За соболями - Владимир Клавдиевич Арсеньев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раз в год (обыкновенно дней за десять до наступления Нового года) китайцы обмениваются этими векселями и подсчитывают, кто кому и сколько должен. Может случиться, что такая записка, как верный денежный знак, попадает в другие руки, но в конце концов она обязательно дойдет до скупщика пушнины, который и выкупит ее обратно.
VI
Люди, бывавшие по делам службы или случайно в тайге, и доброжелательно настроенные к туземцам, неоднократно убеждали их игнорировать китайцев и везти пушнину прямо в город, чтобы там самим выгодно продать соболей, минуя посредников. Этим лицам казалось все так просто: часть денег, вырученных от продажи пушнины, пойдет на уплату долга кредиторам, а на остальные туземцы закупят себе вперед на год и продовольствие, и все, что необходимо для жизни.
Дававшие эти советы упускали из виду одно очень важное обстоятельство. Все китайские торговые общества в Уссурийском крае были тесно связаны с такими же обществами в городах и потому играли крупную роль в общественной жизни Уссурийских манз, далеко заходя за пределы взаимопомощи и торговли. В нужный момент эти организации объединялись все сразу, и тогда выступали, как одна компактная сила. Протесты и выступления на местах всегда находили отклики в городах и даже в самом Китае. Это — с одной стороны; с другой, — незнакомство туземцев с городами.
Даже европеец, приехавший с партией мехов в чужой город, не сразу ориентируется и даже растеряется. Что же можно сказать про обитателя тайги, попавшего, положим, первый раз в г. Владивосток?
У туземцев в городе нет знакомых, а если и есть, то те же самые китайцы. Им негде остановиться, и, кроме того, соблазны на каждом шагу.
Тем не менее попытки эти они делали, и каждая из них, как и надо было ожидать, кончалась неудачей.
В первый раз по прибытии в город туземцев на пристани встретили услужливые китайцы и предложили им остановиться у них. Вечером за ужином они уговорили подвыпивших туземцев продать им соболей за полцены и, вместо хороших товаров, снабдили их всякой завалью, нажив на этой операции еще 100 %.
Во второй раз туземцы остановились в какой то харчевне на окраине города, где их начисто обокрали.
В третий раз (в 1909 г.) случилось происшествие, которое навсегда отбило у туземцев охоту ездить в город для продажи соболей. Один китаец, скупщик мехов в северной части Ольгинского района, считавший местных туземцев своими поставщиками пушнины, узнав о том, что они решили, помимо него, продать соболей, сообщил об этом китайским купцам в городе, которым он сам обычно доставлял скупленные меха. Купцы тотчас же дали знать китайским агентам, бывшим в то время на службе у Владивостокской городской полиции, о том, что якобы привезенные туземцами собольи меха — краденные. Туземцы были арестованы. Впрочем, их скоро освободили, но пушнину задержали до выяснения ее происхождения. Бедные туземцы испугались и убежали, бросив свою пушнину на произвол судьбы. Прибыв к своим сородичам, они сообщили, что туземцам в город ездить нельзя, что и там хозяйничают всесильные китайцы, и поэтому следует сдавать им пушнину на месте, как было раньше.
Незадолго до мировой войны подымался вопрос о прекращении выдачи китайцам и корейцам промысловых свидетельств на право скупки пушнины у туземцев, причем исходили из тех соображений, что эти скупщики являются главными пособниками браконьеров, снабжая манз всем необходимым для незаконного промысла. Имелись в виду и другие соображения: эксплуатация туземного населения и утечка пушнины за границу.
В 1910–1912 годах были посланы отряды лесной стражи для уничтожения зверовых фанз и выселения из таежных районов китайских соболевщиков.
Как только китайцев стали прижимать в тайге на соболином промысле, перестали допускать на казенные оброчные статьи, а крестьяне начали удалять их с заимок, они бросились на мелочную торговлю. Надо поражаться, с какой быстротой китайцы сорганизовались, покрыв своими мелкими торговыми предприятиями, как сетью, весь Уссурийский край.
Китайские купцы Владивостока, Никольска-Уссурийского и Хабаровска кредитовали купцов в урочищах и больших селах; эти посредники в свою очередь снабжали продовольствием и предметами первой необходимости мелких китайцев-торговцев, устроившихся в маленьких деревушках, расположенных на границе лесных насаждений. В их лавках постоянно ютились искатели женьшеня, охотники и звероловы, здесь процветали курение опиума, банковки и другие азартные игры.
В 1919 г., когда выяснилось катастрофическое положение русских денежных знаков, золото и серебро стали быстро подыматься в цене, а также и пушнина. Всем казалось, что меха имеют значение валюты.
Усиленный спрос на собольи шкурки привел к тому, что цены на них в иенах и американских долларах поднялись ровно в три раза против того, что они стоили до войны и революции.
Такое ненормальное положение вещей не могло затянуться надолго. И, действительно, в 1921 г. спрос на соболя падает, и шкурка его начинает быстро дешеветь. Настоящие скупщики пушнины, привыкшие с опаской и недоверием относиться к такого рода «фейерверкам», постарались ликвидировать пушнину своевременно; а спекулянты, имевшие первый раз в жизни у себя на руках меха и совершенно незнакомые с положением мехового рынка в Америке и на Дальнем Востоке, жестоко поплатились. Пушнина многих из них совершенно разорила.
VII
Было бы ошибочно думать, что скупка пушнины у туземного населения дело легкое. Скупщику соболей приходится ежегодно покрывать многие сотни верст, зимой ночевать под открытым небом, часто голодать и подвергаться всевозможным случайностям, с которыми всегда связано путешествие по тайге, где иногда целыми неделями нельзя встретить ни единой души человеческой.
Скупщики соболей — это народ дошлый. Алчная нажива — вот тот стимул, который заставляет их рисковать жизнью. Очень часто предприятия их рушатся, и нередко дело доходит до человеческих жертв.
Для иллюстрации приведу два примера.
Однажды, в 1905 году, два китайца (Су-лян-тэи и Чан-сун) отправились в прибрежный (Ольгинский) район за скупкой соболей. Они захватили с
