Молитва для адмирала - Виктор Семёнов

– Отказались, – опередила его Орлова.

– И правильно, – отрезал Денис, доставая две бумажных салфетки.

Тут Борис Аркадьевич, который до того молча наслаждался кофе, вступил в разговор:

– Орлова, ты давай успокаивайся – и марш работать. Мы и так к тебе чересчур лояльны. За проигрыши не наказываем. А за выигрыши ты премии ходишь клянчишь. Что за дела? Новенькую к Аблокатову запихала…

– Чего это? – удивился Денис.

– Костя ее сам захотел… – Орлова встала и, нервно теребя бумажную салфетку, начала отступление к двери. – А у меня сейчас справляются. Нормально. А у него завал…

Исчезла за дверью. А мужики, допив кофе под тиканье настенного механизма, разъехались по своим делам.

5

Денис запихал свое тело в матово-черную немецкую машину и без пауз двинулся к выезду с подземного паркинга. Выехать сразу, однако, не получилось: у шлагбаума, перегородив проезд, в страстном поцелуе сошлись две красивых шведских железяки. Владелец черной 90-й сидел внутри автомобиля, разговаривая по телефону. А красивая блондинка в ярко-красном плаще и такого же цвета туфлях из 60-й стояла рядом с водительской дверью своего оппонента и что-то грозно кричала ему. Что именно – Дмитриевскому было не разобрать: в салоне из радиоприемника громко завывал Кипелов, празднуя долгожданную свободу. Денис торопился на хоккей. Сегодня в «Ледовом» СКА должен был надрать одно место минскому «Динамо». У Дмитриевского и двух его друзей, бывших сокурсников, была традиция раз в месяц обязательно выбираться либо на хоккей, либо на футбол, в зависимости от времени года и настроения. Он выехал с небольшим прицелом на пробки, и долго стоять на выезде с офисной парковки никак не входило в его планы.

Брякнула СМС. «А ну-ка убери свой Порш Кайенчик», – пропел смартфон сообщением от Вали Замятиной, директора архитектурного бюро, которая снимала офисы этажом выше. Ее «Ягуар» аккуратно подкрался сзади и, встав прямо за машиной Дмитриевского, ласково подмигнул фарами. Валя, видимо, не до конца оценила ситуацию, не разглядела поцеловавшихся шведов за громоздким кузовом автомобиля Дениса. Через минутку прилетела еще одна СМС: «Ой, прости, Юстинианчик». Денису нравились ее подколы и стиль, кроме, пожалуй, коверкания окончаний слов, которое придавало им уменьшительно-ласкательный привкус.

«Я свободен. Я забыл, что значит страх», – ответил он Вале только что услышанной по радио сентенцией. Парочка автолюбителей спереди вроде бы приступила к более конструктивному диалогу: мужчина вылез из машины.

«Как детки?» – продолжила разговор Валентина. Деток у Дмитриевского было двое: пятилетняя Лизка и трехлетний Женя.

«Отлично, – ответил он. – Твои?»

«Вашими молитвами. Хороших выходных».

Парочка поцеловавшихся на выезде обменялась телефонами, и наконец, спустя десять минут ожидания Денис освободился, превратив в реальность песню рокера. В «Ледовом» он оказался через сорок минут, попав в окружение друзей за десять минут до начала матча.

В то же самое время Борис Аркадьевич Скрипник в глубокой задумчивости стоял напротив витрины с чилийскими винами. В его продуктовой корзине уже лежали банка оливок и нарезанный твердый сыр, замечательный продукт импортозамещения. Выбор колебался между красным сухим и полусладким. Он мучительно вспоминал, что же обычно пьет Ленка – и что же Ленка обычно пьет по пятницам. Помучившись некоторое время, взял то и другое. А потом, вздохнув, добавил к покупкам бутылочку виски и медленно направился к кассам.

Спустя час он стоял у дома художницы, у парадной, и докуривал сигариллу, поглядывая на потемневшее небо. Накрапывал дождик. Окно на кухне у Лены темнело, в комнате же, по-видимому, было включено настенное бра: сквозь шторы на улицу пробивался приглушенный свет.

Борис не очень понимал, почему не торопится подниматься. С одной стороны, еще ни к кому он не испытывал такого влечения, как к ней, а с другой – он очень боялся ее. Ее переменчивого настроения. Ее иронии… Выкинул остатки сигариллы в урну и, выдохнув в питерскую морось, зашел в парадную.

В это же время Орлова в квартире у Аблокатова налила себе мартини и с ногами забралась в кресло. Костя принимал душ, а Оля тем временем переключила телевизор, с хоккейного матча на музыкальное шоу. Поднесла к губам бокал для первого пятничного глотка – и тут на ее розовый, с серебристыми висюльками телефончик прилетел звонок от мамы. Вскочила с кресла, зачем-то подбежала к окну, затем вернулась и взяла трубку.

– У тебя все в порядке?

Ни здрасьте вам, ни пожалуйста.

– Привет, мам! Да, все отлично!

– Ты дома?

Орлова сделала паузу.

– Да, мам.

Она же не спросила, у кого дома? Дома. У Аблокатова.

– Как Кирилл?

Опять пауза.

– Кирилл отлично, мам.

– Врешь. По голосу слышу. Бросил?

– Мам…

Из ванной появилось тело Аблокатова с намотанным на бедра полотенцем.

– Ваша очередь, мэм! – закричал он, а Ольга зашипела на него, показывая на телефон.

– Кто это там у тебя? – не преминула воспользоваться моментом мама.

– Да никого, мам, телек!

– Не кричи на мать!

– Это ты кричишь!

– С тобой невозможно разговаривать!

Раздались гудки: мама повесила трубку. Разговор закончился, как обычно. Орлова все-таки глотнула мартини и молча уставилась в телевизор.

– Ваша очередь, мэм… – уже тише повторил Костя, а Орлова, серьезно взглянув на его оголенный торс, сказала тихо, полушепотом:

– Костик, будь другом, вызови мне таксо…

– Комфорт или эконом? – так же тихо поинтересовался Костя. Полотенце с мягким шелестом упало на теплый пол, оставив Аблокатова полностью обнаженным. В таком виде он и отправился к телефону.

Через сорок минут Орлова вошла в свою квартиру на проспекте Мориса Тореза. В тишине ее жилища очень хорошо слышалось мяуканье соседской кошки. А потом его заглушили звуки набирающейся ванны.

А Витя и Вася в это время только выходили из офиса. Они пока не заработали на личные автомобили, поэтому их путь лежал не через паркинг, а через парадный вход, прямо на улицу. На выходе из бизнес-центра парочку попытался сцапать сидящий без дела секьюрити.

– Вы чего так поздно, хоббиты? – нагло спросил он.

– Да вот, думали – проскочим, когда все орки уснут… – огрызнулся Вася. – А один не спит чего-то…

Прошли через турникет и оказались на улице.

– Ты свет выключил? – чуть нервно спросил Витя.

– Да, – устало ответил Василий.

– В третьем вроде еще горел…

– В третий я не лазил. Там новенькая оставалась вроде. Остальные разбежались.

– Странная она какая-то… – Витя украдкой взглянул на собеседника.

– Нормальная девка.

– Общался?

– Да. Пару раз. Немного простовата для юристки… – Василий протер чуть воспаленные глаза. – Даже не так… Наивна, что ли… Так точнее.

– Разве?

– Ну, показалось.

– Новенькая… Просто не вписалась еще. Стесняется.

– Может быть. – Впервые за день рекламщик не стал спорить.

Незаметно они подошли к метро. Василий протянул руку для прощания, а Виктор от неожиданности молча пожал ее. Потом спросил:

– Ты чего, не поедешь?

– Не. Прогуляюсь. Пока. До понедельника.

Витя удивленно посмотрел на друга и направился к входу в метро. Вечер пятницы плавно перетекал в ночь.

6

На следующий день, в субботу, к обеду Дмитриевский подвез свое семейство к дому родителей, и они начали потихонечку выгружаться на разбитый асфальт внутриквартального проезда. Дмитриевский ворчал на неудачно припарковавшуюся «мазду», занявшую сразу два места, а Ирка – на заснувшего по дороге сына. Так, в синхронном ворчании, они и вошли в скромную родительскую трешку. Родители Дениса, папа Александр Сергеевич (пенсионер) и мама Ольга Александровна (работающая пенсионерка), всегда радовались их приходу (в большей степени внукам, как казалось Денису), и внуки отвечали деду с бабой такой же радостью, зная – их наверняка ждет что-нибудь вкусненькое.

Отец сидел в гостиной, на диване перед телевизором, на экране которого два импозантных джентльмена играли в снукер. Плоская панель «Самсунга» была вмонтирована в темно-коричневую стенку, занимавшую всю стену, а перед диваном стоял заваленный газетами длинный низенький стол. Правую часть стенки занимали отсеки платяных шкафов, и из одного из них наружу выглядывал уголок клетчатой рубашки.

Дети разбежались по квартире, а Дмитриевский прошел в гостиную, приветственно кивнув бате. Тот кивнул в сторону шкафа и проговорил хмуро:

– Штучка торчит…

Денис не сразу понял, в чем дело. А потом, догадавшись, подошел к шкафу.

– Не люблю, когда штучки торчат… – продолжил гнуть свою линию отец.

– Чего, убрать? – спросил Денис, улыбнувшись.

– Уж будь любезен.

Дмитриевский заправил в шкаф торчащий кусочек рубашки и сел рядом с отцом.

– Трамп Дональдсона разносит, – кивнул тот в сторону играющих мужиков. – Щепа летит…