Ледяные, ледяные малыши (ЛП) - Диксон Руби

— Ага. Сложи все это вместе, и мы останемся здесь надолго.

Когда Рух снова прячет кубик от Рухара, заставляя ребенка разразиться смехом, я хмурюсь. Моя пара каждый день куда-то уходит… и все же вот Рух, играющий со своим сыном. Я стараюсь не ревновать, но это трудно.

— Ты скоро уходишь, Рух? — Я ничего не могу с собой поделать; я должна спросить.

Он качает головой.

— Два туда, один здесь.

Рух обычно довольно краток в словах, но для меня это не имеет никакого смысла. Я бросаю взгляд на Харлоу, чтобы уточнить.

— Он только что вернулся с двухдневной охоты, — говорит Харлоу, бросая нежный взгляд на своего мужа. — Сегодня у него выходной. Завтра он снова выходит на охоту.

— Ты имеешь в виду, что у вас, ребята, бывают выходные? — я улыбаюсь, но не нахожу это смешным. Дагеш никогда не берет выходных.

— Ну, да, — говорит Харлоу, глядя на меня снизу вверх. Из-за увеличителей ее глаза кажутся огромными. — Мужчине нужно немного отдохнуть, побыть с семьей и все такое

— Конечно. — Тогда мне нужно поговорить с Дагешем. Почему он не берет денек, чтобы расслабиться? И тогда, конечно, снова возникает беспокойство. Это из-за меня? Он что, избегает меня? Этого не может быть. Мы пара по резонансу.

Но потом я вспоминаю об Айше и Химало… и у меня в животе становится немного кисло.

— Ну, я пойду, — говорю я, улыбаясь им, несмотря на свое беспокойство. — Мне нужно пойти найти Айшу и поздороваться.

— Хорошо. Повеселись, — тон Харлоу отсутствующий, и она снова склоняется над своим прибором. — Эй, Рух, детка, можешь положить палец вот на эту скобу, пока я работаю?

Я покидаю их пещеру, думая о Дагеше. Дагеш, который никогда не отдыхает ни дня. Я обеспокоена. Моя пара — хороший человек. Он сильный, храбрый и неутомимый. Он любит шутить, что он охотник, а не мыслитель, но я думаю, что он очень умен. И я люблю его. Мне нравится его улыбка, его запах, то, как он смотрит на меня этим восхитительно пустым взглядом, когда я использую какой-нибудь человеческий термин, которого он не понимает. Мне нравится видеть его с детьми. Я не могу представить себя с кем-то еще.

Но должно быть, его что-то беспокоит.

И тут ужасная вонь начинает исходить от одного из младенцев, подвешенных в моей переноске для грудного вскармливания. Ах, черт. Пришло время подгузников. Я добираюсь до пещеры Айши и Химало как раз вовремя, чтобы увидеть, как Химало выходит с копьем в руке и меховым плащом на плечах. Он вежливо кивает мне, но не останавливается. Однако экран конфиденциальности открыт, поэтому я стучу в каменную стену — мысленный «пережиток» человеческой жизни, хотя звук практически не слышен — и вхожу внутрь.

— Я сказала тебе убираться! — огрызается Айша, не глядя в мою сторону и натягивая меха повыше. Она лежит в своих одеялах, спиной ко мне. — Иди на охоту и оставь меня в покое.

— Это я, — робко говорю я. — Сейчас неподходящее время? Мне зайти попозже?

Она поворачивается и садится, пораженная. Ее взгляд скользит ко входу в ее пещеру, затем ко мне и моим малышам.

— Почему ты здесь?

Что ж, это не самое дружелюбное приветствие, но я не могу ее винить. Я лучезарно улыбаюсь.

— Я подумала, что зайду и посмотрю, не хочешь ли ты помочь мне рассортировать чайные листья.

Она откидывает назад свои чернильно-черные волосы и, прищурившись, смотрит на меня, как будто не может до конца меня понять.

— Сорт… чая?

— Да. У меня есть куча сухих листьев, и я понятия не имею, что с ними делать. — По крайней мере, эта часть правдива. Я не большой любитель домашних дел. Каждый раз, когда происходит сбор чайных листьев, я просто беру их горстями и возвращаюсь к своим обычным обязанностям по дому. Может быть, поэтому мой чай обычно на вкус как, ну, газонная стружка.

Ее взгляд скользит от моего лица вниз к детям.

— У твоего комплекта пахнет набедренная повязка. — Она касается своего вздернутого носа. — Я чувствую это по запаху.

— Я тоже это заметила. Этот запах задерживается, так что мне, наверное, лучше вернуться в свою пещеру, если только ты не хочешь, чтобы твоя пещера пахла детскими какашками.

Намек на улыбку появляется на ее лице.

— Ты можешь сменить ее здесь. Я не возражаю.

У меня есть смутное подозрение, что это для того, чтобы она могла оставить грязный подгузник на стороне кровати своей пары или что-то в этом роде. Я не могу не заметить, что в пещере есть два спальных тюфяка. Очевидно, что Химало и Айша не делят ничего, кроме самой пещеры.

— Все в порядке. Мы можем вернуться в мою пещеру, и я могу положить младенцев в их корзинки там.

На мгновение мне кажется, что она собирается отказаться, но потом она пожимает плечами и встает на ноги.

— Если ты не можешь найти никого другого, кто мог бы тебе помочь…

Она думает, что она моя последняя надежда? Ай. Это немного грустно. Я одариваю ее улыбкой.

— На самом деле я пришла к тебе, потому что Мэйлак говорит, что у тебя наметанный глаз на такого рода вещи. Это так мило, что ты помогаешь мне, правда.

Ее улыбка становится шире, и в ее походке появляется немного пружинистости, когда она надевает ботинки, а затем следует за мной из своей пещеры в мою. Я поддерживаю непрерывный поток светской беседы, пока мы возвращаемся, потому что знаю, что остальные будут с любопытством наблюдать за нами вместе. Пусть им будет любопытно. Я решила, что Айша нуждается в компании, и, черт возьми, я собираюсь включить ее в нашу компанию.

Мы возвращаемся в мою пещеру, и я вздыхаю при виде этого. Мои меха сбились в кучу, а детские вещи, кажется, разбросаны повсюду.

— Я сожалею о беспорядке.

— Не волнуйся, — говорит она, наклоняясь, чтобы поднять сброшенное одеяло. — У тебя полно дел с двумя комплектами. Даже один — это вызов.

— Я бы сказала, что это слишком много, но, по правде говоря, я бы ничего не стала менять, — признаю я. — Я так сильно люблю их обеих. — Я осторожно вытаскиваю близнецов из слинга у себя на груди, а затем укладываю их в кроватку. Эльзе нужно переодеться, и я стаскиваю с нее тунику и подгузник так быстро, как только могу, потому что Анна начинает визжать, когда ее опускают.

К моему удивлению, Айша поднимает Анну и прижимает малышку к своему плечу. На ее лице появляется выражение яростной радости и тоски, и она закрывает глаза, просто прижимая к себе моего ребенка. При виде этого у меня в горле встает ноющий комок. Бедная Айша. Несмотря на то, что она может быть неприятной, она также несчастлива.

— Спасибо, — говорю я ей мягко. — Иногда у меня не хватает рук.

Она хихикает и открывает глаза, ее большие синие руки баюкают Анну с величайшей осторожностью.

— Ты можешь одолжить мои в любое время.

— Ты шутишь, но я, возможно, поймаю тебя на этом, — говорю я ей, пока вытираю Эльзу и переодеваю ее. Когда я оборачиваюсь, Айша устраивается на моем любимом табурете, а Анна спит, прижавшись к ее плечу. Она протягивает другую руку Эльзе и выглядит взволнованной при мысли о том, чтобы держать на руках обеих моих извивающихся, суетливых детей. Как будто я собираюсь отказаться от этого? Я передаю ей Эльзу, и она осторожно укладывает малышку в колыбельку у себя на коленях, положив на нее одну руку, чтобы убедиться, что она остается на месте. Кажется, она инстинктивно знает, как держать близнецов, и тогда мне становится стыдно за то, что я так думаю. Конечно, она знает, как держать ребенка — у нее был свой собственный, даже если это было всего на несколько дней.

И теперь, когда дети у кого-то другого? Я чувствую себя такой… расслабленной.

— Ты уверена, что не возражаешь? — спрашиваю я ее, колеблясь.

— Для меня большая радость помогать, — говорит она и с улыбкой целует крошечную головку Анны. Думаю, это самая большая улыбка, которую я видела у Айши за те два года, что мы здесь.

— Ну, пока ты занимаешь их, я собираюсь захватить свои чайные пакетики, — говорю я и направляюсь в дальний угол пещеры, где, теоретически, вещи должны быть аккуратно сложены, а вместо этого беспорядочно накиданы. Я не очень хорошая хозяйка, да еще с маленькими близнецами? Эта идея вылетела прямо в окно.