Россия в постиндустриальном мире - Игорь Шафаревич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И таких различий можно заметить много. Так что Россия никак не может считаться органичной частью Запада, обреченной разделить с ним его судьбу.
Видимо, Россия может пойти по одному из двух путей:
либо еще усиливать свою подчиненность Западу и в результате погибнуть под его обломками,
либо найти свой собственный путь развития, постепенно дистанцируясь от Запада, — и тогда пережить его падение (вероятно, в любом случае — с тяжелыми потрясениями).
Этот выбор, определяющий все будущее народа. Один из тех, про который в Писании сказано:
Во свидетели пред вами призываю сегодня небо и землю: жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое.
(Втор. 30, 19)
Кажется, что нам-то — России — сейчас такой выбор не предложен: так ничтожно мала возможность нам выбрать путь "жизни и благословения".
Конечно, сейчас нам трудно и мечтать о какой-то независимости от Запада. Слишком ему подчинен нынешний правящий слой — как в его видимой, политической части, так и в теневой, финансовой. Приход к власти этого слоя и последующее укрепление его правления слишком зависело от поддержки Запада, чтобы от него можно было ожидать какой-то доли независимости. Если Запад пожелает ради продления своего существования бросить Россию в топку мирового кризиса, то в теперешнем правящем слое России он не встретит сопротивления.
Но положение может измениться в процессе нарастания кризиса Запада. Большая независимость от него может совпасть даже с чисто эгоистическими интересами правителей России. А сверх того, ослабление Запада потребует большей опоры на внутренние силы России, прежде всего — на русский народ. Некоторые признаки этого можно наблюдать и сейчас. За последние годы кардинально изменилась лексика всего политического слоя. Такие понятия, как "патриотизм", "национальные интересы", "империя", еще недавно носили характер обвинения, а теперь каждый спешит ими украситься.
Следующий шаг может заключаться в подкреплении этих чисто словесных уступок более реальными. Для этого должны формулироваться конкретные требования — прежде всего, отражающие русские национальные интересы.
Первым, как мне представляется, должно быть возвращение нашего имени, которое сейчас предусмотрительно вычеркнуто из паспортов. Всем, видимо, ясно, что уничтожение графы "национальность" в паспортах граждан России имеет в виду именно русских. Возвращение понятия "русские" в официальный политический и юридический лексикон необходимо далеко не только ввиду идеологического воздействия этого на русское национальное сознание. Такая мера, как проведенное уничтожение национальности в качестве юридического понятия, имеет многочисленные конкретные последствия. Например, сейчас нельзя не только регулировать, но хотя бы учесть национальный состав громадной иммиграции, происходящей из стран СНГ в Россию. А для будущего России совсем не безразлично, кто селится в ее городах и на ее землях: русские, может быть, сами недавно уехавшие из России на "стройки", — или представители совсем другой культуры и психологии.
Сейчас власть в России находится в руках слоя, сформировавшегося в процессе "перестройки". Он не обладает ни мощным репрессивным аппаратом, ни энергичным и волевым партийным аппаратом, существовавшим в коммунистический период. Поэтому он может осуществлять свои властные функции, только каким-то образом находя "консенсус" с народом, на худой конец — обманывая его. Но жизнь является суровым учителем, и долго обманывать народ невозможно. Быть может, непосредственные интересы большинства представителей этого слоя были бы вполне удовлетворены, если бы они могли перевести достаточно большие суммы в швейцарские банки, а Россию предоставить ее судьбе. Но как только эта тенденция будет достаточно ясной, они перестанут быть властью (как мы видели на примере коммунистического режима, вовсе не обязательно путем восстания и баррикад). Поэтому они вынуждены хоть отчасти учитывать (или хотя бы не игнорировать) национальные интересы страны. Первой же целью всякой страны является продолжение жизни народа, хотя бы на несколько ближайших веков. А это явно возможно только если она не разделит судьбу Запада, которую уже ясно различают наиболее вдумчивые его мыслители.