Мы еще победим - Игорь Алферов

– Ничего без разрешения не трогать, а если все-таки взял какую-то вещь, сразу же клади на место. Понял?

– Понял, – ответил я, натянув на нос футболку. Мерзкий запах хорошо ощущался даже через закрытую дверь.

– Ты когда-нибудь имел дело с Плюшкиными? – спросил Семеныч.

– Нет, – признался я.

– Это удивительные люди, – пенсионер стянул с моего носа футболку и аккуратно разгладил воротник, – например, за украденную книгу или какую-нибудь сущую мелочь они могут тебя убить.

– Меня?

– Почему нет? Или ты особенный?

– Не особенный.

– Не дрейфь. Что мы со старушкой не справимся? – Семеныч хлопнул меня по плечу, несколько раз постучал по заляпанной двери ногой и после небольшой паузы добавил:

– Если что, беги.

Дверь нам открыли спустя минуты две. Из квартиры пахнуло так, что мне вдруг резко перехотелось искать икону. Черт с ним с Ейском, лишь бы убежать от этого запаха. Я попытался шагнуть назад, но уперся о руку коллекционера кузнечиков. Видимо, «если что» еще не наступило.

– Добрый вечер, подруга, – поприветствовал Семеныч два тусклых глаза, выглядывающих из темноты, – Не спишь?

– А чего мне спать? – спросила тетя Клава и распахнула дверь. Теперь хозяйку квартиры стало полностью видно. На ней была надета пестрая вязаная кофта, увешанная советскими значками, черная в белый горох юбка до колен и смешные тапки с загнутыми кверху носками.

– Вот с товарищем решили заглянуть к тебе в гости. Я рассказал ему, как ты чудесно готовишь пражский салат. И знаешь, что он мне сказал? Он сказал, Николай Семенович, я просто обязан взять рецепт.

Бледное старушечье лицо залило краской.

– Скажешь тоже, – смущенно возразила тетя Клава, – порезал, перемешал, вот тебе и весь рецепт.

– Нет, ну вы только посмотрите на эту скромницу, – Семеныч схватил хозяйку квартиры за манжеты и стал напирать, – где сейчас увидишь такие манеры?

Старушка отступила и даже не попыталась снять с себя руки кавалера. Вероятно, заигрывания старого альфонса были для нее привычным делом.

Я пересилил себя и вошел следом. Прихожая, как и коридор, были загромождены поставленными друг на друга коробками, в которых лежали какие-то бумаги, старые облезлые маски животных, зонты без ручек, сломанные детские игрушки и много подобного барахла. Стены тоже использовались для хранения вещей. Отовсюду торчали кривые гвозди, на которых висели пакеты с таким же бессмысленным мусором. Какое-то время я просто стоял, не решаясь закрыть за собой дверь.

– Не напусти комаров, – сказал Семеныч и показал кулак.

Я потянул за ручку. Щелкнул английский замок, и в прихожей стало темно.

Сладкая парочка уже ворковала на кухне. Семеныч нес очередную чепуху о кулинарных талантах Клавдии Степановны, а та в свою очередь застенчиво хихикала. Я стал пробираться через завалы хлама навстречу единственному источнику света. Ходить по квартире можно было лишь по узким тропинкам, настолько узким, что в некоторых местах приходилось протискиваться боком. О чем меньше всего думала хозяйка мусорной горы, так это о комфорте.

На кухне меня вновь едва не стошнило. Дышать носом здесь было решительно невозможно. Пенсионеры же, напротив, находились в приподнятом настроении, и будто не замечали зловоний: ухажер что-то высматривал в шкафчике, а его барышня копошилась в черном пакете, от которого в сторону батареи прокладывал себе дорогу бурый ручеек. Как оказалось, в пакете было мясо. Старушка вытащила несколько кусков, поднесла их почти вплотную к глазам, затем один вернула обратно в пакет, а остальные выложила на разделочную доску.

– Николай Семенович, что насчет иконы? – напомнил я старику цель нашего визита.

Семеныч с некоторым недовольством посмотрел в мою сторону, поставил на захламленный стол три разномастных бокала и, прокашлявшись, произнес:

– Знаешь, Клавдия. Сегодня на мусорке этим молодым человеком была по ошибке оставлена икона. Ты случаем не находила?

Тетя Клава, увлеченная приготовлением какого-то блюда, пропустила вопрос своего ухажера мимо ушей. Похоже, старуха всерьез возомнила себя знаменитым поваром и намеревалась поскорее продемонстрировать кулинарные способности гостям.

– Наберись терпения, – шепнул мне на ухо Семеныч, – пока она готовит, лучше ее не трогать.

Я убрал с табурета коробку с пластинками и присел. Коллекционер кузнечиков стоял у открытого шкафа, полки которого были заставлены бутылками. Жидкость в бутылках не соответствовала этикеткам. Так в литровую водочную было налито что-то желтое, а в коньячную нечто белое. После долгих раздумий Семеныч сделал выбор в пользу темно-коричневой жидкости. Он ее так и назвал:

– Попробуем темно-коричневую.

Кагэбэшник наполнил бокалы доверху и поочередно секунд за двадцать опустошил каждый.

– Неплохо, – сощурился Семеныч и вновь налил темно-коричневую в бокалы. На этот раз выпивать все он не стал. Я вдруг подумал, что старикан ходит сюда вовсе не из-за пражского салата.

– Пей, – сказал пенсионер и пододвинул ко мне загадочное пойло, – продезинфицировано, продегустировано.

– Что это? – спросил я.

– Не знаю, – равнодушно ответил он, – но в магазине такое точно не купишь.

Я взял бокал и поднес к носу. Воняло спиртом и мятой. Больше сказать о субстанции я ничего не мог.

– Ну же, – улыбнулся Семеныч и ударил своим бокалом о мой, – смелее. Полегчает.

Пить неопознанную жидкость не хотелось, но слова о том, что мне полегчает, добавили решимости. Я сделал несколько глотков и с удовольствием отметил, что все не так уж и плохо. Темно-коричневая оказалась смесью крепких напитков, но определить каких конкретно не представлялось возможным.

Повеселевший Семеныч, пританцовывая, подошел к тете Клаве, нежно обнял старушку и словно кот стал тереться ухом о ее кофту.

– Клавдия Степановна, – промурчал коллекционер кузнечиков, – не проходите мимо.

Старушка, смахнув с редких черных усов капельки пота, быстро опустошила бокал с мятным напитком и вновь принялась что-то нарезать.

Темно-коричневая вскоре закончилась, ей на смену пришла просто коричневая, а затем и светло-желтая. В отличие от своих предшественников светло-желтая томилась в двухлитровой пластиковой бутылке, горлышко которой было залеплено пластилином. На этот раз я не стал принюхиваться, а просто выпил содержимое бокала. Мне показалось, что в животе что-то затрещало. Из глаз неожиданно покатились слезы, и кухня превратилась в размытые пятна. Захотелось присесть. Через некоторое время до меня дошло, что я уже сижу.

– Хороша, – раздался искаженный каким-то треском голос Семеныча, – надо повторить.

Я протер глаза футболкой и обнаружил, что на месте пенсионера сидит человекоподобный кузнечик. Тонкие волосатые лапки, торчащие из рукавов китайского мундира, сжимали два стакана, наполненные доверху светло-желтой.

– Такое только из настоящих кубков. Пей!

Отказывать насекомому было страшно. Тем более что за его спиной стояла гигантская крыса, вооруженная ножом и ржавым трезубцем.

– Спасибо – пикнул я и влил в себя половину стакана.

Эффект от второго пришествия светло-желтой был иным. Я словно опустился в подземелье, где почему-то стали ярче цвета. Кузнечик и крыса больше не казались страшными, а горы хлама перестали быть чем-то единым. Сломанные игрушки, зонты, потрепанные книги превратились в артефакты. Сожаление вызывало то, что все они должны были ютиться в тесных коробках, когда душа требовала представить каждому сокровищу отдельную полку.

– Улицы хорошо родят, – пропищала крыса и кинула на стол тарелки с дымящейся снедью.

Еда выглядела прекрасно. Зарычал желудок. Брызнули слюни. Хотелось аплодировать, но в руке уже была вилка, хотелось свистеть, кричать браво, но рот был забит божественным салатом.

– Вы превзошли себя, – заклокотал кузнечик и принялся стучать по столу бутылкой светло-желтой, – это немыслимо. Рецепт! Рецепт! Рецепт!

Я прожевал последнюю порцию салата и присоединился к Семенычу; облизал вилку и начал лупить ею по пустой тарелке. Вакханалия была остановлена отлетевшим куском керамики.

Тетя Крыса держалась за локоть и жалостливо попискивала. Кузнечик вскочил со стула, небрежно осмотрел рану и без особых раздумий залил ее светло-желтой. Крыса отдернула руку. Доктор, пожав плечами, отхлебнул из горла и передал бутылку мне.

Очередная порция солнечной жидкости неожиданно пробудила ярость. Со всех сторон на меня смотрели замученные вещи, выброшенные нерадивыми хозяевами и заботливо подобранные матерью Терезой в крысином обличье.

Я вытряхнул из ящика подгнивший картофель и стал отдирать гнилые доски.

– Спятил! – заверещала крыса.

Сзади на мои плечи навалился человек-кузнечик. Он потащил меня на балкон, расталкивая ногами коробки.