Опаленные войной - Евгений Пекки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я же тебе приказал, – упрекнул разведчика командир, чтобы ты казарму под прицелом держал.
– Так я за Вас боялся, от полицаев прикрывал. Я их пыл сейчас остужу немного.
Он сдернул у себя с пояса гранату Ф-1 и, на мгновение, высунувшись, из-за дома, швырнул ее в сторону преследовавшего их врага. Граната оглушительно лопнула в конце улицы, вспышкой осветив согнувшиеся фигуры с винтовками. Иволгин наугад полоснул в их сторону из автомата. Они с Орловым побежали огородами к конюшне, и уже не слышали, как кто-то из врагов вскрикнул, а кто-то громко стонал и ругался: «Са-атана, перкеле!».
Возле конюшни, вот удача, на облучке тарантаса с рессорами, а не просто на телеге, запряженной высоким жеребцом, сидел их товарищ, вглядываясь в темноту и держа наготове автомат. Запрыгнув на телегу, Орлов скомандовал:
– Давай, уходи по улице налево. Площадь финны перекрыли.
Жеребец после удара кнутом рванул с места так, что комья земли полетели у него из-под копыт, а седокам пришлось вцепиться в поручни.
Сквозь мелькавшие деревья разведчикам видно было, что кто-то из финнов бежит им наперерез по боковой улочке и не успевает. Повозка с грохотом пролетела в пяти шагах мимо финского солдата. Тот выскочил на дорогу, упал на одно колено и вслед беглецам бухнул выстрел из маузеровской винтовки, потом второй. Иволгин схватился за руку и простонал:
– Кажись, меня зацепило.
Километра через три Колганов перестал нахлестывать жеребца, и они поехали дальше размашистой рысью, удаляясь от поселка в сторону деревни Уница.
Между тем финны и оставшиеся в живых два полицая, один из которых был легко ранен в голову, с фонарями начали обшаривать посёлок. Почти сразу они наткнулись на спрятавшегося рядом с комендатурой, трясущегося от страха Грибанова.
– А ну, иди сюда, недобиток партизанский.
Тот вышел с поднятыми руками.
– Да это же я Грибанов, я бригадиром у вас. Мимо вот проходил, а тут стрельба.
Увидев, что полицай достал наган из кобуры, он упал на колени и заплакал: «Клянусь вам. Я же верой и правдой за новую власть».
– Хватит врать. Ты же рыбу коменданту только что заносил, не успел из дома выйти, как убивец этот подоспел. Ты его и навел. Это же дружок твой был, а может сродственник? А ну, говори, падла! Пулю слопаешь, если врать будешь!
Усатый полицай сунул ствол нагана Грибанову в рот, выбив один зуб, и взвел курок. Тот затрясся от ужаса.
– Я всё скажу. Они меня заставили.
– Кто они? Орлов это и его дружки.
– Что за Орлов?
– До войны в милиции служил. Был тут участковым уполномоченным. Он у них за главного.
– Сколько их было? Кто еще с ним?
– Еще двое точно. Я их не знаю. Орлов говорил, что у него родня в Великой Губе. Петр Мунаков, они у него остановиться хотели.
– Ясно.
«Херра каппралли, тулэ тянне», – подозвал усатый пожилого финна с нашивками на рукаве. Он заговорил по-фински, очевидно передавая ему полученную информацию. Тот согласно кивал головой, показывая, что понял, а потом побежал в комендатуру и начал звонить начальнику гарнизона.
– Они что, у тебя дома отсиживались? Продуктами, небось, партизан снабдил?
– Нет, что вы, они с озера пришли.
– Ладно, иди домой и сиди тихо. Завтра следователь финский приедет, ему все и расскажешь.
Ночью преследовать советскую диверсионно-разведывательную группу финны не решились. Однако все посты и гарнизоны Заонежья были предупреждены об опасности ее появления. След Орлова с товарищами затерялся в лесах Карелии. Время от времени только, то там, то здесь взлетали на воздух мосты, кто-то перерубал телефонные линии, в деревнях загорались фуражные склады и расклеивались листовки. Сначала финны полагали, что это дело рук неуловимого Орлова с товарищами. Вскоре оккупационные власти где-то добыли его портрет. Во всех деревнях и поселках он был развешен в видных местах вместе с объявлением награды за его голову в десять тысяч марок. Но иногда такие акты совершались в нескольких местах одновременно. Это уже начинало действовать организованное им подполье. В некоторых деревнях, таких, как скажем Мунозеро, десятки людей знали, что Орлов пришел подкрепиться и в баньке помыться, но финнам об этом никто не сообщал. Не было на всю деревню ни одного предателя. Зато регулярно на связь выходила неуловимая радиостанция, которая посылала шифровки о дислокации противника в разведцентр.
Возвращение
Прошло больше месяца, когда Орлов получил приказ из центра возвратиться на советскую сторону. Когда группа пробиралась через линию фронта, с неба уже начали сыпаться «белые мухи», как говорили карелы. Вот тогда-то их и засекли. Финны после первого же снега использовали тактику российской пограничной стражи. Некоторый опыт полученный ими, когда Великое княжество Финляндское входило в состав Российской империи, они использовали весьма успешно. Вокруг каждого населенного пункта они образовывали контрольно-следовую линию. Пока снег был неустоявшимся, это была дорожка следов дежурных нарядов. Когда снега выпадало побольше-это уже была лыжня. Каждое ее пересечение фиксировалось. Тщательно проверяли, что за нарушители режима появились в зоне их действий. Поисковая группа финнов вцепилась в них бульдожьей хваткой. Разведчики шли, минуя дороги, по болотам, уже вторые сутки. Хорошо еще, что у противника не было розыскных собак, но следопыты у них были опытные, а упорства им было не занимать. И те и другие не могли себе позволить отдыхать больше, чем пятнадцать минут. Они шли по компасу, выбрав примерное направление в сторону Пудожа, временами постреливая с холмов по своим преследователям. Финны тоже шли без подкрепления. Когда у Орлова, от усталости поплыли зеленые круги перед глазами, он сбросил с себя рацию в болото, а Колганов утопил комплект питания весом с полпуда. Оставался последний бросок через болото, за которым полоса проволочных заграждений, а за ними такая долгожданная советская земля, зарывшись в которую, в окопах их ждали боевые друзья.
Проклятое болото было не только топким, но почти без растительности. Редкие кустарниковые березки и чахлые сосенки, которые не доставали им до пояса, были неважным укрытием от чужих глаз. Финны же наоборот взобрались на лесистый бугор, уже преодоленный разведчиками. Расстояние резко сократилось. Тут и ужалила сержанта Колганова в голень финская пуля. Охнув, он упал в болото и скрипел зубами от боли. Орлов ощупал его ногу и понял, что дело плохо. У разведчика была перебита кость голени. С такой ногой никуда не уйдешь. На месте в этом болоте стоять было нельзя. Моментально начинала выступать из-под моха вода, и человек медленно тонул в торфяной жиже. Метрах в пятидесяти виднелось не большое каменистое возвышение метров, похожее на затонувшую вверх дном лодку, с мшистым валуном посередине. Туда они с Иволгиным и оттащили товарища. Кривясь от боли, Колганов взглянул им в глаза. Разведчики поняли друг друга без слов.
«Гранаты оставьте… Михалыч, я задержу их», – скрипя зубами, превозмогая боль, выдавил из себя партизан. Они сбросили возле него все лишнее. Себе оставили только автомат с тридцатью патронами у Иволгина и пистолет у Орлова, да еще захваченные у врага документы. Три диска к автомату, да три гранаты, вот все, чем теперь измерялся срок жизни Степана Колганова. Они обнялись с ним и пошли на восток, не оборачиваясь и утопая в заснеженном болоте. Это была последняя их возможность оторваться от преследователей. Через полчаса со стороны болота донеслось стрекотание автомата и буханье винтовок. Потом раздались взрывы гранат. А затем наступила тишина.
В темноте разведчики преодолели заминированные заграждения и столкнулись с красноармейцами из боевого охранения. Закончился очередной рейд, который продлился больше месяца. Когда утром Начальник войсковой разведки объявил Орлову и Иволгину благодарность командования фронтом, они, привычно откозыряв, отчеканили: «Служим трудовому народу!»
Эпилог
С Алексеем Михайловичем Орловым мне довелось встретиться 9 мая в год 30-летия Победы. Крепкий, пожилой мужчина, с множеством орденов и медалей на темно-синем пиджаке гражданского покроя привлекал внимание и ветеранов, и молодежи. Меня представил ему ветеран войны из нашего управления, с которым они были давно знакомы. Орлов охотно отвечал на мои вопросы, но его другие постоянно прерывали, поскольку очень многим хотелось с ним поздороваться, вручить живую гвоздичку или просто пожать руку. Узнать мне хотелось многое и подробно. Договорились мы с ним встретиться уже в день освобождения Петрозаводска в конце июня. Официальные мероприятия в этот день закончились быстро и вскоре Орлов, как и обещал, пришел на Набережную.
Заговорили о войне. Вспомнили партизан. Товарищ мой спросил у Алексея Михайловича: