Твоя... Ваша... Навеки (СИ) - Кириллова Наталья Юрьевна

— Тише-тише, — Дипэк Дов поворачивается нарочито медленно ко мне лицом, поднимает обе руки, раскрыв ладони. — Не суетись понапрасну, волчица, и отгрызать мне голову тоже нужды нет. Сказал же, пригожусь.

Я, не скрываясь, рычу сквозь стиснутые зубы. Он попался — выход за моей спиной и теперь-то я точно не повторю ошибки, позволяя дварфу проскользнуть мимо меня.

— Чем тебе помочь? — Дипэк говорит негромко, доброжелательно, будто это я вторглась в чужой дом, будто это я, а не он, незваный гость, проникший на частую территорию без разрешения. Дварф бросает быстрый оценивающий взгляд на туалетный столик, где среди косметики лежит карточка с адресом Арсенио и лист бумаги с пером. Я же делаю плавный шаг к Дипэку, не сводя с него взгляда. — Записку надо милому передать? Одному или обоим сразу?

Еще шаг, но внутри все холодеет.

Дварф знает? Откуда? И как он, в конце концов, здесь оказался, ведь Эван упоминал, что почти весь клан дварфов, похитивших нас, погиб от рук чистильщиков, нанятых заказчиком?

— Могу отнести, — предлагает Дипэк невозмутимо. — Как видишь, мы оба находимся в зависимом от твоего братца положении и у нас обоих есть вещи, рассказывать о которых Эвану мы бы не хотели. Я, например, не горю желанием ставить Эвана в известность о своем… так сказать, местонахождении, а тебе вряд ли хочется делиться с любимым родственником деталями… кхм, личной жизни. Он тебе добропорядочного… ну, почти добропорядочного… жениха нашел, чистенького и унылого, а ты то с одним инкубом, то с другим… сама понимаешь, большинству мужиков, если они сами не инкубы, такой расклад сильно не по душе приходится.

— Откуда… ты знаешь? — я пытаюсь говорить нормально, но глухие, рычащие нотки все равно прорываются в голосе, делая его низким, злым.

— Так уж вышло, что я видел, как тебя навещал Арсенио. А на следующий день — приятель его. Возможно, я даже слышал кое-что из вашего с Байроном разговора.

Выходит, дварф эти последние два дня находился здесь, в нашем доме? В нашем присутствии?

— Как ты проник на территорию?

— Проскочил вслед за Арсенио, это не трудно, — небрежное пожатие плеч.

— Эван тебя заметил бы. Или я.

— Во-первых, я не врал Тессе, когда рассказывал о своем происхождении. Во-вторых, в вашем подвале обнаружилась весьма занятная комнатка…

В потайных местах которой Эван сам насыпал по щепотке толченого корня волкоборца, смешанного с семенами подземного мака, в небольших дозах отбивающего нюх даже у оборотней.

— Правда, удобств там маловато, но я не жалуюсь.

— Это шантаж? — я могу убить дварфа.

И медлю. Он почти спокоен — сердце бьется лишь чуть быстрее обычного, — дышит ровно, и в подозрительно слабом запахе его нет страха.

— Скорее я излагаю известные нам обоим факты так, чтобы ты имела возможность понять и оценить пользу, которую мы можем принести друг другу.

— Я могу убить тебя, — повторяю я вслух.

— Можешь. А можешь признать, что я тебе пригожусь.

— Курьером?

— Почему бы и нет? Я неприхотлив в быту и нетребователен в еде и сейчас, когда от моего клана остались фактически одни воспоминания, не меньше вашего хочу выяснить личность нанимателя.

Меня окружают безумцы.

— Твой брат все равно редко бывает дома, так что он меня даже не заметит. Да и, помяни мое слово, волчица, скоро все его мысли будут не о несчастном и одиноком дварфе и о не тебе, а о его паре.

— Тесса не его пара, — я вдруг смиряюсь. У меня слишком много дел, чтобы думать о том, куда прятать тело Дипэка. Возвращаюсь к туалетному столику, опускаюсь на стул и берусь за перо.

— Полагаешь, нет? — дварф неторопливо обходит комнату, разглядывая предметы обстановки. — А мне сдается, волк сделал на девочку стойку.

Идеальная пара — та, которую примет и человек, и зверь. Неважно, какой она расы, каким богам поклоняется, что читает и как одевается. К ней должно тянуть — сердцем, разумом и телом. Ее запах должен завораживать, ее счастье должно стать твоим счастьем. И когда она посмотрит на тебя, с безграничной любовью, с всепоглощающей нежностью, ты поймешь, что она — твоя. Навеки.

Так говорила мама когда-то. И папа улыбался, когда ловил ее взгляд, полный нежности, предназначенной лишь для него и для нас.

Так должно быть.

И так бывает, но реже, чем я смела мечтать.

Я пишу короткую записку с просьбой не присылать за собой транспорт и сопровождение, поскольку я в любом случае приеду на бал в обществе брата и Тессы. В последний момент я отказываюсь от упоминания Финиса. Едва ли инкубам понравится объявление о помолвке, да что там — их наверняка возмутит сам факт нахождения господина Мелтона подле меня. И волчица во мне радуется безо всякой веской причины, просто от одной лишь мысли, что скоро увидит мужчину, так глянувшегося ей накануне. Привычно аккуратно выводя собственную подпись, я ощущаю остро ее желание оказаться рядом с Байроном, и оно пугает меня.

Финис — выбор Эвана и той части меня, что стремится быть разумной, рассудительной, практичной и благодарной, той части, что боится боли, разочарований и предательства от близких. Но порой зверь делает свой выбор, и он не всегда совпадает с решением, с планами человека. Порой зверь инстинктивно выбирает кого-то и не видит никого иного в качестве спутника жизни. И если зверю и человеку не удается прийти к соглашению, к равновесию, то… то одной части придется подчинить, подавить другую, обрекая тем самым себя на муки и внутреннюю борьбу до конца дней. А я не хочу выходить замуж за Финиса и до последнего своего часа чувствовать влечение волчицы к Байрону.

Не хочу, чтобы она выбирала его или кого-то еще.

Не хочу, чтобы волк брата выбирал Тессу. В противном случае они будут обречены — человек, вынужденный день за днем подавлять и укрощать желания волка, зверь, сходящий с ума от тоски по своей паре, и невинная, наивная девочка, надеющаяся вернуться домой, в далекую Эмираду, едва ли мечтающая остаться в Лилате навсегда.

Я отдаю Дипэку карточку с адресом Арсенио и незапечатанную записку — если дварф и впрямь слышал наш с Байроном разговор, то скрывать мне нечего, да и бессмысленно. Вижу, как Дипэк усмехается, заметив, что клочок бумаги всего лишь сложен. Спрятав записку и карточку в карман потрепанной черной куртки, дварф отвешивает мне шутовской поясной поклон и невозмутимо покидает мою спальню. Он успевает вернуться с ответом даже до приезда Эвана и Тессы с работы. В коротенькой записке Арсенио выражает радость и нетерпение в преддверии скорой встречи, и я не могу не удивляться тому, как спокойно инкубы относятся к идее одной женщины на двоих.

Поражаюсь наглости и ловкости Дипэка, без видимых усилий преодолевающего защитный контур дома, обращающегося ко мне как ни в чем не бывало, словно я действительно наняла его подработать разносчиком писем.

Вечером, когда мы уже готовы отправиться на бал, я замечаю на шее Тессы родовое ожерелье нашей семьи, украшение, которая наша мама носила со дня свадьбы и до последнего своего вздоха. И даже после ожерелье оставалось на маме, единственная драгоценность, не исчезнувшая в бездонных карманах падальщиков и мародеров, подобно золотым серьгам и кольцам, что были на ней в день их гибели. Снять зачарованное ожерелье смог лишь Эван как ее сын и наследник рода. И тем страннее видеть, как до боли знакомая тонкая золотая цепочка обвивает шею другой девушки, человека, по сути, нам чужого. Тем неожиданней понимать, что кристалл-вставка с гербом нашего рода, при маминой жизни бывшая всегда зеленой, как ее глаза, теперь бирюзовая, сочетающаяся с глазами Тессы. Мной овладевает безумное желание разразиться истерическим смехом, когда Эван пытается сначала заверить Тессу, что ожерелье ничего не значит, а потом решает снять его с испуганной девушки. Естественно, расстегнуть замочек не удается — да и не удалось бы. Магия родовых украшений такова, что если надеть их на ту, кого хотя бы часть тебя признала парой, то снять уже не получиться. Только наследнику рода дано снять ожерелье со своей матери, когда придет его черед избрать себе пару и назвать ее своей перед стаей. Я вспоминаю оброненное небрежно замечание Дипэка о волке, сделавшим стойку на девочку, вспоминаю нанимателя, почему-то принявшего Тессу за пару Эвана, вспоминаю странные отношения, сложившиеся между моим братом и нашей случайной гостьей, и короткий нервный смешок вырывается сам собой. С улицы доносится гудок мобиля — должно быть, Финис приехал, — и я разворачиваюсь, иду к входной двери. Осторожно смахиваю слезы, прежде чем коснуться кристалла и открыть ворота.