Мы еще победим - Игорь Алферов

Сзади на мои плечи навалился человек-кузнечик. Он потащил меня на балкон, расталкивая ногами коробки.

– Я всего лишь хотел сделать им полки! – заорал я, но рот мне заткнула волосатая рука.

Балкон был также завален вещами, но в отличие от остальной квартиры, запах здесь не казался таким сильным. Кузнечик поставил меня на ноги. Одной рукой он по-прежнему держал пластиковую бутылку, а другой открывал окно. Свежий ветер с улицы ударил в лицо, напомнив о том, как пахнет реальный мир. Желание делать полки угасло само собой.

– О-о-о-о! – затрещал кузнечик, – Эт-то-не-тво-й-йа-и-ко-ко-на?

Я опустил голову и увидел фиолетовое художество Павлика. Божья матерь покорно лежала рядом с видеокассетой, на обложке которой разрисованный зеленой ручкой Кашпировский давал залу какую-то установку.

– Да. Это она, – подтвердил я и приложился к бутылке.

Сознание укутал мягкий светло-желтый туман.

***

Я лежал на своей кровати и смотрел, как ветер из форточки подергивает бумажную модель американского истребителя.

– Доброе утро.

Я медленно повернул голову. За столом, подложив руки под подбородок, сидела грустная жена.

– Доброе, – ответил я.

Лежать было неудобно. Возможно, из-за того, что вместо привычной одежды на мне было надето жесткое разноцветное пончо, похожее на вязаный половик. Впрочем, я не исключал возможности, что это и был половик.

– Заходил твой друг, – сказала супруга, – справлялся о твоем здоровье.

– Какой друг? – напрягся я.

– Тот, с которым вы учили пожарных.

– Учили пожарных?

– Ага, – жена встала из-за стола и подошла к окну, – ты пытался вырвать шланг у одного из них. Николай Семенович скакал рядом и кричал, что нужно лить на потолок. Жаль, конечно, старушку.

– Какую старушку? – спросил я, вспомнив накрытые простыней носилки.

– Тетю Клаву. Она пыталась спасти свои вещи, но успела вынести лишь несколько коробок, – супруга вытянула руку и отвесила щелбан самолету. Картонный Боинг слетел с крючка и приземлился где-то за столом.

Я присел на край кровати. Из-под пончо на пол выпал прозрачный пакет, на четверть заполненный чем-то похожим на пепел.

– А это что? – испуганно спросил я.

– Это… – супруга закусила верхнюю губу и стала разглядывать пакет, – …полагаю то, что осталось от иконы.

– От иконы… – повторил я шепотом.

Я вновь вспомнил фиолетовые усы и бороду, вспомнил, как на Богородицу, жалобно смотревшую на меня из металлического ведра, полились остатки светло-желтой, и как пламя за несколько минут уничтожило все краски, превратив их в один черный цвет.

– Вы позвонили батюшке, – сказала жена, – и спросили у него, что делать с испорченными иконами…

– А он сказал, что их нужно сжечь, – продолжил я, – и что пепел затем необходимо спустить в реку.

Я смотрел на пакет и пытался понять, успел ли я вытащить из иконы деньги или все они сейчас лежат прямо здесь у моих ног. А если все-таки успел, то где они?

– Ничего страшного, съездим в Ейск в следующем году, – попыталась утешить жена, – кстати, ты обещал научить меня готовить какой-то салат…

– Пражский, – тихо ответил я и поплелся в ванную. Едва я скинул с себя дурацкий половик, как в дверь позвонили.

– Это к тебе, – окликнула супруга.

Я вышел в прихожую, обмотавшись полотенцем. На пороге стоял Семеныч. Вместо приветствия он протянул мне перевязанную красной атласной лентой стопку рамок.

– Вот сосед, – сказал пенсионер, абсолютно не смущенный моим видом, – как и обещал. Отличное приобретение!

Я положил рамки на трельяж. Мне не нужно было в них заглядывать. Я прекрасно знал, что там находится. Десятки высушенных кузнечиков.

– Ну, что? – шмыгнул носом Семеныч и достал из-за спины бутылку с прозрачной жидкостью, – помянем Клавку?

Ягоды

– Все дело в принципе, – сказал Семен и ударил меня по плечу, от чего машину дернуло вправо, – только дай одному барану почувствовать твою слабость и на тебе отыграется все стадо.

Я не стал спрашивать, кто конкретно и как должен был на нем отыграться. Впрочем, это не имело смысла. Мы покидали город.

Семен вытащил из бардачка зажигалку и попытался прикурить. Естественно у него ничего не вышло.

– Не работает, – зачем-то пояснил я.

Я вспомнил мудака, который продал мне это дерьмо, переставшее добывать огонь уже на второй день. Он говорил, что я могу быть уверен в качестве, потому что это ZIPO. Чтобы подчеркнуть совершенство изделия, продавец указал на стоящую рядом ZIPPO и поморщился, будто увидел нечто омерзительное. Внешне зажигалки отличались лишь одной буквой, но продавец уверял, что чем меньше букв, тем вещь качественней.

– Да и кому захочется иметь зиппо, когда каждый школьник знает, как должна называться настоящая зажигалка, – подмигнул продавец, давая понять мне, что мы теперь с ним друзья.

Спустя сутки я понял, что и друзья могут наебывать, а качество – понятие нестабильное.

Проблемы начались на первой же остановке. Сеня стучал по цифрам на колонке.

– На семь копеек не долили, прикинь.

Пошли разбираться. Упырь в желтом комбинезоне упорно мотал головой, уверяя, что залить до нулей невозможно технически. Семь копеек были делом принципа, но здесь, по всей видимости, уже привыкли к идиотам и идти на перемирие долго не соглашались. Но, проебав полчаса своего времени, сдался кто-то из главных.

– Возьмите рубль и проваливайте отсюда!

Сеня гордо объявил, что ему чужого не надо и оттолкнул руку. В итоге нам вернули все деньги за бензин и попросили больше сюда не приезжать. Мы не стали возражать, разумно посчитав, что конфликт исчерпан.

– Все дело в принципе, – вновь повторил Семен.

На секунду мне показалось, что поездка больше не имеет смысла, что туман в голове вот-вот рассеется и из-за горизонта памяти выплывет, наконец, то, что уже целый месяц не давало спокойно жить. Я остановил машину и вышел на обочину. Стараясь не спугнуть откровение, сосредоточенно всматривался в кукурузное поле. Семен стоял рядом и обеспокоенно разглядывал меня.

– С тобой все в порядке? – спросил он, а я подумал, что из-за его тупой фразы мне теперь точно ничего не светит.

– Я был так близок, – разочарованно выдохнул я.

– Что?

– Ничего.

Я ложился спать, просыпался, чистил зубы, намазывал масло на хлеб, отрабатывал свою смену, возвращался домой и все это время пытался вспомнить что-то очень важное.

– Может быть, ты забыл чей-нибудь день рождения? – спрашивали на работе, а я ахуевал от такой тупости и закатывал глаза.

С каждым днем мысль, что из головы выпало нечто значительное, становилась все более навязчивой, а попытки вспомнить, что же все-таки я забыл, только забавляли. Но вслед за весельем пришло беспокойство: что если от того вспомню я или нет зависит… впрочем, что от этого может зависеть, было также неясно. В таком неведении я пребывал несколько недель: висел вниз головой, пересматривал фотографии, сообщения, распечатку звонков, пока соседка вдруг не заявила, что знает, как мне помочь.

– Бария, – сказала она, причем сказала это с таким трепетом, что сомнений не оставалось – чем бы Бария не являлась, она точно поможет.

– Это какое-то лекарство? – спросил Сеня.

– Нет, – скривился я.

– А что тогда?

***

Бария оказалась толстой женщиной лет шестидесяти с нарисованными бровями и огромным белым париком в форме кокона. Жила она в двухэтажном особняке в небольшом хуторе, окруженном кукурузными полями и рисовыми чеками. Я стоял в центре мрачной комнаты, пропахшей какими-то благовониями, и смотрел на женоподобное чудовище глазами, переполненными любовью и надеждой. Вложив историю своего несчастья в несколько минут, я закрыл глаза в ожидании волшебства. Но тетка не торопилась помогать. В ответ на мою исповедь она положила руку мне на плечо и попросила, чтобы я отвез ее внука в дельфинарий.

Чтобы не портить о себе впечатление, фразу «Чего блять? Какой нахуй дельфинарий?» пришлось умещать в более короткую:

– Что, простите?

– Дети привезли внука на каникулы, а я обещала ему показать дельфинов, – Бария ответила на мой вопрос так, будто просила меня передвинуть холодильник.

– Почему вы не свозите его сами? – вмешался в разговор Семен.

– Терпеть не могу дельфинов.

Я подумал, какое говно нужно носить в душе, чтобы не любить дельфинов.

– Понимаете, мы приехали издалека, – начал я, – у нас не так много времени…

– У тебя же отпуск, – обвиняющим тоном сказала Бария.

– Откуда вы знаете?

Женщина лишь отмахнулась.

– Здесь недалеко, – попыталась успокоить она, – до моря туда и обратно часа два, плюс час выступление, так что к вечеру уже вернетесь.

Мы выглядели как два немытых ублюдка. Собственно, мы ими и были. Трое суток, проведенных в машине практически безвылазно, превратят в говно кого угодно. В такой ситуации идея отправить ребенка с двумя первыми встречными, у которых очевидно что-то было не в порядке с головой, выглядела более чем неудачной.