Любимая мартышка дома Тан - Мастер Чэнь

– Карлик? – выпучил глаза Сангак.

– Тебе было бы не очень приятно с ним встретиться, уверяю тебя… Потом он прокрался к воротам, дал сигнал солдатам. Когда в дверь стучат солдаты при оружии, это не вызывает подозрений, но здорово отвлекает. Охранник вступает с ними в беседу, и тут сзади подкрадывается тот самый карлик… Вгашфарна и Девгона убили одновременно, так, что они не успели издать и звука. Одного – карлик – своим длинным орудием, второго – один из солдат; значит, он умеет быстро ломать шею – тоже интересно. Собственно, для этого солдаты и понадобились, карлик бы один не справился, и, кстати, это были всё-таки не солдаты. И всё это время я спокойно сидел в переднем саду; может, я и слышал какое-то движение у входа, но… На то и ворота, чтобы в них стучали, спрашивали дорогу или просили еды – знакомые, нормальные звуки… Далее, Сангак. Труп карлика исчез. И солдаты исчезли. Значит, они его унесли. Причём очень быстро. И скрылись без следа. После моего бегства им больше нечего было делать в доме, в котором уже поднялись шум и крик.

– Ах, вы убили этого карлика! – с явным облегчением сказал Сангак.

Я не стал его разочаровывать. Не стал я рассказывать и ещё об одном странном факте – о том, что седовласое создание на крыше двинулось, судя по словам Букара, на восток. Но ведь и я шёл туда же. Тогда возникал вопрос: почему это странное создание не догнало меня? Меня, передвигавшегося по черепице далеко не с юношеской ловкостью?

– Итак, Букар выбежал в сад, когда я уже ушёл, а карлика унесли,– продолжал я.

– Но как же, если этот болван, судя по всему, всё-таки видел вас и принял не иначе как за саму ведьму Чжао на крыше, – возразил Сангак.

– Искренне надеюсь, что обо мне он не сказал бы «не мужчина, не женщина, вообще не человек»,– покачал я головой.– Нет, там, наверху, был ещё кое-кто, кого я видел и сам, иначе я бы не убежал из дома, Сангак. И у него был арбалет… Вот что: пусть «умницы» утром, когда рассветёт, посмотрят на всех крышах, и, вообще, пусть охрана с этого дня учится смотреть, что происходит там, сверху. И – спасибо, Сангак. Дыня была великолепна.

Мой друг, хорошо понимая, что окончательная оценка его ошибок и достижений – впереди, всё же слегка расслабился.

– Ваша комната ждёт вас,– басил он, топая рядом со мной. – Бочка с горячей водой уже, должно быть, готова. Лежанка застлана тонким имперским льном, как вы любите. Вам понадобится массаж сейчас и массаж утром, и всё равно после такого приключения будет болеть все тело, уж поверьте мне… Жаль, что вы не можете массировать сами себя – мы все, кому приходилось испытать ваши руки на себе, куда счастливее вас…

Дальше меня, чуть не заснувшего в бочке, буквально перенесли в комнату, где я провёл немало счастливых ночей во время прежних приездов в столицу, когда ещё не руководил здесь всеми нашими торговыми операциями. Я начал вспоминать сказки о страшной старухе Чжао, скачущей в лунные ночи по крышам. А буквально в следующее мгновение сияло уже не утреннее, а чуть ли не полудневное солнце, смирный Сангак лично вручал мне нечто мягкое, тёплое и слегка провисающее в руках, закутанное в тонкое хлопковое полотенце, из-под которого пробивался лучший в мире аромат только что выпеченного в тандуре хлеба. У моей постели стояла также мисочка с крупными, одна к одной, полупрозрачными ягодами белого тутовника.

ГЛАВА 2

РУКА САНГАКА

Солнце раскаляло полосатые полотнища, переброшенные над нашими головами между вторыми этажами задней части подворья, возле многочисленных кухонь Сангака. Все были на ногах – повара стучали ножами, великая самаркандская танцовщица Меванча на галерее пыталась прижать ко лбу собственную ногу, уверенно стоя на другой. Рынок по ту сторону зданий отдалённо гудел голосами людей и верблюдов, жалобами флейт и тонким звоном колокольчиков.

Одетый в чистую, разглаженную горячими камнями, короткую, до бёдер, тюркскую курточку из плотного льна и длинные штаны из простого шелка, заправленные в новые мягкие сапожки взамен уничтоженных накануне, я вместе с Сайгаком и несколько более значительной личностью – старым Юкуком – слушал новости из моего обесчещенного дома.

Юкук был высок, сух, неприятен на лицо, говорить он почти не мог, лишь шептал – отчего возникает такая болезнь, для меня было загадкой: маленькие демоны, живущие в горле, или склонность к слишком горячему супу? Вдобавок взгляд его водянисто-голубых глаз был невежливо упорен. Юкук также отличался спокойствием, немногословием и умением слушать. В чём, собственно, и состояла его главная работа в нашем торговом доме – слушать, просеивать информацию и спокойно, терпеливо отбирать из неё факты, которые несколько выходят за рамки шелкоторговли как таковой. А также делать выводы и обсуждать их со мной и ни с кем больше.

Сангак боялся его как песчаной бури, и так же относились к нему все остальные, даже те, кто не вполне понимал, чем Юкук, собственно, занимается.

Итак, докладывали «умницы», в доме у меня все уже в относительном порядке. Квартальный надзиратель принял к рассмотрению дело о тройном убийстве и вторжении неизвестных грабителей в дом уважаемого торговца с Запада, который в то время находился в доме известной певицы в квартале Пинкан (тут я слегка поморщился). Певица, друг нашего дома, предупреждена, ей заплачено (десять связок монет и штука лазоревого, тонкого до прозрачности шелка из Сучжоу), поспешно доложили мне.

Надзиратель сообщил также моим «умницам», что одного преступника видели – невысокого худого человека не вполне молодых лет с торчащей вперёд бородкой, очевидно – иностранца; он убегал по крышам в восточном направлении и поднял на ноги людей из нескольких домовладений и даже храмов. Его ищут и без сомнения схватят (тут я смиренно покивал). Похороны моих погибших охранников были назначены на сегодня, и письма и деньги их родным уже укладывались в верблюжьи сумки каравана, идущего домой.

В остальном доклад «умниц» был удручающе пуст. Почти ничего, кроме того, о чём я уже и сам знал или догадывался, они не рассказали.

Итак, отпечатки бесформенных войлочных армейских полусапог-два комплекта, у ворот и в переднем садике. Ещё был третий комплект отпечатков на песке двора, очень странных, маленьких, будто бы детских, но широко расставленных ног. Следы крови у дерева, по которому мы с карликом карабкались вверх. Сорванные мох, трава и потревоженная пыль на черепице именно там, где им и положено было быть. То есть у ворот, над караульной комнатой (следы карлика), на восточной стене (мои). А также – тут я прислушался – на галерее для приёма гостей. Я мысленно кивнул: отличное место, туда не проникает свет луны, его не видно снизу из-за разросшихся кустов азалии. Зато оттуда хорошо видны оба сада и многое другое.