Седой - Юрий Коротков

Они спустились к закутку под лестницей, где ждал их Слон. Любаня глянула на него, на Олегу, прислонилась спиной к стене и насмешливо спросила:

— Ну?

Олега отошел в сторонку.

— А я тебя у вокзала видел, — сказал Слон.

— Ну и что?

— А если директриса узнает, что опять ходишь?

— Ты, что ли, скажешь?

— Хочу — скажу, хочу — не скажу…

Любаня в упор смотрела на него, накручивая золотой локон на палец.

— Пойдем… — Слон неуверенно потянул ее за руку.

— Зачем?

— Ну… сама знаешь… — видно было, что Слон робеет перед Любаней. — Я не скажу, честное слово…

— Да говори, сколько влезет, — Любаня повернулась идти.

— Ну, Любань… Ну, пожалуйста…

— Ты еще заплачь, — насмешливо сказала Любаня.

— Ну, Люб…

— Целуй! — Любаня протянула вперед-вниз руку.

Слон неловко потоптался, наклонился и поцеловал.

— Сюда! — велела она, чуть приподняв юбку и выставляя колено.

Слон покосился на Олегу, наклонился еще ниже… Олеге показалось, что Любаня сейчас врежет коленом прямо в морду Слону, но она только толкнула его, так что Слон сел на пол, надменно глянула на Олегу и пошла под лестницу.

— Слышь, Петух! — торопливо прошептал Слон. — Пойдет кто — свистни!

Олега присел на ступеньку, обхватив голову руками. Когда внизу заскрипела скамья и послышалось громкое сопение Слона, он вскочил, затравленно озираясь, и бросился бежать. Вылетел на улицу и побрел куда глаза глядят, не замечая морозного колючего ветра, бьющего в распахнутый ворот рубахи…

Во дворе, в хоккейной коробке между пятиэтажками слышался стук клюшек. Навстречу пробежал, запинаясь коньками на посыпанной песком дорожке, мальчишка-сосед в оранжевом шлеме поверх ушанки.

— Олега! — он затормозил, чуть не упав. — Ты где был?! Выходи скорей, мы с шестым домом играем!

— Сейчас, — сказал Олега.

Он поднялся на третий этаж и сел на корточки под дверью. По лестнице вверх и вниз проходили соседи, приглядываясь в полутьме, кто это тут сидит. Олега покашливал и зябко обнимал себя за плечи.

Вдруг приложил ухо к двери. В квартире послышались шаги, потом вода из крана на кухне. Он вскочил и надавил кнопку звонка.

Щелкнул замок — на пороге стояла мать, красивая, нарядная. Олега хотел закричать, но перехватило дыхание, он протянул руки и заплакал:

— Мамочка! Наконец-то ты вернулась, я так тебя ждал, наконец-то ты вернулась, дорогая, ненаглядная, наконец-то я туда не пойду, меня там никто не любит, меня там бьют, и Слон, и Мотя, ты не представляешь, как я тебя ждал, и Алка тоже, забери ее скорее, она тебя так ждала…

Мать кусала губы, чтобы удержать слезы, быстро гладила его по голове, прижимала к себе лицом, потом сняла с вешалки пальто и шапку и захлопнула дверь.

— Ты куда? Я с тобой!

— Я сейчас… Ты постой здесь.

— Нет, мамочка, дорогая, я с тобой! — Олега вцепился в нее обеими руками.

— Я на минуту. Ты подожди меня, я скоро вернусь. Только не уходи, ладно? — она оглянулась на чужие двери.

— Ты за Алкой? — догадался Олега.

— Да. А ты подожди меня здесь, хорошо?

Олега торопливо закивал, вытирая слезы. Мать пошла вниз по лестнице, а Олега, счастливо улыбаясь и всхлипывая, снова присел под дверью…

Стало темнеть. Стуча коньками, прошел сосед с клюшкой, он не заметил Олегу в темноте, долго звонил на четвертом этаже, возбужденно шмыгая носом, с порога закричал:

— Двенадцать-двенадцать! Представляешь, ма, судья жухал, как последний гад, две шайбы не засчитал… — дверь захлопнулась за ним.

Снова послышались шаги, мужчина остановился над Олегой, в темноте блеснули очки, и Олега с ужасом узнал Акакича. Он ухватился за дверную ручку:

— Нет! Нет! Не пойду! Мама вернулась! Она меня забрала!

— Пойдем, Олег, — Акакич мягко, но настойчиво потянул его за собой.

— Она сейчас вернется, она за Алкой пошла! — Олега отчаянно вырывался, приседал и выворачивался, но Акакич тащил его вниз по лестнице.

— Ну, пойдем, Олежек, пойдем. Ребята волнуются, куда ты пропал… Мама снова уехала. Ее только на один день отпустили… она весной вернется… А ребята волнуются: куда, говорят, Олег пропал?..

— Неправда! — Олега заплакал от бессилия. — Вы врете все, она вернулась, она меня искать будет. Я ей все про вас расскажу, все, она вам покажет! — он уже не сопротивлялся, слепо брел за Акакичем, плача навзрыд…

В спальне все уже лежали в кроватях. Едва закрылась дверь за Акакичем, Малек поднял голову:

— Ну что, Петух, навестил мамочку? То-то мамочке радости — ждала хахаля, а тут — нате вам, подарочек!

— В сортир теперь под конвоем ходить будешь, Петух! — сказал Слон.

Олега лежал, безучастно глядя в потолок широко открытыми глазами…

В школе он сидел с влажным от пота лбом, изо всех сил, мучительно сдерживая кашель.

— Ты не заболел, Петухов? — спросила Марина Павловна.

— Нет. Нет, — Олега испуганно замотал головой. — Я очень хорошо себя чувствую. Просто поперхнулся…

В спальне Олега горбился над учебником, глухо, с надрывом кашлял, щуря воспаленные глаза. Слон вдруг наклонился, схватил ботинок и запустил в него.

— Забодал, Петух! Полотенце в рот заткни!

Олега встал, зажимая рот ладонью и направился к двери.

— Куда?

— В туалет…

— Ходил только что!

Олега покорно сел.

В спальню ворвался Малек, восторженно заорал:

— Ребя! Елку привезли!!

Все кинулись к окнам — внизу у крыльца стаскивали с грузовика огромную елку — и, теснясь, толкаясь, бросились к двери.

Олега выглянул в коридор, схватил с вешалки свою куртку, выбежал на заднее крыльцо, перевалился через забор в чей-то заснеженный двор, оттуда — на улицу.

Он бежал по улице, шарахаясь от прохожих. Долго звонил в квартиру, то прижимаясь ухом к двери, то пытаясь заглянуть в глазок. Снизу хлопнула дверь подъезда, Олега побежал по лестнице — и увидел поднимающегося навстречу Акакича. В ужасе он бросился обратно, зазвонил к соседям, забарабанил в дверь:

— Тетя Полина! Тетя Полина! Это я — Петухов из тридцать седьмой! Пустите меня! — Акакич приближался, Олега побежал наверх, звоня во все двери подряд. — Дядя Витя! Дядя Саша! Это я — Петухов из тридцать седьмой! Тетя Лена! Спрячьте меня!

Акакич настиг его, Олега мертвой хваткой вцепился в перила. Во всем подъезде открывались двери, соседи молча стояли на пороге, глядя, как красный, с трясущимися губами Акакич отрывает его руки от перил.

— Тетя Лена… Вы меня не узнаете? Я Петухов… из тридцать седьмой. Не отдавайте меня… пожалуйста…

— Бедный мальчик, — вздохнула тетя Лена.

— Ну так возьмите его! — сказал дядя Саша.

— Куда же… при живой-то матери…

— Тогда и вздыхать нечего! — крикнул дядя Саша и грохнул дверью.

Акакич разжал наконец Олегины пальцы и почти волоком потащил его мимо молчащих соседей.

— Гад! Гад очкастый! Не пойду! — Олега поджал ноги и мешком повис в его руках. Тогда Акакич обхватил его поперек тела и понес…

Когда растаял багровый, тяжелый и липкий туман, Олега обнаружил себя лежащим в больничной палате, с иглой в руке и капельницей у кровати. Рядом сидела Белка в большом белом халате, смотрела на него и плакала. Олега, худой, прозрачный, улыбнулся ей и пошевелил губами.

— Что? — Белка наклонилась к нему.

— Чего ты плачешь? — прошелестел Олега. — Мама вернулась. Она заберет нас домой.

Белка покачала головой.

— Она не вернется, Олежка.

— Она вернулась, — сказал Олега. — Я сам ее видел. А если нас не отпустят, мы убежим к ней.

— Не надо больше ходить туда. Она никуда не уезжала. Она сама отдала нас. Сама позвонила Акакичу, когда ты пришел…

— Ты врешь, — сказал Олега. — Я тебе не верю.

— Я не вру, Олежка, — Белка снова заплакала, — Ты маленький, ты не помнишь, а я помню, как отец от нас ушел. Мама все время хотела выйти замуж… а мы… это сложно, ты не поймешь… ну, с нами ее никто не брал, хотя приходили разные, я помню… Она испугалась, что останется одна…

— Как одна? — чуть слышно закричал Олега. — А я? А мы?!

— Все, все! — сказал врач. — Только не волноваться!

Белка послушно встала.

— Ты потом поймешь, Олежка, когда вырастешь…

Олега в свободно болтающейся на нем пижаме бродил по длинному больничному коридору, сидел в палате. Соседи по палате торчали в окнах, перекрикивались со стоящими внизу, задрав голову, родителями.

Седая прядка у него в волосах стала шире, захватила чуб и висок. Осунувшееся лицо было неподвижно, глубоко запавшие глаза смотрели спокойно и холодно…

Так же спокойно, молча он шагал рядом с Акакичем на базу. Акакич, наверное, боялся, что он снова будет упираться, цепко держал его за руку, торопливо рассказывал, что он проболел все каникулы, ребята давно учатся, но в школе говорят, что Олег способный мальчик, только рассеянный, и, если постарается, то быстро догонит.