Таинственный остров - Михаил Леккор

Что это? Живая чудодейственная вода из скромного невзрачного ручейка русских сказок? Он все же сошел с ума и ему все кажется? Или просто ненароком уснул под ближайшим кусточком под влиянием жаркого солнца и пробуждение будет очень тяжелым и разочаровывающим, как и любой приход от сна до реальности в его старческие годы?

Отошел от чудо-ручья в тень раскидистого кустарника, сел на заблудшую корягу, лихорадочно ощупал руками лицо в силу отсутствия зеркала. Явно мое молодое лицо двадцати лет с солидным крюком. Или, лучше, тридцати лет с небольшим. Все равно салабон салабоном!

Воды я все же попил. Заодно еще раз посмотрел на себя молодого. Потом вернулся к рябине, поел, что осталось. Осталось очень мало и пришлось немного поерзать в траве, поискать после зверья и птиц. Местные почти не оставили, но какую-то горсть я все же набрал. У-у, жадюги!

Впрочем, есть уже, по большому счету, не очень-то и хотелось. Скорее, около рябины я неосознанно связывал две реальности — прошедшую, старческую и новую, опять молодую. Желая их соединить и мечтая, чтобы они так бы и остались. Я молод, полон сил и возможностей!

Новая реальность твердо сохранилась и как-то так гармонично вписалась в свою жизнь, словно оно так и должно развиваться — детство, зрелость, старчество…. и опять молодость. Ахти мне! Вечный жид, ха-ха!

А ведь я и раньше должен был понять, что со мной что-то не так. Весь текущий день уже брожу, а в собственном организме ничего не ноет, не дребезжит. Хотя в той уже прошедшей повседневности, как только проснешься, так и начинает что-то болеть и скулить, хоть сам на полную луну волком вой!

И зверский аппетит. Я-то думал, что это влияние свежего лесного воздуха и долгой целебной прогулки, а ларчик, оказывается, вон как открывается! Я помолодел и есть хотел, ну не как молодой, но все же зрелый мужчина. А это уже не старая перхоть. Ему надо побольше и желательно мяса!

Домой приду, первым делом куплю курицу, сварю ее и все съем, только кости могут разбежаться по кошачьей миске. Подумав об этом, немного приуныл. Где теперь мой дом и такой желанный магазин с продуктами…

Но горечь о потерях вскоре ушла. Погибших я ни одного не видел, хотя будь утопленники, наверняка бы прибило к берегу. Да и молодости характерен оптимизм, а не старческая унылость.

Чуть ли не посвистывая, полный молодецких сил и желаний, я бодро пошел в обратную сторону по асфальтовой дороге, уже ничем не напоминающий недавний катаклизм. Даже редкие птицы, невесть как уцелевшие, в унисон моему настроению, радостно насвистывали. Осень однако.

На сером фоне давешних надежд,

Хитрюга осень нанесла свои узоры.

Леса сменили тысячи одежд

И засияли золотом уборы.

Затихли рощи в думах о былом.

Кружит листва в осоке утопая.

И тишина и вечером, и днём.

Природа осенью от лета отдыхает.

С утра дождит — осенний листопад.

Шуршит трава печально под ногами.

Я этой осени опять безумно рад!

Жду звездопадов тёмными ночами.

Все, как обычно. Я иду в лес (из леса) с хорошим настроением. Птички поют, солнце по-африкански наяривает, компенсируя нам декабрьскую стужу. Хо-ро-шо-то как, господи!

Такого оптимизма мне хватило немного. До окончания твердой поверхности и господства водной глади. То есть где-то на час.

Я с изумлением, как баран на новые ворота (можно и не на новые) посмотрел на прелести громадного объема воды. Да уж, по видимому катаклизм оказался гораздо глубже, чем я думал. Походил по бережку, попинал воду, как беспечный карапуз и пошел обратно. Там, по крайней мере, берег был знаком.

Еще час марш-бросок обратно. Уже не так радостно и не так бодро, но тот же час. Ноги длинные, организм молодой. И вообще, пехота — сто верст прошел, опять охота! Знакомо?

Пришел на знакомый берег, на котором когда-то (о, боже!) очухался. И опять захотелось есть. Я уже не удивился и не рассердился на потребности тела. Молодость! Прошелся вдоль бережка, сел в редкую тень ивняка.

Жарко. Почему-то на берегу в отличие от лесной глуши температурные излишества чувствовались особенно сильно. Правда, и порывы ветра оказывались посильнее, приятно обдувая разгоряченное тело.

Так, что у нас теперь есть?

Плюс. Я жив после страшного катаклизма и даже помолодел, хм, практически вдвойне. Это интересно, но пока не отвлекайся. Во всяком случае, я опять молод и три десятка лет могу жить снова, не думая. Даже не верится, но, видимо, это так.

Минус. Я, кажется, один на, кажется, острове. И хотя здесь жарко, то есть проблема холода мне не грозит, — я немного подумал, добавил: — хотя ночью может быть похолоднее. Эффект антициклона, когда жара днем сменяется заморозками ночью, мне, как кажется, не угрожает. Во, всяком случае, сильный холод здесь в темное время точно не бывает.

Пища пока более острая и даже смертельная проблема. Воды, явно пресной, много, хоть упейся, пусть и есть некоторые вопросы с качеством. А вот что положить в желудок? Целлюлоза не считается. Ее много, но человеческий желудок ее не переваривает от слова совсем.

Поискал взглядом по округе хоть какие-то плоды или ягоды, не нашел, сдался. Что же, еда — это все, не найду, банально сдохну. Прежде всего, решаем вопрос, где будем искать — на суше или на море?

Суша мне, как сухопутному существу, очень знакома. Но после страшного катаклизма его потенциал резко уменьшился. Тем более, я уже прошелся по округе и имеющие продукты изрядно подъел.

Сейчас, по крайней мере, пока, в более положительном свете видится водная среда. Конечно, временный водоем с пресной водой — это не море, но поживится хотя бы чем-то можно. Если, понятно, постараться.

Полностью разделся до трусов. Нормальное нижнее белье, вариант семейное, мужское, не рваное. Если не нравится, не смотрите. Да и некого мне тут стыдится, наоборот, только обрадуешься негодующим воплям. Ибо крики — это живые люди. А люди — это счастливое будущее. Один я теперь!

Гораздо больше меня беспокоила опасность обгореть. Солнце вон какое сильное, не заметишь, как сгоришь. А обгореть — это, значит, выйти из строя на несколько дней. И, может быть, на совсем. Лежать на самодельной постели в беспамятстве и глубокой слабости. А кто кормить или хотя бы