Поместье-зверинец - Джеральд Даррел

Как только джерсейцы уразумели, в каком корме нуждается зоопарк, они дружно, с удивительной щедростью, принялись нас снабжать. Взять хотя бы случай с телятами. На Джерси бычков обычно забивают сразу после их появления на свет, а так как они слишком малы для продажи, то до нашего приезда на остров их просто закапывали в землю. Мы открыли это случайно. Один фермер позвонил нам и как-то неуверенно справился, можем ли мы использовать мертвого теленка. Мы сказали, что с радостью его возьмем. Фермер приехал, привез теленка и спросил, не нужно ли нам еще. Тут-то мы и узнали о забое телят. Такое мясо для животных равносильно естественной добыче: во-первых, оно свежее, порой еще совсем теплое, во-вторых, зверям достается очень полезный для них ливер – сердце, печень и прочие внутренние органы. Весть об этом дошла до других фермеров, и вскоре нам (в определенное время года) стали поставлять до шестнадцати телят в день, причем везли их даже с дальнего конца острова. Другие фермеры тоже не хотели отставать, они предлагали нам помидоры, яблоки и привозили их целыми грузовиками или же разрешали собирать нам самим, сколько сможем увезти. Как-то нам позвонил сосед и сказал, что у него созрели подсолнухи. Может быть, привезти несколько штук? Как всегда, мы ответили согласием, и он прикатил на небольшом грузовике, доверху наполненном огромными подсолнухами – прямо колесница солнца. Подсолнухи еще не совсем созрели, семечки были мягкие и сочные. Мы разрезали корзинки на куски, словно кекс, и угостили белок, мангуст, птиц. Мягкие семечки пришлись им так по душе, что они буквально объедались.

Но это все, так сказать, обычная пища, а в зоопарках в меню животных входят самые неожиданные вещи. Нам и тут помогали местные жители. Раз или два в неделю к нам приезжала на допотопном велосипеде одна пожилая дама, чтобы провести несколько часов в обществе животных. Если в это время я попадался ей на глаза, она загоняла меня в какой-нибудь угол и не меньше получаса рассказывала, какие трюки сегодня исполняли ее любимцы. Я узнал, что она работает уборщицей в туалете в Сент-Хельере. Раз мы с ней встретились, когда я возвратился из леса с желудями для белок. Будто завороженная, смотрела она, как белки грызут желуди, держа их передними лапками. Потом сообщила, что она знает много кладбищ с великолепными дубами, и пообещала в конце недели привезти белкам желудей. И действительно, в воскресенье она, прилежно крутя педали, въехала в зоопарк на своем драндулете. Укрепленная впереди корзина была полна крупных желудей, а сзади на багажнике лежала еще целая сумка. С той поры эта женщина каждую неделю снабжала нас желудями. Когда белки наелись досыта, они стали откладывать желуди про запас в свое ложе.

Мы всегда с благодарностью принимаем и так называемый "живой корм", а именно уховерток, мокриц, кузнечиков, бабочек, улиток. Здесь у нас тоже множество помощников. Люди несут полные банки – стеклянные и жестяные – всякой всячины, особенно они рады избавиться от улиток. Уховерток, мокриц и прочих насекомых мы скармливаем мелким пресмыкающимся.

К животным, привезенным мной из Западной Африки и Южной Америки, мы, естественно, в разных местах прикупали других. И самым занятным нашим приобретением был уже упомянутый трубач Трампи, который сам себя назначил, во-первых, затейником нашего зоопарка, во-вторых, общественным "распорядителем". Как только привозили нового питомца, Трампи каким-то образом ухитрялся проведать об этом и, кудахтая что-то себе под нос, прибегал, чтобы помочь новичку освоиться. Двадцать четыре часа он стоял возле клетки (а еще лучше – внутри ее), затем, решив, что новичок обжился, скакал обратно в павильон млекопитающих, где производил свой обычный осмотр. Порой общественная работа грозила Трампи опасностью, но наш простак явно не сознавал этого. Когда ошейниковые пекари Хуан и Хуанита впервые заняли свой загон, Трампи явился тотчас, чтобы позаботиться о них. Пекари восприняли это совершенно спокойно. Трампи отдежурил сутки и удалился. Но вот Хуан и Хуанита стали родителями и вывели в загон свое потомство. Трампи радостно перемахнул через ограду – "вселять" поросят. Пока дело касалось их самих, Хуан и Хуанита не возражали, но в заботе Трампи об их потомстве они усмотрели некую скрытую угрозу. Ощетинившись, стуча клыками, словно кастаньетами, пекари с двух сторон пошли на Трампи, который, стоя на одной ноге, добродушно разглядывал поросят. Он догадался об опасности лишь в последнюю минуту, и только лихие финты да отчаянный прыжок спасли его. Больше Трампи в загон Хуана и Хуаниты не наведывался.

Пока мы перекрывали ручеек на заливном лугу и устраивали пруд для черношеих лебедей и коскоробов, привезенных мной из Южной Америки, Трампи внимательно наблюдал за нашей работой, а когда выпустили лебедей, он, сколько его ни отговаривали, сутки простоял по колено в воде, помогая им обжиться. Лебедям от этого было ни жарко ни холодно, зато Трампи получил удовольствие.

Другим нашим новым приобретением был великолепный молодой мандрил Фриски. Синий и красный зад, синий и красный нос – словом, зрелище замечательное. Подойдешь к его клетке, он глядит на тебя яркими, янтарного цвета, глазами и шевелит бровями, будто удивляется. Потом, издавая негромкие горловые звуки, поворачивается кругом и предъявляет свой зад, а сам следит через плечо, какое впечатление произвела его колоритная кормовая часть. Как и все представители его рода, Фриски, разумеется, был чрезвычайно любопытен, и в один прекрасный весенний день был наказан за любопытство. Мы решили покрасить верх обезьяньих клеток в приятный кремовый цвет. Фриски с величайшим интересом следил за этой процедурой. Он явно думал, что в банке с краской содержится что-то вкусное, что-нибудь вроде молока. Не худо бы исследовать поближе. Но как? Противный маляр, этот невоспитанный эгоист, все время держал банку около себя. Однако терпение всегда вознаграждается, и через несколько часов фортуна улыбнулась Фриски. Маляр за чем-то отошел и оставил банку без присмотра. Фриски немедленно просунул руку сквозь сетку, схватил банку за край, дернул и очутился под струей краски. Секунда, и фыркающий, плюющийся Фриски превратился в кремового мандрила. Мы ничем не могли ему помочь. Мандрил не пудель, его не вытащишь запросто из клетки и не отмоешь. Высохнув, краска затвердела, как броня, и наш мандрил приобрел такой жалкий вид, что мы решили перевести его в соседнюю клетку, занятую самкой бабуина и двумя самками дрилла. Может быть, они его почистят? Соседки испуганно воззрились на Фриски и не сразу отважились к нему приблизиться. Наконец они подошли, увидели, что с ним случилось, и, окружив гостя, рьяно принялись его скрести и чистить. На беду, краска очень прочно пристала к шерсти и обезьянам пришлось приложить все силы. За два дня они удалили краску, но вместе с ней удалили также немалую часть волосяного покрова Фриски. Теперь вместо кремового мандрила у нас был сильно облезлый и заметно обескураженный мандрил.

Наш зоопарк приобрел также льва, носившего освященное временем имя Лео. Он был из знаменитой львиной семьи Дублинского зоопарка и представлял чуть ли не пятидесятое поколение, родившееся в неволе. Когда его привезли к нам, он был не больше собачонки. Мы поместили Лео в клетку в павильоне млекопитающих, но львенок рос так быстро, что вскоре понадобилось искать для него более просторную квартиру. Мы только что оборудовали большую клетку для шимпанзе и решили поместить Лео туда, пока соберемся соорудить что-нибудь специально для него. Он отлично прижился на новом месте. У него стала отрастать грива, я радовался, что она светлая, так как светлогривые львы в отличие от черногривых смирные и покладистые, правда, чуть глуповатые. Лео своим поведением вполне подтвердил эту теорию. У него в клетке лежал длинный чурбан для игр и стояло большое черное резиновое ведро, куда наливали питьевую воду. Ведро стало его любимой игрушкой. Он напьется из него вдоволь, остатки воды выльет и хорошенько стукнет по ведру могучей лапой. Потом бежит вдогонку и валится на него. Раз, когда я обходил зоопарк, одна дама остановила меня и спросила, не из цирка ли прибыл наш Лео.

– Нет, – ответил я. – А почему вы так решили?

– Да он такие хитрые трюки выделывает!

И в самом деле, каким-то образом Лео напялил себе на голову ведро и теперь гордо расхаживал по клетке в этой шляпе!

На втором году жизни Лео по зрелом размышлении решил, что лев обязан рычать. Но как это делается, он не очень-то представлял, а потому уединялся в каком-нибудь укромном уголке своей клетки и тихонько упражнялся про себя. С чем сравнить львиное рычанье? Представьте себе, что кто-то пилит дрова на огромной гулкой бочке. Первые ноты ("запил") короткие, рваные (пила еще только вгрызается в древесину), потом звуки становятся протяжнее, чередуются реже. Вдруг все смолкает, и вы подсознательно ждете, что сейчас грохнется на землю отпиленное полено.