Благие намерения - Андрей Кивинов

Его зажигательная речь была прервана очередным зевком.

— Ну, лады, давайте и адвоката… Макс, ты чего зеваешь-то? Если в засаде не был?

— Я дочку до утра ждал. Юлька школу закончила.

— Поздравляю, — Шишкин хотел добавить: «С тебя бутылка», но что-то его удержало.

В тесной клетке в зале суда Серега Кедров выглядел куда увереннее и спокойнее, чем в комнате дачного домика в поселке Горелово. За окном сияло солнце, за околицей текла речка, в которой он на рассвете, пока безлюдно, рискнул искупаться, на столе красовался натюрморт из свежих огурцов и помидоров, стройных стрелок лука, завитка украинской колбасы. Смачную картину дополняла початая бутылка беленькой. Все то, о чем мечталось в следственном изоляторе. Мечты сбываются…

Но руки у Сереги тряслись — и вовсе не от водки, которую он почти не пил. И левый глаз дергался. На суде Кедров держался куда лучше — собран был, как волчара перед прыжком. Ведь на кону — свобода.

И вот он свободен. Нет ни наручников, ни конвойных. Он совершенно один. А одиночество в данной ситуации — отнюдь не лучший спутник. Голос сообщника в мобильной трубке не в счет.

— Так есть шанс, что выживет?..

— Есть, — после некоторой паузы ответил голос.

Подельник Кедрова с космической фамилией Лунин вообще все делал неторопливо и обстоятельно. Для мошенника — наипервейшее качество.

— Без сознания, но шанс есть. По телевизору сказали. Зря два раза палил. Остановить — одного бы хватило.

— Ты даешь, нах! — обозлился Кедров. — Тебя бы на мое место. Разы считать! По любому сваливать надо срочно. Как там у тебя?..

— Лучше пережди, пока менты успокоятся, — рассудительно предложил Лунин.

— Сколько можно ждать?!

— Все равно паспорт пока не готов.

— Так поторопи их, нах!..

Своей неторопливостью Лунин часто раздражал Кедрова, но в нынешней ситуации — особенно. Конечно, над ним не капает…

— Они работают и не подведут. Но у каждого свои проблемы. Продукты не кончились?

— Да пошел ты со своим продуктами!!

— Ну, тогда отсыпайся, — напутствовал Лунин. — Все, до связи.

Сообщник отключился.

Кедров схватил со стола помидор, сжал его в ладони… На пол брызнул кровавый… нет, всего лишь томатный сок.

Вряд ли можно где-нибудь увидеть такое скопление взволнованных и растерянных людей, как в дни приема документов и вступительных экзаменов у дверей высших учебных заведений. Исторический факультет Санкт-Петербургского Государственного университета в этом смысле исключением не был. Лица абитуриентов и их родителей, входивших в массивные двери и выходивших из них, выражали все возможные степени неуверенности — от минимальной до абсолютной.

На этом мрачноватом и нервозном фоне человек в легком, но изящном светлом летнем костюме, листавший на скамейке у входа «Вестник Академии наук», казался инопланетянином, случайно залетевшим на нашу беспокойную планету. Он был расслаблен и спокоен, он элегантно закинул ногу на ногу, по светлой парусиновой туфле его ползла большая божья коровка, а выражение лица свидетельствовало, что человек бесконечно далек от мирской суеты. И действительно, суета эта — ничто в сравнении с теми вселенскими проблемами, которые обнажили результаты новейших фундаментальных исследований…

— Юль, ты иди, сдавай документы, а я здесь подожду, — сказала Ирина Виригина. — Чего там толкаться-то…

— Хорошо, мам.

Юля открыла тяжелую дверь. Мать хотела ее перекрестить, но подумала, что еще не время. Три экзамена впереди…

Она огляделась и вдруг заметила солидного мужчину с академическим журналом. Вся его фигура излучала уверенность. Ирина как-то сразу успокоилась.

— Извините, можно рядом с вами присесть?

— Пожалуйста-пожалуйста…

Лунин — а это был именно он, мошенник широкого профиля, который гордился не только своим талантом изменять внешность (сейчас он вышел на дело в накладных бороде и усах и казался гораздо старше своих лет), но и впечатляющим диапазоном своих афер, от «вузовских» до «промышленных», — слегка подвинулся. Мог бы и не двигаться, и так сидел ближе к краю скамейки, но этим движением он еще больше бессознательно расположил к себе собеседницу.

— Что, дочка поступает?.. — участливо поинтересовался он.

— Да… документы вот подаем.

— История нравится?

— С детства увлекается. Даже на районных олимпиадах побеждала.

— Умница!..

— А теперь вот об университете мечтает, — Ирина и не заметила, как втянулась в разговор.

— Похвально, — кивнул Лунин. — Наш факультет котируется. Одна из лучших в стране научных школ.

— Вы здесь работаете?..

— Преподаю, — Лунин чуть наклонил голову, достал из кармана серебристую визитницу. — Печатников Виктор Тимофеевич. Доцент. Десять лет на одном факультете. Ветеран, можно сказать.

Ирина повертела в руках визитку. Подумала. И решилась. А чего теряться, если судьба сама предлагает шанс.

— Тогда можно вам вопрос нескромный задать?..

— Что ж, попробуйте, — улыбнулся лжедоцент.

— Сюда поступить возможно? Я имею в виду просто так, с улицы.

— Отвечать честно? — переспросил «Печатников».

— Ну, разумеется! Как же еще!

— К сожалению, практически нереально. Слишком большой конкурс. Это же не пустые слова: «Одна из лучших школ»! Только если на платное.

— И даже при хороших знаниях?..

— Даже при отличных, — в голосе Лунина сквозило деятельное сожаление.

— Так я и думала, — вздохнула Ирина. — А что бы вы посоветовали?

— Давайте пройдемся, — предложил Лунин. — Мне, старику, порой хочется размять свои косточки…

«Доцент» поднялся. В руке у него оказалась деревянная трость, которую Виригина поначалу не заметила. Ирина и доцент побрели по коридору с колоннами, который опоясывал здание факультета.

— Репетиторов, конечно, грамотных можно подыскать, — продолжил Лунин после некоторого молчания. — Из моих же коллег. Но это без полной гарантии.

— А с полной?.. — решительно спросила Ирина. Дочь-то у нее одна…

«Доцент» чуть заметно прихрамывал. С ответом не торопился. Было видно, что он взвешивает все «за» и «против».

— С нашим деканом, Григорием Николаевичем, у меня отношения хорошие, разумеется…

— И сколько это будет стоить? — Ирина решила обойтись без экивоков.

— А вы деловая женщина!

— Жизнь научила.

На самом деле Ирина собиралась дать взятку впервые в жизни.

— Думаю, тысячи три.

— Долларов?

— Евро. Петербург — подлинно европейский город, не так ли? — улыбнулся «доцент». — Культурная столица.

Примерно такую цифру Ирина и ожидала услышать. Но в глубине души надеялась на меньшую.

— Немалые деньги.

— Меньше вряд ли получится, — мягко сказал Лунин. — Хорошо бы в эти уложиться… Но это, я думаю, реально…

Из дверей факультета показалась Юля, нашла взглядом мать, махнула рукой.

— Дочка идет. При ней не надо…

— Там, на визитке, мой мобильный, — поклонился Лунин. — Надумаете — звоните… Всего доброго.

И он прохромал мимо Юли, опираясь на элегантную трость, ко входу на заветный факультет.

Проведя бессонную и бесполезную (Кедров не появился) ночь и все утро (до полудня!) в тесной тумбе, Рогов думал, что будет чувствовать себя гораздо хуже. Ан ничего: кости хоть ломило, но не смертельно. Своим ходом Вася смог добраться до дома и даже душ принял, прежде чем завалился в кровать. «Обошлось…» — удовлетворенно подумал он, проваливаясь в черный квадрат сна.

Во сне он увидел себя артистом цирка — его выносили на арену в прямоугольном ящике, а великий фокусник Кио на глазах у тысяч зрителей распиливал офицера «убойного» отдела ровно пополам. Было много аплодисментов, цветов, а маленькая девочка в розовом платье принесла Васе букет роз и сунула прямо в зубы… Васина челюсть, вдруг выросшая до невероятных размеров, легко сомкнулась, удерживая массивные стебли, усеянные колючками. На рукав Рогова закапала кровь, но букет он не выронил, заслужив бурные овации зрителей.

В общем, аншлаг и триумф!..

Потом, правда, снилось, что его пытаются похоронить живьем. Как в свое время писателя Гоголя. Шишкин выступает на похоронах: «Мы навсегда запомним Василия Ивановича как самого сметливого и прыткого», а Вася пытается закричать из гроба, что жив, и не может открыть рот…

Но это ведь сон, всего лишь сон, пусть и неприятный.

Однако, проснувшись на следующий день ни свет ни заря, Вася понял, что ничего не «обошлось». Во-первых, он не смог распрямиться. Не смог, и все. Так и чистил зубы (к счастью, они не увеличились в размерах), и кофе пил, согнувшись в три погибели, как питекантроп на картинке в школьном учебнике. Во-вторых, все тело страшно болело, будто бы… Будто бы… Даже сравнить не с чем: словно провел много часов в мебельной тумбе.