Эспеджо - Александра Шервинская

был поклясться чем угодно: она его узнала. Узнала и испугалась. Этот ли конкретно меч она встречала раньше или другой, похожий на него, — не существенно. Важным было наличие у дохлой псины — как-то я не встречал живых зверей без шкуры — сознания и умения выстраивать логическую цепочку, даже самую примитивную.

Недовольно и разочарованно зарычав, собака отступила во двор, из которого недавно появилась. Интересно, она там одна, такая красивая? Очень хочется в это верить, так как одному мне со стаей свежих муэртос не справиться.

Стоп! — откуда в моей голове это странное слово явно испанского происхождения? И почему я совершенно точно знаю, что этим словом называют любое псевдоживое существо? И с чего я решил, что эта собака умерла недавно?

Что вообще происходит, вашу мать⁈ Где я? Кто я⁈ Ход мыслей мой, Константина Храмцова, значит, это всё-таки я. Но почему параллельно с моими привычными знаниями у меня появились сведения и навыки, которых никогда прежде не было даже близко? Ведь, когда я вытащил меч, я даже не задумывался, как его держать и, зуб даю, абсолютно спокойно пустил бы его в дело. Я притормозил, и память услужливо показала мне «в ускоренном режиме» несколько стоек, переходов и приёмов. И это при том, что я никогда в жизни не интересовался холодным оружием и уж тем более мечами.

Я лихорадочно принялся ощупывать себя: лицо вроде моё, хотя покажите мне человека, который на ощупь смог бы наверняка сказать, изменилась его внешность или нет. Глаза, нос, рот, уши — всё на месте, вроде бы привычной формы и размера, а вот детали пока остаются загадкой.

Двигаюсь я привычно, значит, рост и комплекция у меня остались прежними, иначе я неизбежно чувствовал бы дискомфорт. Руки вроде бы мои, вот и шрам между большим и указательным пальцем присутствует, но при этом на ладонях мозоли, скорее всего, от частых тренировок с мечом. Их у меня точно не было, так как из оружия я всегда предпочитал клавиатуру и экран ноута.

И главный вопрос — почему мне не страшно? Где-то в глубине души я, наверное, понимал, что для обычного сна всё слишком странно и реалистично. Но аргумент «это всё мне просто снится» пока работал: я с любопытством оглядывался и, увидев на старом каменном двухэтажном доме табличку с надписью, направился к ней.

Буквы были незнакомыми, похожими на греческий алфавит, но, как ни странно, слова были понятны. Вот ведь бред какой: букв не знаю, а читать могу.

'Фонарный тупик, 13.

г. Стылая Топь'.

Стылая Топь? Прикольно… То есть это та самая деревня, в которую мы шли, и возле которой, по словам Антохи, располагалось какое-то «место силы»? Но на то заброшенное поселение, которое я смог увидеть с частокола, это место походило слабо. Там точно не было ни двухэтажных домов, ни зверей без шкуры, хотя насчёт последнего я не поручился бы. Если в Стылой Топи обитают существа, подобные тому мужику на «Ниве», то где гарантия, что его двор не сторожит такая вот собачка.

Мои размышления прервал странный скрип, словно кто-то ехал на телеге с несмазанными колёсами. Но телега ведь не могла ехать самостоятельно, а ни стука копыт, ни шума двигателя не было слышно. Только раздражающее слух «скрип-скрип»… «скрип-скрип»… Было что-то в этом звуке настолько неприятное, что я невольно поморщился, как от зубной боли. Желания спрятаться не возникло, так как я прекрасно знал — хорошо бы ещё понять, откуда! — что чимпис для меня совершенно не опасен. Пока он развернётся, я буду уже на другом конце переулка. К счастью, стрелять своей ядовитой слюной он в состоянии только вперёд, так уж у него устроен панцирь: повернуться это порождение Изнанки может только целиком. Но зато если уж кому-то не повезёт, и на него попадёт хотя бы капля, то можно бронировать место на погосте. Противоядия от слюны чимписа не существует. Жертва теряет сознание и буквально в течение пятнадцати минут превращается в мягкое желе, которое этот гигантский червяк с удовольствием и потребляет в пищу. Как по мне, так нет ничего отвратительнее, чем закончить свой жизненный путь в желудке тупой панцирной сороконожки.

Я прижался спиной к стене очередного заброшенного дома, чувствуя сквозь одежду исходящие от неё волны ледяного холода, и приготовился ждать, пока чимпис проползёт мимо меня в поисках очередной жертвы. Можно было бы, конечно, рискнуть и, используя эффект неожиданности, попробовать убить тварь, но даже сорок реалов, которые отвалит Гильдия за слюнную железу чимписа, не стоят того, чтобы ставить на кон свою жизнь. Особенно сейчас… Стоп, а что такого происходит сейчас? И что за Гильдия? И откуда у меня сведения о том, что она покупает такие странные штуки и платит за них сорок реалов. Кстати, а реал — это сколько? Много? Мало?

Эта раздвоенность сознания начинала всерьёз меня беспокоить: сон — это, конечно, хорошее объяснение, но как-то он всё сильнее смахивает на реальность.

Скрип стал совсем отчётливым, и из тумана медленно выплыло нечто, больше всего похожее на гигантскую, метров тридцать в длину, толстенную гусеницу, покрытую светло-серым панцирем, состоящим из крупных пластин. Выглядело страшилище достаточно неповоротливым, но я откуда-то — даже не буду пока задумываться над этим — знал, что это не совсем так. Чимпис с трудом разворачивался, так как пластины на боках соединялись достаточно жёстко, зато вперёд мог метнуться со скоростью арбалетного болта. Нда… интересные у меня нынче ассоциации…

Чимпис притормозил аккурат напротив того места, где я постарался слиться со стеной, но, к счастью, не смог повернуть свою уродливую голову в мою сторону. Я мысленно поблагодарил создателя этой отвратной гусеницы за такое удобное — для меня — строение панциря. Разочарованно щёлкнув внушительными жвалами, чимпис двинулся дальше, поскрипывая и оставляя в грязи широкий след.

Проводив мега-червяка взглядом, я прислушался, но из тумана не доносилось больше никаких подозрительных звуков. Подумав в очередной раз, что сон как-то слегка затянулся, я пошёл вдоль домов, которые не становились ни более обжитыми, ни более привлекательными. Всё те же выбитые стёкла, сорванные ставни, расколотые двери и выломанные ворота.

Следующая табличка, держащаяся на одном гвозде, сообщила, что я нахожусь на улице Висельников, возле дома номер шесть. В Стылой Топи, разумеется. Куда делись дома с номерами от первого до пятого, пока было загадкой. Как и то, как я мог оказаться на другой улице, если никуда не сворачивал и прошёл от силы мимо пары домов, не больше. На эти суматошно мелькающие мысли вторая половина моего сознания предпочла никак не реагировать. Видимо, сочла не существенными.

Дверь я увидел случайно: просто клочья тумана и серой мглы на мгновение расступились, и я успел рассмотреть надпись: «Гнутый медяк». В отличие от всех дверей, попадавшихся мне до сих пор, эта была достаточно прочной и выглядела на фоне остальных чуть ли не новой. Окон на здании не наблюдалось, поэтому я без особой надежды повернул массивную ручку.

К моему несказанному удивлению, дверь открылась, причём совершенно беззвучно, и я оказался в небольшом помещении, явно служившим чем-то вроде тамбура между входной дверью и залом. По стенам этой клетушки были развешаны пучки каких-то трав, распространяющих резкий, но приятный свежий аромат. Приглядевшись повнимательнее, я увидел, что часть досок покрыта буквами, сплетающимися в замысловатый и удивительно гармоничный узор. Светильники были развешены так, чтобы освещать посетителя с одной стороны.

В зале, который был хорошо виден из тамбура, сидели люди, а за стойкой возвышался хозяин заведения.

— Светлого вечера, Хуан, — произнёс я прежде, чем сообразил, что делаю, — да обойдут твой дом стороной создания Изнанки, и не покинет тебя твоя тень.

— И тебе светлого вечера, Ловчий, — отозвался похожий на медведя хозяин «Гнутого медяка» и бросил быстрый взгляд на мою чернильно-чёрную тень…

Остальные, успокоившись, вернулись к прерванным делам, а кое-кто даже приветственно махнул рукой, приглашая за свой столик.

Я же, не отрываясь, смотрел на большой, начищенный до зеркального блеска щит, висевший на стене за стойкой. Да, несомненно, это был я, точнее, усовершенствованная, этакая голливудская версия славного, но обычного парня Костика Храмцова. Черты лица остались моими, но стали более чёткими и резкими, цвет глаз тоже не изменился, зато заметно выделились скулы, а в уголках рта появились жёсткие морщинки, делавшие лицо более взрослым и строгим. Над левой