Дневник шпиона - Николай Григорьевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2 октября. Из Лондона пришла посылка, в ней башмаки и свитеры для мисс Зои. Когда я передал ей эти вещи, она так обрадовалась, что перестала смеяться. Послала мне воздушный поцелуй и убежала. Потом Турецкий приходил благодарить меня. Один Градов, кажется, недоволен. Но я объяснил ему, что мисс нам оказывает много услуг, и небольшой подарок с нашей стороны вполне естественен.
18 октября. Кругом лежит снег. Сегодня мимо Кицы проехало несколько оленьих запряжек. Теперь мисс Зоя не имеет больше оснований откладывать свадьбу. Однако, когда я показал ей на оленей и сказал, что пора уже венчаться, она заявила, что перенесла свадьбу на январь. Почему перенесла, я понять не мог. Она не способна долго разговаривать: машет рукой и убегает.
5 ноября. Начались морозы, и ветер дует с Северного полюса. Этот ветер жжет огнем, но называют его здесь морянкой.
Я установил себе норму — сто слов в день. Заниматься трудно, дни слишком маленькие. Рано приходится зажигать лампу.
16 ноября. Сегодня солнце не показывалось совсем. Говорят, что началась полярная ночь, которая продолжается здесь два месяца. Мы готовы встретить ночь и морозы. У меня и у солдат выросли борода и усы. Коньяку и теплых вещей сколько угодно. Дровами завален весь двор. Зима нам не страшна.
17 ноября. Сегодня сержант Слим мне доложил, что среди солдат идут разговоры нежелательного свойства. Например, упоминается о том, что мы напрасно сидим в этой дикой стране. Что пора нам ехать в Англию. И так далее.
Для меня ясно, что эти разговоры завелись из мрака, который нас окружает. Солдаты соскучились по родине, по привычному жилью, по приключениям, может быть.
По совету сержанта я вызвал рядового Тома Флина и обещал ему отпуск не в срок в виде награды, если он укажет мне, кто среди солдат является зачинщиком разговоров. Он назвал мне пять фамилий. Я вызвал этих солдат одного за другим и допросил их. Они ответили, что действительно говорили такие вещи от скуки. При этом глядели исподлобья, как пойманные преступники. Я пригрозил им строгим наказанием и отпустил их. А Тому Флину приказал замечать решительно все и мне докладывать.
После этого я сдал начальство над полуротой Буду и с ближайшим поездом выехал на Мурман для доклада. Ехать было холодно. Я сидел на бревнах, и ноги у меня совершенно окоченели. Очень был рад, когда наконец вдали показались зеленые огоньки Мурманска, и мы подъезжали к станции.
Полковника Келли я застал за приготовлением коктейля. Увидев меня, он закричал, как мальчишка:
— Ура, Кент! Сейчас получено радио, что в Германии революция.
— Не может быть… Разве там есть большевики?
— Вероятно, завелись. Они появляются везде, где дело плохо. Во всяком случае, у нас есть сообщение, что моряки поднялись в Киле, кайзер бежал, и немцы просят перемирия.
— А как же мы?
— Пока ничего не известно. Думаю, что нас скоро должны снять с фронта. Чего ради воевать с большевиками, когда войне с немцами — конец?
Пришли другие офицеры, и мы принялись пить коктейль. Завязался общий веселый разговор. Потом, подвыпивши, мы бегали на станцию и требовали, чтобы паровозы свистели. Пустили несколько ракет. Мое сообщение о разговорах среди солдат было так незначительно, что я предпочел умолчать о нем.
Вдобавок у меня появилась мысль, что теперь, когда немцы разбиты и мир близок, солдаты приутихнут. Я пробыл до поздней ночи в офицерской компании и только в полночь выехал домой. Опять я сидел на открытой платформе и опять было холодно. В небе северное сияние трепыхало своими красными складками, и это немного развлекло меня. Совсем поздно я приехал в Кицу.
На платформе меня встретил сержант Слим. Прежде всего он мне доложил, что солдат Флин, доставивший мне сведения о разговорах среди солдат, не вернулся в барак с заготовки бревен. Этого мало. Работавшие в лесу солдаты будто бы видели шесть русских охотников, вооруженных ружьями. Русские прошли тесно сомкнувшись и с нашими не заговаривали.
Пообдумавши положение, я решил, что рассказ про охотников не больше, как выдумка. Линия занята нами почти на триста миль вперед, и трудно себе представить, откуда могли здесь взяться вооруженные русские. Вернее всего, это было придумано, чтобы как-нибудь объяснить исчезновение доносчика Флипа.
Я хотел немедленно же организовать поиски его. Но свет северного сияния был слишком слаб, чтобы можно было что-либо найти в лесу. Я приказал Буду завтра рано утром вывести всю полуроту в лес и обшарить все овраги. Пока же, несмотря на усталость, я велел сержанту разбудить несколько солдат и допросил их поодиночке о Флине. Солдаты делали вид, что ничего не знают, называли Флинта дезертиром и пытались убедить меня, что он бежал к норвежской границе. Но я отлично знал, что этого не может быть. Зачем бы стал дезертировать Флин, когда я обещал ему двухмесячный отпуск? Ясно, что солдаты разделались с ним.
В первый раз я почувствовал легкий страх перед событиями, которые назревают здесь, во мраке полярной ночи. Я осмотрел оба своих револьвера и приказал Буду сделать то же самое. Мне страшно ложиться в постель, и я нарочно так пространно записываю события дня у себя в тетради.
БЕГСТВО С СЕВЕРНОГО ФРОНТА
29 ноября. В Северном Ледовитом океане на транспорте "Бэд-адвенчур". Мы плывем вполне благополучно. Идет снег. Солнца не видно, холодно. Но настроение у всех прекрасное. Теперь мы можем не бояться немецких подводных лодок.
Я уже смотрю в ту сторону, где должен быть Лондон. Временами мне кажется, что сквозь завесу северного сияния я вижу зарево его огней. Наверное теперь, когда налеты цеппелинов не страшны, он вновь зажег свои мигающие вывески и бесчисленные гирлянды фонарей. Впрочем, через пять дней я увижу милый город своими собственными глазами.
Я давно не брался за мою тетрадку, мне было как-то неприятно продолжать записи. Но тут на океане я успокоился и сейчас впишу все по порядку, с того места, на котором остановился. Мне легко сделать это, так как я вряд ли когда-либо забуду события последних мурманских дней.
* * *
Нам не удалось отыскать в лесу исчезнувшего Флина, хотя пространство на пять миль вокруг было исхожено Будом и солдатами. Это разозлило
