Девочка по имени Зверёк - Маргарита Разенкова

Это было самое удивительное помещение, в которое его когда-либо вводил Ра-Хотеп. Они не спускались вниз и не плутали по лабиринтам внутрихрамовых переходов – они поднялись вверх! И оказались на небольшом балконе, нависающем над казавшимся даже уютным из-за хорошего освещения залом. В зале, собственно, не было ничего примечательного, кроме стены, противоположной балкону. Ее освещало несметное количество хитроумно расположенных светильников. Стена была сплошь испещрена узором. Рисунок был явно очень стар, местами стерся и поблек. Судя по наличию разнородных цветных «заплат», выполненных старательно, но выглядевших меж тем весьма беспомощно, многочисленные мастера тщились подновить изображение. У них мало что вышло, но даже в этом виде странный узор на стене внушал величественное впечатление чего-то геометрически выверенного, четко организованного. И при этом – совершенно непонятно было, что здесь изображено.

Жрец молчал. Тэху вопросительно оглянулся на него:

– Это очень красиво, учитель, но я ничего не могу разобрать. Что это?

– Это очень древнее изображение. Мы пробовали оживить его, но, как видишь, не преуспели. И решили оставить, как есть. Я не скажу тебе, что здесь изображено, ты увидишь сам. Либо не увидишь. Не расстраивайся, если ничего не выйдет. Я оставлю тебя на время.

И он ушел. Когда шаги жреца затихли в глубине лестничного туннеля, Тэху, оставшись один, решил полностью сосредоточиться на росписи стены. Долгое время ничего не выходило. Он пробовал рассмотреть рисунок и по частям, и в целом, разобрать систему цветовых элементов и геометрических фигур; пытался, свесившись с балкона, хотя бы немного приблизиться и отходил к самой лестнице, назад, чтобы отдалиться… Ничего! Все тщетно. Тэху вспомнил слова Ра-Хотепа: «Не расстраивайся, если ничего не выйдет». Может быть, жрец заранее знал, что у Тэху ничего не получится, и просто хотел продемонстрировать последнему его умственную ограниченность? Тэху вздохнул – что ж, это справедливо. Теперь нужно было только дождаться Ра-Хотепа и смиренно доложить ему о провале. Тэху глубоко задумался, взгляд его рассеялся.

И как только рассеялся, нечто – неясное, ускользающее – мелькнуло перед его взором! Он сам испугался эффекта, но догадался, что все произошло оттого, что изменился ракурс его взгляда на стену: в минуты углубленных размышлений он смотрел не пристально на предметы, а как бы сквозь них. Он попробовал еще раз – рассеяться нарочно, чтобы увеличить зрачки, смотреть «насквозь». И у него получилось! Из глубины хаоса геометрических знаков и цветовых пятен на него выплыл, объемно надвинулся комплекс пирамид! Трех великих пирамид и статуи Сфинкса, о которых он уже не раз слышал от Ра-Хотепа.

Впрочем, ему рассказывали: Сфинкс с головой фараона. Но… Тэху не видел головы фараона! Зато ясно видел голову льва! Это была прекрасная статуя великолепного льва. И это было потрясающее зрелище! Какое-то время он, едва дыша, наслаждался им, потом, опомнившись, вздохнул и громко позвал:

– Господин! Я увидел это! Я увидел!

Жрец откликнулся где-то очень близко:

– Не кричи. Я уже понял. И я рад, что не ошибся в тебе.

Тэху оглянулся: жрец стоял в проеме, ведущем на лестницу, и стоял, видимо, давно.

– Там, я видел сам, пирамиды и лев! То есть Сфинкс… Ну, то есть он с головой льва. В общем, я видел…

– Да-да, я понял тебя, – Ра-Хотеп не дал ему договорить и задумчиво пробормотал, словно обращаясь к самому себе: – Все-таки лев. Впрочем, я так и полагал. А куда обращен его взор, ты не заметил?

– Там несколько звезд. Наверное, какое-то созвездие?

– Вот именно. Жаль, что ты не запомнил, как они расположены.

– Почему не запомнил? – даже обиделся Тэху. – Я офицер, меня учили! – Он осекся под насмешливым прищуром жреца и смущенно закончил: – Ну, хотя бы запоминать детали пейзажа. Это для разведки. Нэхеб учил. Он хороший воин!

Тэху наклонился, подобрал несколько мелких камешков и выложил их в том порядке, что на всякий случай запомнил. Неожиданно Ра-Хотеп сжал его плечо – взволнованно, радостно – и воскликнул:

– Это созвездие Льва! Статуя – лев, и обращена она взором к созвездию Льва. Это указано ими более чем ясно!

«Кем „ими“? И на что указано, не понимаю!» – только и подумал Тэху, а вслух спросил:

– А пирамиды – это те самые гробницы, учитель?

– Те самые, Тэху, но не гробницы. Мы, – он по-особенному выделил это слово, – не считаем, что это гробницы.

– Что же это?

Ра-Хотеп долго молчал.

– Что будет, солдат, – начал он издалека, – если ты передашь словесный приказ своему отряду не через одного посыльного, а по цепочке – через сотню?

Тэху решал недолго.

– Нетрудно предположить, учитель, – усмехнулся он. – Хвала богам, если последний вестовой не пошлет мой отряд в сторону, противоположную необходимой!

– Противоположную необходимой, – повторил жрец. – А если ты ко всему прочему еще и зашифруешь приказ, написав его на куске папируса?

– Что ж. Если вестовые его не потеряют и не повредят, то он дойдет в исходном виде до командира отряда. Но если тот не сумеет расшифровать, то… – Тэху выразительно пожал плечами.

– Правильно мыслишь! Тогда твое сообщение вообще не пригодится.

– По крайней мере, – вставил Тэху, – моему посланию придется ждать того, кто его сможет понять.

– О да! Именно! – более эмоционально, чем обычно, подтвердил жрец. – Я расскажу тебе кое-что…

Они шли под сводом колоннады храма, Тэху со вниманием вникал в каждое слово жреца. Тот говорил медленно, задумчиво глядя перед собой:

– Мы получили послание, солдат, из глубины веков. Послание в камне – математически выверенное, величественно построенное и – пронизанное надеждой на наше понимание!

– Здесь какая-то тайна, да, учитель?

– Здесь – великая тайна! И великое знание!

– И вы проникли в эту тайну?! Ну-у… то есть я хочу сказать, – Тэху заговорил торопливо и сбивчиво, боясь, что жрец не скажет больше ничего, – уж вам-то это тайное знание открыто?!

Он отчего-то не сомневался, что Ра-Хотеп торжественно улыбнется и подтвердит его предположение: мол, да, уж мы-то, жрецы, храним знание и тайну!

Но Ра-Хотеп отрицательно покачал головой:

– Нет, Тэху. Не все так просто: слишком много было «посыльных» – слишком много веков с той поры утекло, почти забыт «язык» послания. К тому же люди изрядно повредили его – дополнительные постройки, реконструкции, «улучшения» и «обновления»…

Последние два слова он произнес с явной иронией и с досадой махнул рукой. Тэху не знал, что и сказать, но отчего-то ему стало горько, и он лишь безрадостно вздохнул.

Тэху еще находился под впечатлением заворожившей его картины пирамид и все вызывал их в памяти, даже на дежурствах, когда в гарнизоне было объявлено о готовящемся параде.

Предстояло ежегодное награждение фараоном высокопоставленных сановников, отличившихся на службе и угодивших божественному фараону (да возрастет его могущество!). Тэху уже участвовал в таких смотрах-парадах – дело привычное. Продолжая думать о своем, он готовился вместе со всеми. Чистая юбка, парадный воротник-оплечье, новая пика, щит. Головная повязка почти полностью закрывает лоб, ее края опущены строго вниз по вискам, кинжал пристегнут над локтем левой руки. Лук на таком смотре не требуется. Еще – проверить солдат своего отряда. Здесь тоже было все в порядке.

На этот раз награждаемых было значительно больше обычного. Церемония затягивалась. Ничего не поделаешь, приходилось терпеть. Но на то они и воины, чтобы спокойно и безропотно переносить такие вещи, как многочасовое изнуряющее построение под палящим солнцем, сохраняя полную неподвижность и бесстрастное выражение лица. Джети стоял совсем близко, но с ним нельзя было даже взглядом обменяться. Но они давно установили между собой особую систему общения для подобных обстоятельств. Тэху услышал, как Джети медленно вдохнул, едва-едва громче обычного, а выдохнул легко, но с легким звуком «м-м-м», как от зубной боли. «Надоело до смерти», – говорил Джети. Тэху коротко, но отчетливо, насколько было можно, выдохнул носом: «Ничего не попишешь». Неожиданно в их «беседу» влился Руметис, уроженец Бубаста, еще один офицер охраны, стоящий неподалеку. Он так выразительно хмыкнул, явно поддерживая обоих приятелей, что Тэху стоило некоторых усилий не улыбнуться.

Вереница награждаемых медленно и торжественно тянулась к царственному балкону. Сановники проходили как раз напротив парадного строя, и офицеры близко видели каждого. Некоторые придворные были с женами – это было знаком особого расположения фараона, – и над рядами поплыл сладкий запах душистых масел. Кое-кто из солдат за спиной Тэху потянул носом – он угрожающе сжал пику, демонстрируя кулак, – в рядах стихло.

И вдруг Тэху боковым зрением уловил чей-то острый взгляд: мимо него шла супружеская чета – сановник Ка-Басет с женой, очень красивой молодой женщиной лет тридцати. Муж был намного старше ее. Он двигался тяжелой походкой усталого, не вполне здорового человека, не отрывая воспаленных глаз, щед ро подкрашенных черными тенями, от царственного балкона, с которого должен был получить знаки отличия. Пышные складки драпировки его юбки утяжеляли шаг, роскошное оплечье из золота и драгоценных камней явно давило ему на спину. Супруга же его двигалась небрежной танцующей походкой, легко покачивая бедрами под дорогой тканью одежд. Всего лишь несколько мгновений она смотрела в глаза Тэху, но этого было вполне достаточно, чтобы он рассмотрел и запомнил ее: гладколицая, черноволосая, с быстрыми карими глазами, – госпожа Тийа смотрела на него пристально и вызывающе, и он не смог отвести взгляда. Она прошла… Оторопевшего Тэху овеяло волной ее благовоний, прошелестел подол ослепительного платья, затих шорох подошв позолоченных сандалий… И у него тревожно кольнуло сердце от неясного предчувствия.