Естественный отбор - Александр Звягинцев

Мирзо поспешил пригласить Ольгу и ее вооруженное сопровождение в дукан, а Хабибулла с тремя моджахедами исчезли через черный вход и растворились в базарном столпотворении.

— В счастливый для себя день вы посетили мой дукан, — запел Мирзо вошедшей Ольге. — Я дал великий обет перед Аллахом, что первая женщина, появившаяся в моем дукане, получит дорогой подарок во славу Аллаха: золотое кольцо с лазуритом.

Мирзо достал футляр с кольцом и с поклоном протянул Ольге. Она растерялась, не зная, как поступить.

— Любой обет надо уважать, — пришел ей на помощь старлей Василько.

— Уверен, Мирзо, что за кольцо не надо платить? — озадаченно спросил Скиф. — Может, какую-то часть?

— Что вы, что вы! — замахал тот руками. — Всевидящий и всемогущий Аллах накажет!

Дуканщик беспрерывно кланялся, когда они покидали дукан.

— Если бы тогда сумасшедший Скиф не вырвал тебя из моих рук, твоя судьба сложилась бы иначе, — быстро угадав мысли Ольги, Хабибулла исподлобья кинул на нее жадный взгляд.

— Ага-а, — засмеялась она. — Я стала бы пятой женой в твоем гареме.

— Любимой женой! — уточнил Хабибулла. — Когда я впервые увидел тебя на базаре, то сразу потерял сердце и голову.

— Я это поняла немного позже! — засмеялась Ольга и поймала себя на мысли, что ей приятно признание в любви сидящего напротив нее в центре Европы бородатого человека с жестокими азиатскими глазами.

— Поняла? — удивился Хабибулла.

— В твоем плену. Помнишь нашу встречу у ручья? — опять засмеялась Ольга.

У горного ручья судачили несколько женщин в паранджах. К ним подошли с кувшинами на плечах Ольга и ее надзирательница.

— Аллах акбар! — приветствовала надзирательница женщин. Ей ответил нестройный хор.

На обратном пути им встретился Хабибулла с телохранителями. Он пристально смотрел на Ольгу.

Ей стало не по себе. Держащие кувшин руки напряглись. Усилием воли она заставила себя быть спокойной и гордо прошла мимо… А он еще долго стоял на дороге и, поигрывая камчой, смотрел ей вслед…

— Надеюсь, с твоими женами и детьми у тебя нет проблем? — спросила собеседника Ольга и удивилась появившимся на его щеках скорбным складкам.

— Зейну и Сухроб с детьми убили русские вертолеты, — спокойно ответил Хабибулла. — Зульфию и Алию убили люди Дустума. Их дети ушли с талибами, и я ничего о них не знаю. Аула моего больше нет, а мои нукеры погибли или нашли себе другого хозяина.

— Мне очень жаль всех, — сказала Ольга, смутившаяся от такого ответа.

— Ты думаешь, что сегодня здесь, в Швейцарии, мы встретились случайно? — спросил вдруг Хабибулла.

— Не думаю, — покачала головой Ольга. — Но как ты узнал о моем приезде?

— За деньги можно узнать все, — усмехнулся Хабибулла. — Знаю, что сумасшедшего Скифа посадили из-за меня в тюрьму, а твой отец почему-то не вытащил его оттуда. Знаю, что у тебя новый уважаемый муж-бизнесмен. Знаю, что ты сама занимаешься бизнесом и стала известной звездой на вашем телевидении. Я видел много передач с тобой… Особенно я испугался за тебя в девяносто третьем году, когда ты снимала гражданскую войну в Москве… Это было очень опасно, Ольга…

— Откуда ты все знаешь, Хабибулла? — изумилась она.

— У меня теперь бизнес в одной из стран Ближнего Востока, — улыбнулся Хабибулла. — Иногда он связан с Кавказом…

— С армянами или чеченами? — вспыхнула Ольга, опасливо отстраняясь от собеседника. — Поставляешь им душманов-наемников или опять свой «продукт»?

— О нет, нет! — замахал руками Хабибулла. — Аллах покарал меня за грехи, и теперь я поставляю детям учебники, а верующим — Кораны…

— Так я и поверила! — скептически усмехнулась Ольга. — Волк не станет овцой, даже если натянет на себя ее шкуру.

Хабибулла внимательно посмотрел на нее своими азиатскими глазами и промолчал.

— Мы еще встретимся, Хабибулла, — поднимаясь, пообещала Ольга. — А сейчас, извини, у меня дела.

Он встал и поцеловал ей руку, к ужасу трех азиатов, увидевших это из припаркованной машины.

Ольга упругой походкой победительницы уходила по заполненной туристами улице, не совсем еще понимая, зачем ей эта победа. Хабибулла неотрывно смотрел ей вслед, не замечая, что из уютного скверика его самого и его охранников снимают увешанные фотоаппаратами парень и девушка.

Когда Хабибулла сел в машину, самый пожилой из охранников, костистый и рыжебородый, кивнул на уходящую Ольгу и сказал:

— Прикажи, хозяин, и, клянусь Аллахом, Хафиз сегодня ночью привезет к тебе русскую ведьму. Тогда нечестивому гяуру Коробову придется выложить за дочь сполна все, что он тебе должен.

Хабибулла ожег рыжебородого взглядом своих смоляных глаз.

— Мне нужна его жизнь, Хафиз, — сквозь стиснутые зубы прохрипел он. — Клянусь Аллахом, только его жизнь!

В отеле Ольгу ждала дочь с бонной-немкой, почти не понимающей русской речи. При виде матери гибкая как лоза девчушка сделала было к ней шаг, но остановилась, застеснявшись своего порыва.

— Как дела у юной леди Вероники Скворцофф? — прижав ее к груди, спросила Ольга.

— Ихь шпрехе руссиш нихт, — ответила девчушка и спряталась в коленях бонны, добродушной и улыбчивой фрау Марты.

Ольга владела английским языком, фарси и дари, но не знала ни немецкого, ни французского, поэтому ее попытки на русском наладить контакт с дочерью, практически не знающей родного языка, не имели большого успеха.

Пару часов они побродили вместе с фрау Мартой по магазинам, и Ольга под осуждающим взглядом бонны покупала Нике все, на что та показывала. Делала она это механически, не всматриваясь в вещи. В голове осенними мухами бились путаные мысли: «Неужели тогда отец расплатился за наркотики Хабибуллы своей единственной дочерью?.. Чудовищно!.. Не верю, не верю!.. Не хочу верить…»

Чтобы отогнать черные мысли, Ольга переключилась на Нику: господи, как она похожа на Скифа!.. Его глаза, губы, нос… Тот же гордый поворот головы… «Стоп! — вдруг пронзило ее. — Если бы папаша Коробов не расплатился с Хабибуллой своей дочерью, то Скиф не сел бы в тюрьму за дезертирство и угон вертолета…» Выходит, ее первому мужу и вот этой кареглазой девочке, ни слова не говорящей на родном языке, испоганил жизнь ее, Ольгин, родной отец?.. «А твою жизнь, хоть ты и многого в ней добилась, разве не испоганил твой папаша?» — спросила Ольга сама себя.

Но что-то ей мешало ответить на этот вопрос категорично.

«Ты предъявляешь отцу завышенный счет, — убеждала она себя. — Разве его вина, что жизнь — это гонка по вертикальной стене?.. Что там летит под колеса: судьба ли чья или даже чья-то жизнь — рассмотреть времени не дано… Отвлекся — с грохотом вниз, и дуйте в траурные трубы, господа!.. И вообще, какое у тебя право судить отца?.. Разве ты сама не шла к нынешнему благополучию по чьим-то изломанным судьбам?!»

Незаметно они оказались на берегу Цюрихского озера, окращенного лучами закатного солнца. В розовой дымке просматривались остроугольные вершины Альп. Их контрастные отражения мирно качались на маслянистой глади озера. Казалось, перевернутые вершины Альп вот-вот доплывут до их берега и коснутся древних камней набережной.

Ника с радостным смехом бросилась кормить лебедей, стаями плавающих у берега. Гордые белые птицы с царственным достоинством брали пищу из рук людей и так же достойно отплывали в сторону, уступая место собратьям.

По набережной неспешно прогуливались с детства хорошо кормленные, хорошо одетые, спокойные люди. Пожилые церемонно раскланивались при встрече со знакомыми, молодые приветливо улыбались друг другу, парочки, не обращая ни на кого внимания, целовались. Но проделывали они это пристойно, без вульгарной нарочитости…

Они здесь, в Европе, давно научились на ярмарке тщеславия, именуемой жизнью, делать ставки спокойно, без эмоций. «И рыбку съесть, и не уколоться, — подумала Ольга. — Славяне необузданны… Нам важен даже не результат, а чтобы во всем были страсти в клочья…»

Увидев грустный взгляд мамы, подбежала Ника. Ласковым котенком потерлась о колени Ольги, и у той захолонуло сердце. «Кровиночка моя!.. Увидел бы тебя Скиф… Узнать, в какой братской могиле закопали его сербы, свозить бы Нику… Стоп, стоп! — одернула она себя. — Не наматывай сопли на кулак!.. Скиф погиб, и ему больше ничего не надо. Европа чистеньких любит… Узнают в пансионате Ники, что ее отец сербский войник, шарахнутся от нее, как от прокаженной…»

В огромном доме, очень похожем на замок, в большом зале со старинными портретами баронов фон Унгерн, жарко полыхал камин. Папаша Коробов подкинул в него поленьев и повернулся к сидящему в средневековом резном кресле Походину.

— Ты, Николай Трофимыч, плохие вести, как сорока на хвосте, носишь! — насмешливо бросил он. — То у Скифа в Сербии голова в кустах, то Скиф — чуть ли не русский Рембо — возвращается и вся грудь в крестах…