Даже небольшого усилия хватило, чтобы свалить его. Сразу вспомнились бесконечные глухие завалы на реке Чуи, по которой мы с Юрой сплавлялись несколько лет назад. Огромные лесины, лохматые выворотни сплошь перекрывали двухкилометровую пойму реки от хребта до хребта.

Мощная полноводная река. Будучи не в силах разнести, разорвать переплетения лесных великанов, с рокотом разливалась по всей бескрайней топкой долине.

Приближаться к завалам на лодке, по чистой свободной от растущих деревьев и кустов, воды опасно, так как стремительное течение затянет, раздавит, истреплет в клочья между бревен. Поэтому по затопленной пойме шли пешком.

Разбои тянулись шесть километров, но они отняли у нас двое суток.

О, что это был за переход! Сущий ад! Кругом вода. Море воды, но плыть невозможно — лодке не протиснуться сквозь подлесок. Почва от размывшейся воды раскисла и мы с рюкзаками на спине, лодкой на голове проваливались в эту жижу порой по пояс. Она неохотно, с чмоканием отпускала всего лишь для единого шага.

Иногда попадались коварные ямы. В этих случаях герметичные рюкзаки выполняли роль заплечных поплавков. Над головой свинцовые тучи безостановочно сеяли мелкий дождь. Вокруг полчища мошки. Ее так много, что казалось вся окрестная мошкара караулила нас на этом переходе.

Кровососы бессчетными роями набрасывались и облепляли серым пеплом все доступные участки тела. Проведешь рукой по лицу — с пальцев кровяная кашица кусками отваливается. Шли голодные, грязные, мокрые и опухшие от бесчисленных укусов. Шаг вперед — лодку на себя — рукой по искусанному, в серой маске лицу. Шаг назад — лодку на себя — рукой по лицу. И так двое суток! А как «спали» посреди этой топи лучше и не вспоминать!!

В общем, без паники. И не из таких переделок выбирался!

Собравшись с силами, выбрался на островок и увидел длинную кисть с пятью огненно-красными рубинами ягод, свисавшую с коричневого гибкого побега с шелушащейся корой. Это были ягоды лимонника. Съев их, я вскоре почувствовал прилив сил, но, к сожалению, ненадолго. Уже через километр опять потянуло прилечь. Эх, найти бы несколько таких кистей! Говорят, что горсть ягод лимонника дает силы весь день гнать зверя. Дальше лианы лимонника стали попадаться чаще, но ягод на них уже не было. Птицы склевали все до единой.