Записки экспедитора Тайной канцелярии - Олег Рясков

– Так, может, вместе? – спросил Маслов. Самойлов обернулся и, уверенно взглянув в лицо драгуну, произнес:

– Одного они не побоятся. А ежели все заявимся, тут всякое может случиться. Будьте наготове.

– Эх, дружок, – ласково протянул Вожжов, которому незрелый смельчак начинал нравиться все больше, – на рожон лезешь! Может, подождем?

– Иного случая может и не представится, – ответил Иван, вскочил на коня и двинулся к церкви.

– Бог в помощь, люди добрые! – крикнул он, выехав из кустов.

Разбойники, явно не ожидавшие появления гостя, занервничали, хватаясь за оружие.

– И тебе не хворать! – в тон Самойлову гостеприимно произнес главарь, но руку все же положил на рукоять пистоли.

– Это кто ж ты у нас будешь? – спросил один из казаков, беря лошадь Самойлова под уздцы. – Драгун, что ли?

– Драгун, драгун! – продолжая игру в добродушного гостя, ответил Самойлов.

Он покинул седло, оставив лошадь на попечение казака, по-свойски подошел к костру и, сев напротив главаря, протянул к огню замерзшие ладони.

– Ну? И какими судьбами тебя занесло сюда? – улыбнулся поляк, попыхивая казацкой люлькой.

– Вот и я думаю. Какими судьбами ты решил на себя беду накликать? – вопросом на вопрос ответил Иван.

Главарь недоуменно взглянул на незнакомца:

– Мудрено говоришь, не пойму я тебя.

– Да полно, – усмехнулся Самойлов. – Ворон ворону глаз не выклюет. Потолкуем?

Вожак снова пыхнул люлькой и коротко переглянулся с калмыком. Тот зашел за спину Самойлову и, поигрывая ножом, казалось, только ждал удобного случая. От Ивана не ускользнуло ни одно движение хитрого поляка, но он по-прежнему делал вид, что ничего не замечает. Самойлов неспешно оглядел привязанных пленников и развалины монастыря.

– Я смотрю, вы место-то не случайно выбрали, грехи замаливать, – кивнул Иван на церковь.

Главарь оглянулся на храм, потом, бросив словно нечаянный взгляд на калмыка, согласился с гостем:

– Да, место не случайное. Богоугодное!

Именно на этом слове, сказанном столь многозначительно, калмык и сделал свой бросок. Да не на того напал! Бывалый охотник Самойлов, не вставая, лишь отпрянул в сторону и подставил калмыку ногу. Тот перелетел через нее и замер со звериным оскалом на хитрой морде. А что ему еще оставалось? Наш герой приставил к разбойничьему горлу нож и как ни в чем не бывало спросил:

– Ну, а ты какому богу молишься? На гостя сзади-то нападать негоже!

Главарь довольно пыхнул своей люлькой – он оценил ловкость незваного гостя.

– Прыток ты, братец! – Поляк неспешно поднялся. – Ну пойдем потолкуем, – бросил он на ходу Самойлову. – Яцура, оставь нас! – приказал он калмыку, со звериной преданностью бросившемуся за хозяином.

Конечно, драгуны не могли ничего слышать, но труба, оставленная командиром, позволяла лицезреть всю сцену до мелочей. Лишь сумерки, скрывшие удаляющихся от костра собеседников, не позволили Маслову и Вожжову наблюдать картину событий дальше. Маслов отнял от глаз трубу.

– Вроде обошлось, – произнес он, не оборачиваясь. – Везучий наш Ванька – слов нет!

– В чем везучий-то? – усмехнулся Вожжов.

– Вот мы с тобой комаров кормим в лесу на холоде, а он – в тепле, у огня.

– А-а-а! – махнул рукой с досады Вожжов. – Не хотел бы я с ним местами поменяться. Лучше на холоде, да живому, чем у черта на сковородке.

– Трусоват ты, брат, – сделав это заключение, Маслов вновь стал смотреть в трубу, пытаясь выхватить из сумерек знакомый силуэт в плаще, благо, что полная луна заняла свое законное место.

Тем временем Иван вместе с главарем подошел к пленникам, сидящим спина к спине.

– Ты хоть знаешь, кого на свою голову схватил? – спросил Иван, оглядывая французов.

– Кого?

– А того, что завтра два полка весь лес прочешут и тебя, дурака, с твоим войском на первой же березе и вздернут. Рядком.

– Ой ли? – загоготал разбойник, и банда отозвалась дружным смехом, словно эхо в горах.

«Вымуштрованы как у него бандиты!» – мелькнуло в голове у Ивана, а до слуха донеслось:

– Что-то не верю я, что за двух вшивых иноземцев гвардия в лес по грибы пойдет.

– Мил человек, тебе, чтоб поверить, ждать до полудня осталось. А уж потом не обессудь! Да и на что они тебе?

– Думаю выкуп просить.

– Выкуп? Ха, – крякнул Самойлов. – Только кого пошлешь за выкупом-то? С тобой и с косоглазым твоим разговор короткий будет – за ребро и на крюк!

– А ты что ж, хочешь, чтоб я их отпустил? – удивился главарь. – И кто это тебя послал, коли два полка завтра в лес собрались?

Ивану порядком надоело разглагольствовать с этим не самым приятным собеседником, а потому он попытался свернуть разговор:

– Вот тебе мой сказ: забирай все, что взял в карете, и беги! А нашей встречи, почитай, и не было.

– А ты, значит.

– А я, значит, – оборвал Самойлов непонятливого визави, – утром их сам отвезу. И облавы не будет.

Главарь оглянулся на пленников, пытаясь оценить пользу предложенной сделки:

– Н-да, хороша девка! – засомневался он. – Жаль такую задарма отпускать.

– Девка-то? Да, девка хороша! – согласился Самойлов. К чему отрицать очевидное?

Главарь перебил Ивана и резко изменил тон:

– А вот тебе мой сказ! Вышлю я поутру дозорного. Ежели правду сказал, быть по-твоему! А ежели соврал – на кол посажу. Отдыхай пока. Токмо шпажонку свою и пистоль отдай.

Тут же словно из-под земли вырос калмык и принял у Самойлова оружие.

Глава VII,

о панталонах, париках и сердечном трепете

Варенька Белозерова не считала себя красавицей: плечи узковаты, шея не так чтобы очень длинна, носик курносый, как у простолюдинки. И щеки слишком бледны. Правда, бледность нынче в моде, но все же румяная, озорная, златокудрая сестрица Сонечка всегда казалась ей куда как милее. Однако смотреть на себя в зеркало Варя любила, особенно нравилось ей неспешно приглаживать волосы гребнем, следя при этом, как рассыпаются они после пушистой темной волной по плечам. Вот и теперь сидела она, простоволосая, в полумраке спальни и задумчиво глядела на свое отражение, медленно расчесывая густые пряди. Соня между тем никак не могла утихомириться: еще утром не сумела она сыскать голубых лент, что так шли к ее волосам, пришлось вплести белые, а это выглядело совсем уж блекло, и теперь, перед сном, она снова принялась все осматривать и нетерпеливо выворачивать, а вдруг где и отыщутся. Но ленты все не находились, Соня собралась было звать на помощь служанку Стешку, как дверь в комнату распахнулась и обнаружила за собой тетку важного вида, которая не преминула войти и строго оглядеть своих подопечных. За теткою вкатился ворох тряпья (девка-прислужница едва видела, куда несет пышные господские платья и разнообразное нижнее белье), каковой, впрочем, был тут же бережно возложен на кресла.

– Вот новые платья, что для ассамблеи привезли. Примерьте, – тетка явно не слишком одобряла эту затею, однако миссию свою считала важной и следовала ей с достоинством. Еще раз смерив сестер суровым взглядом, она покинула комнату. Стешка осталась, готовая прислуживать. Однако ее так и распирало. Не выдержав, она схватила лежащие сверху панталоны и расхохоталась:

– Я не знаю, прям как ни крути, а суть – штаны мужицкие!

– Уймись ты, носят так нынче в Европах, – Варя сердито выхватила панталоны.

Тяжелые шаги за дверью заставили всех встрепенуться: в комнату стремительно вошел Белозеров, красное одутловатое лицо коего не предвещало ничего хорошего. Отец, так и не принявший сердцем петровских перемен, всегда крепко серчал, когда ему напоминали, что родовые привилегии его остались в прошлом, а старые добрые времена навсегда канули в Лету. И нынче холоп давешний ему, столбовому боярину, указывает, и поди не подчинись! Заступиться некому. Платья прислал, мол, обряжай, как велено!.. А еще девицы на выданье, пристроить надо. Вот и приходится на старости лет изворачиваться, любезничать да кланяться, спины не жалея, себя не помня, лишь бы при дворе удержаться.

Белозеров грузно опустился в кресло.

– Опять свои бесовские сборища Алексашка устраивает! «Послезавтра извольте на ассамблею». и тряпок прислал, будто без него мы голые ходим, – старик скривился, передразнивая посыльного: – «А это для дочерей ваших!» Опять холопы в париках, что из грязи да в князи, будут вокруг тереться. Тьфу! – Поднял глаза на притихших девиц, смягчился: – Что молчите? Рады, небось? Вижу, рады. Эх, стало быть, придется на воскресение к. Меншикову ехать…чтоб его! Прости Господи.

Он еще раз хмуро глянул на дочерей, тяжело поднялся и вышел, стукнув дверью. Сестры весело переглянулись и прыснули.

– Это же через два дня! – Соня одними пальцами взяла верхнее платье и, пританцовывая, направилась к зеркалу. Варенька задумчиво теребила панталоны:

– Интересно, кто там будет?