Виктор Суворов: исповедь перебежчика - Дмитрий Гордон

— …исповедовал принцип: разделяй и властвуй!..

— Верно, а кроме того, существует еще конкуренция. Главного чекиста он, например, вызывает: «Товарищ Ежов, вы что тут такое докладываете? Чепуха какая-то. Вот военные разведчики сообщают.», — но что именно, не говорит. Потом главу разведки на ковер вызывает: «Вы что это тут написали?..»

— «… Вот товарищ Ежов!»…

— Да, а они же друг друга не знают, к тому же враги. В общем, в июле тридцать восьмого года товарищ Сталин садится (при этом я не присутствовал, но, в принципе, все это можно представить) и донесения НКВД читает. Смотрит подпись: Ежов, а военная разведка докладывает что-то другое, но подпись та же: Ежов. Трудно сказать, что в ту минуту с Иосифом Виссарионовичем приключилось, но я бы на его месте дрогнул. Кто основные решения принимает? Он, вождь всех времен и народов, но на основании донесений, и как же ему теперь с этим монстром справиться? Вернее, с двумя монстрами. Доселе он держал этих ребяток на поводке, а тут.

С этого падение Ежова и началось — потихоньку, потихоньку. Думаю, товарищ Сталин почуял неладное, выдохнул (Засовывает кулак в рот.): «А-а-ах!» — и разделил две спецслужбы немедленно.

У меня на сей счет личный есть опыт: мы с женой Таней в Женеве работаем, а поскольку у чекистов была установка с нами все-таки контактировать, один парень хороший насчет выпить-закусить как-то ко мне подходит. Я к своему резиденту мгновенно: «Такие дела, предложение поступило.». Тот сразу туда (Показывает пальцем вверх.) пишет, что так, мол, и так, бумага тут же из ГРУ в Центральный идет Комитет, а оттуда как рыкнули! Резидент ГБ моментально к нашему прибежал: «Иван Петрович, да мы же с тобой мужики, да ничего же тут не было.». ЦК нашего контакта очень боялся: если мы снюхаемся.

— …ему может прийти конец…

— Загрызем!

«Если вам захотелось работать в КГБ, езжайте в любой областной центр. На центральной площади всенепременно статуя Ленина стоит, а позади обязательно огромное здание с колоннами — это обком партии. Где-то тут рядом и областное управление КГБ. Тут же на площади любого спросите, и любой вам покажет: да вон то здание, серое, мрачное, да-да, именно на него Ленин своей железобетонной рукой указывает. Но можно в областное управление и не обращаться, можно в особый отдел по месту работы. Тут вам тоже каждый поможет: прямо по коридору и направо, дверь черной кожей обита. Стать сотрудником КГБ можно и проще — надо к особисту обратиться.

Особист на каждой захудалой железнодорожной станции есть, на каждом заводе, а бывает, что и в каждом цеху. Особист есть в каждом полку, в каждом институте, в каждой тюрьме, в каждом партийном комитете, в конструкторском бюро, а уж в комсомоле, в профсоюзах, в общественных организациях и добровольных обществах их множество. Подходи и говори: хочу в КГБ! Другой вопрос — примут или нет (ну, конечно, не примут!), но дорога в КГБ открыта для всех, и искать эту дорогу совсем не надо.

А вот в ГРУ попасть не так легко. К кому обратиться? У кого совета спросить? В какую дверь стучать? Может, в милиции поинтересоваться? В милиции плечами пожмут: нет такой организации.

В Грузии милиция даже номерные знаки выдает с буквами «ГРУ», не подозревая, что буквы эти могут иметь некий таинственный смысл. Едет такая машина по стране — никто не удивится, никто вслед не посмотрит. Для нормального человека, как и для всей советской милиции, ничего эти буквы не говорят и никаких ассоциаций не вызывают. Не слышали честные граждане о таком, и милиция никогда не слышала.

В КГБ миллионы добровольцев, а в ГРУ их нет. В этом и состоит главное отличие: ГРУ — организация секретная. О ней никто не знает и оттого не идет в нее по своей инициативе. Но, допустим, нашелся некий доброволец, каким-то образом нашел он ту дверь, в которую стучать надо: примите, говорит. Примут? Нет, не примут. Добровольцы не нужны. Добровольца немедленно арестуют, и ждет его тяжелое мучительное следствие. Много будет вопросов. Где ты эти три буквы услышал? Как нас найти сумел? Но главное, кто помог тебе? Кто? Кто? Кто? Отвечай, сука!

Правильные ответы ГРУ вырывать умеет. Ответ из любого вырвут. Это я вам гарантирую. ГРУ обязательно найдет того, кто добровольцу помог, и снова следствие начнется: а тебе, падло, кто эти буквы назвал? Долго ли, коротко ли, но найдут и первоисточник. Им окажется тот, кому тайна доверена, но у кого язык превышает установленные стандарты. О, ГРУ умеет такие языки вырывать. ГРУ такие языки вместе с головами отрывает, и каждый попавший в ГРУ знает об этом. Каждый попавший в ГРУ бережет свою голову, а сберечь ее можно, только сберегая язык.

О ГРУ можно говорить только внутри ГРУ. Говорить так, чтобы голос твой не услышали за прозрачными стенами величественного здания на Ходынке. Каждый попавший в ГРУ свято чтит закон Аквариума: “Все, о чем мы говорим внутри, пусть внутри и останется. Пусть ни одно наше слово не выйдет за прозрачные стены”. И оттого, что такой порядок существует, мало кто за стеклянными стенами знает о том, что происходит внутри. А тот, кто знает, молчит».

— Кто был сильнее: КГБ или ГРУ?

— Вопрос, уж прости, неправильный. Смотри: председатель КГБ СССР товарищ Андропов был членом Политбюро, а начальник ГРУ?

— Однако…

— А между тем свой человек у нас в Политбюро сидел. Кто? Министр обороны Гречко.

Сравнивать КГБ и ГРУ неверно, это разные уровни. Надо говорить. Вместе:

— …армия…

— и КГБ, или Первое главное управление КГБ и Главное разведывательное управление Генерального штаба.

Повторяю: уровни, да и организации это разные, и если взять, например, посольства, примерно процентов сорок там было чистых товарищей (мы так их и называли: «чистые товарищи»), а шестьдесят — «варяги», но для «чистых» мы все «варяги»: между собой они нас не разделяли.

— «Чистые» — это профессиональные дипломаты?

— Как правило, дети высокопоставленных отцов, и когда мы находились в Женеве, знали: такие-то люди — товарища Громыко, а вот те — товарища Брежнева.

— Ни на КГБ, ни на ГРУ они не работали?

— Нет, это Министерства иностранных дел креатуры, но они ничего и не делали. Ну вот, к примеру, ЦК какое-то решение принимает и направляет его в МИД. Там этот циркуляр на свой бланк переписывают: мол, Министерство иностранных дел считает так-то, а «чистые» при этом только присутствуют — в этом едва ли не вся их работа и заключалась.

«Чистых» много. У нас вот была такая Зоя Васильевна Миронова — если официально, постоянный представитель Союза ССР при отделении ООН в Женеве в ранге «Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР». Предположим, проводит она совещание дипломатов, и ей докладывают, что кто-то где-то набедокурил. Ну, выпил лишнего, закусил, а в результате машина в озеро Женевское завалилась — бывает же, и вот эта бедная женщина говорит сокрушенно: «Но ведь он чей-то сын.». Понимаешь, какой нюанс? Наказать можно, но надо же пожалеть папу, проявить человечность.

«Микрофоны везде, но нужно же как-то устраиваться: пацану двадцать с хвостиком, жена-красавица. “Привет, ребята! Подглядываете? Ну, если кому нравится, на здоровье!”»

— В двадцать два года ты угодил в номенклатуру ЦК КПСС…

— (Кивает).

— …куда до тебя в столъраннем возрасте никто никогда не попадал…

— Это правда.

— Четыре года ты проработал в Женевской резидентуре ГРУ…

— да.

— …но контрразведка любой страны уже на первом году службы опознает любого, кто действует под легальным прикрытием…

— Правильно.

— Почему же тогда не берет?

— А это, как в случае с мафиози: все в курсе, кто он такой, а вот арестовать не могут.

— Почему?

— А потому, что нужно его на чем-то поймать. Вот он идет в золотых цепях, весь из себя крутой, а за что брать-то? За пушистый хвост, пока на чем-то его не засек, не возьмешь — как и разведчика, работающего под легальным прикрытием. Вычисляется он мгновенно, а дальше? Вот, например, я прибываю на место службы и с кем-то контачу. С чекистами же не могу.

— …а слежка идет, да?

— Идет железно, и я это знаю.

— Знаешь и чувствуешь?

— Ну, конечно.

— Хвосты, прослушивание телефонов?

— Не только.

— Видеонаблюдение?

— Разумеется! Понятно, что в нашей чудесной квартире с видом на Женевское озеро везде микрофоны, но нужно же как-то устраиваться: пацану двадцать с хвостиком, жена-красавица.

— Хочется как-то, да?..

— и расслабиться. «Ну, ничего, — думаю, — что же я буду жизнь свою молодую ломать? Привет, ребята! Подглядываете? Ну, если кому нравится, на здоровье!» (Смеется).