Огненный столб - Джудит Тарр

Царевне, похоже, тоже было все равно. Пока она кормила рыбок, Нофрет пыталась подманить и погладить одну из газелей. В ее присутствии газели чувствовали себя вполне непринужденно, но не настолько. Они бродили у края воды, пощипывая лилии и не обращая внимания на Нофрет. Девушка потянулась, чтобы сорвать лилию для приманки, и тут царевна вымолвила:

— Скажи мне свое имя.

«Скажи мне твое», — чуть не выпалила Нофрет, но внезапно исполнилась осторожности и сказала.

— Мне велено называться Нофрет.

— Это не твое имя, — заметила царевна.

— Предыдущее ушло, — ответила Нофрет. — Я отпустила его. Думаю, это небольшая потеря. Сени говорит, что все имена моего народа похожи на вопли котов перед дракой.

— Ты не из Митанни? — поинтересовалась царевна. — По-моему, имена Митанни похожи на бульканье.

Нофрет поднялась на коленях.

— Разве похоже, что я из Митанни?

— Похоже, что ты чужеземка, — равнодушно сказала принцесса.

— Я происхожу из Великой Страны Хатти, — произнесла Нофрет тоном уязвленной гордости, — где Великий Царь не кланяется никому — никому, даже царю Египта. Он называет твоего отца братом, а не отцом, не повелителем и не хозяином.

— Нахал, — сказала царевна и склонила голову набок. Длинная прядь волос закачалась, щекоча плечо.

— Ты ему предана?

— Я предана самой себе, — ответила Нофрет.

— Ты будешь предана мне, — возразила царевна. — Ты теперь моя. Мама сказала, что, если ты задумаешь что-нибудь против меня, тебя высекут, окунут в соленый раствор и повесят на крючок. Но я не стану поступать так жестоко. Я просто скормлю тебя крокодилам.

Нофрет засмеялась. Смех был скорее болезненным, чем по-настоящему веселым.

— Какая ты кровожадная.

— Я царская дочь. Меня зовут Анхесенпаатон. Ты будешь называть меня госпожой. И царевной.

— А как тебя называют твои сестры?

Царевна сощурила длинные глаза. Она напоминала кошку, нежащуюся на солнце, настороженную и безмятежную одновременно.

— Ты не моя сестра. Ты моя служанка.

— Готова спорить, они зовут тебя Малышкой, — сказала Нофрет. — Или Котеночком.

— Котенок — это моя старшая сестра, — ответила царевна. — Меритатон. Мекетатон — Олененок.

— А ты?

— Я вижу, что ты из хеттов, — заметила царевна, но не сердито. Скорее, ей этот разговор казался забавным. — Ты пытаешься быть такой же нахальной, как твой царь.

— Стало быть, Малышка, — настаивала Нофрет.

— Вот и нет. Меня называют Лотос, Цветок Лотоса, но ты не должна звать меня так.

— Да, госпожа, — сказала Нофрет так мягко, как только могла, и склонила голову, искоса взглянув на свою повелительницу. Ей так и не удалось вывести царевну из себя. Она ожидала покорности, но даже не поблагодарила Нофрет за то, что та согласилась ее проявить.

Царевна сорвала лилию, заткнула за ухо и наклонилась над водой. Не то, чтобы она была тщеславна: девочка просто развлекалась, глядя, как ее четкое отражение покрывается рябью, когда рыбы пытались поймать его.

Нофрет склонилась рядом с ней, но не слишком близко. Ее отражение было больше, шире и более дикого вида — с роскошной копной вьющихся волос, с глазами, горящими, словно у льва, потревоженного в логове.

Но царевна вовсе не опасалась полудикой рабыни и произнесла:

— Ты будешь служить только мне. Если мои сестры захотят, чтобы ты им прислуживала, скажи, что ты принадлежишь мне. Но скажи это вежливо. Мои сестры не такие покладистые, как я.

— Я думала, у вас все общее, — заметила Нофрет.

— Ох, нет, ответила царевна. — Это только напоказ, потому что мы царские дети, и царь хочет, чтобы люди думали, будто мы живем в полном согласии. Так оно и есть на самом деле, потому что нам нечего делить. У моих старших сестер свои служанки. У каждой из моих младших сестер своя нянька. Моя нянька умерла, а теперь ты принадлежишь мне и будешь моей служанкой.

— Почему я? — спросила Нофрет, наконец поняв суть дела.

— Потому, — ответила царевна.

Она не собиралась ничего добавлять к сказанному, это было ясно. Нофрет чуть не забыла, что перед ней еще совсем маленькая девочка — восьми, от силы девяти лет. Но по большей части она говорила и поступала, как гораздо более взрослая, как сама Нофрет, а Нофрет стала взрослой уже с прошлогоднего урожая.

Однако царевна все же была ребенком, и, как все дети, могла быть несносной.

Нофрет улыбнулась ей.

— Наверное, ты считаешь меня необыкновенной. Я совсем не похожа на людей из страны Митанни и на хеттских девушек тоже не похожа. Хеттские вельможи не привозят своих женщин в дар египетскому царю.

— Нет, они продают сестер и дочерей за любую плату, какую он даст. — Улыбка царевны была такой же любезной, как та, что Нофрет изо всех сил старалась удержать на лице. — В Великой Стране Хатти есть царь. В Двух Царствах есть Бог.

— И ты принадлежишь к богам?

— Я из царской семьи, — ответила царевна, — а цари происходят от богов.

— Я преклоняюсь.

— Ты невозможна! Тебя поэтому отправили сюда? Потому что ты не желаешь держать язык за зубами?

— Отчасти поэтому, — согласилась Нофрет и добавила с внезапной яростью: — И еще потому, что я не захотела пустить в свою постель жирного паршивца с блохами в бороде.

Глаза царевны чуть расширились: только это выдало ее потрясение.

— У тебя был выбор?

— Я укусила его за одно место, — сказала Нофрет, яростно выплевывая слова. — Он еще порадуется, что пара сыновей у него уже есть.

— Меня ты кусать не будешь, — заявила царевна после солидной паузы.

— Но ты же не будешь пытаться изнасиловать меня, — ответила Нофрет.

— С тобой все будет в порядке, если ты будешь вести себя как подобает, — пообещала царевна. — И распускать язычок только тогда, когда мы вдвоем. Ты очень… — она задумалась, — освежаешь. Но все остальные смотрят на вещи иначе.

У Нофрет не было причин сомневаться в этом. Сени обучила ее обязанностям служанки настолько хорошо, насколько ей позволило время. Много было сказано о царских требованиях и о том, чего ожидают от прислуги. Сени всячески подчеркивала, что важнейшими достоинствами являются молчаливость, исполнительность и полная незаметность.

Нофрет так и не научилась помалкивать, исполнительность проявляла, только специально вспоминая об этом, и уж никак не могла стать незаметной. Но она будет служить царевне, и вовсе не потому, что ходила, склонив голову и глядя только себе под ноги, как подобает прислуге.

— Давай поиграем, — предложила царевна. — Когда кто-нибудь рядом, изображай из себя безупречную служанку. Когда мы наедине, можешь говорить, что вздумается.