Легион «Идель-Урал» - Искандер Гилязов

Турецкая и общетюркская проблематика в принципе всегда привлекала немецких исследователей, даже в период Первой мировой войны и после ее трагического для Германии окончания. Работы аналитического характера, оценивающие потенциал общетюркского национального движения, появлялись часто. Тон их был разным. Известный ориенталист Карл Броккельман, например, отзывался о шансах пантуранизма среди российских тюрков очень пессимистически, так как, по его мнению, среди них широко распространились идеи русской революции.[16] Несколько иначе мыслил другой исследователь — Карл Випперт.[17] Он ясно понимал, что в Европе совсем мало знают о тюркских народах, и когда говорят о европейцах, то, как правило, имеют в виду народы славянского, германского или романского происхождения. Другие же при этом остаются в стороне. Между тем в недалеком будущем они, вероятно, будут играть серьезную роль в судьбах Европы; среди таких народов Випперт на первое место ставит тюрков. Он отмечает их тесную связь с финнами, венграми и эстонцами. По мнению ученого, в настоящее время (т.е. в 1922 г.) туранская идея еще не созрела окончательно и не овладела массами, и вполне возможно в недалеком будущем «извержение народного вулкана» с целью создания великого Туранского государства от Константинополя до Волги и до гор Алтая. Финские народы при этом должны как родственники тюрков оказаться в сфере их влияния. В 20-е гг. XX в., как считал Випперт, представители этой радикальной идеи были немногочисленны, а спектр мнений среди туранистов — еще слишком широк: одни из них уповали на слабость Советского государства и на советско-английские противоречия, другие надеялись расширить самостоятельность возникших советских тюркских республик. Завершая свою статью, Карл Випперт говорил о том, что туранизм как движение, как идея находится в детском возрасте, и вполне возможно, вскоре он станет «значительным фактором в борьбе политических сил в Европе». Правда, автор тут же делает оговорку, ибо события могут пойти и по иному сценарию, но менее вероятному: туранизм останется ограниченным в узком круге сторонников, не развиваясь в политическом отношении и бесславно «утонет в теневом царстве мертвых понятий».

Интерес к пантуранизму в Германии заметно возрос в период подготовки и после нападения на Советский Союз, так как, во-первых, стало возможным привлечь многочисленные тюркские народы СССР к «борьбе против большевизма»; во-вторых, разыграв тюркскую карту, можно было оказывать давление и на Турцию. Наиболее активной инстанцией при этом становилось Министерство иностранных дел Германии.

Уже в апреле—мае 1941 г. МИД рассматривал вопросы о будущих кандидатурах, ответственных за работу с различными народами СССР, намечались персоналии для работы с кавказскими, среднеазиатскими народами, крымскими и поволжскими татарами, калмыками. Предусматривалось создание при МИДе так называемого «Комитета по России». 28 апреля, например, согласие на работу в Комитете дали известные специалисты профессор Герхард фон Менде и Оскар фон Нидермайер[18] (правда, с началом войны они будут заметнее в других инстанциях: фон Менде начнет работать в Министерстве по делам оккупированных восточных территорий — Восточном министерстве, а фон Нидермайер позднее будет командовать 162-й тюркской дивизией).

Надо отметить, что достаточно авторитетные дипломаты еще тогда скептически отзывались о перспективах пантуранизма: уже упоминавшийся граф Фридрих Вернер фон Шуленбург, который до 22 июня 1941 г. был послом в Москве, и советник посольства Густав Хильгер предупреждали: «Вызывает сомнение, что в СССР под влиянием немецких военных успехов „автоматически“ возникнет пантуранистское движение, так как здесь отсутствуют предпосылки для этого. В широких массах мусульманского населения в СССР пантуранистская идея не имеет притягательной силы».[19] Кстати говоря, тот же Хильгер 25 июля 1941 г. выскажется еще более определенно: среди тюркских народов Советского Союза пантуранизм как идея, по его мнению, никакой перспективы не имел. «Разве что азербайджанцев может привлечь пантуранистская агитация, а казанские и крымские татары, хотя и являются мусульманами, из этой агитации выпадают, потому что соответствующие идеи им чужды».[20]

Но идея была подана, она казалась очень привлекательной и перспективной, потому и началась ее эксплуатация. Очень вероятно, что масла в огонь подливали и весьма субъективные, во многом неточные справки некоторых сотрудников МИДа. Пример тому — материал «Тюрко-татары в России», написанный по поручению Министерства Алимджаном Идриси 25 июня 1941 г. (!) и выдержанный в строго пантюркистском духе.[21] Вот как автор представлял будущее: тюркский народ, насчитывающий в СССР 27–30 миллионов человек, получит наконец возможность создать свое единое государство. В СССР же этот народ был искусственно разделен на отдельные республики — Узбекистан, Казахстан, Киргизия, Татарстан, Башкирия и др. (в список вошел и Таджикистан, видимо, с учетом большого количества узбеков, проживающих в этой республике).

27 июня 1941 г. другой крупный чиновник германского МИДа — Вернер Отто фон Хентиг — сообщал, что в первые дни после начала войны против Советского Союза он имел встречи с представителями многих тюркских народов — татар, башкир, узбеков, казахов. Он отметил, что тюркские народы до сих пор сохранили свою организацию и имеют надежных людей в России и Турции. Однако в сообщении еще нет речи о сотрудничестве и необходимости поддержки национального движения тюрков. Фон Хентиг, как опытный дипломат, весьма осторожен в выводах.[22]

25 июля 1941 г. германский посол в Турции Франц фон Папен обращал внимание МИД, что с немецкими военными успехами в войне против СССР автоматически возрастает и пантуранистское движение (вспомним приведенные выше слова Шуленбурга и Хильгера!). Каждый тюрок, по мнению посла, имеет ясное племенное и расовое самосознание, и все его пожелания в этих сферах связаны не с Англией, а с Германией. Фон Папен предложил по возможности расширить пропагандистскую кампанию среди тюркского населения СССР, подчеркивая при этом единство их национальных целей, а также срочно начать работу по отделению всех военнопленных тюркского происхождения для возможного их будущего участия в военных действиях.[23]

Итак, с началом войны возник определенный интерес со стороны Германии к туранистскому движению. Создается впечатление, что руководство во всяком случае германского МИДа считало туранистов влиятельной и авторитетной силой в Турции, чтобы оно смогло оказывать давление на официальную Анкару в деле военной поддержки Германии под видом заботы о судьбе своих тюркских собратьев в СССР. При этом видно, однако, и то, что турецкое правительство проявляло большую осторожность, открыто дистанцируясь от туранистских лидеров. Да, руководство германской дипломатии все-таки явно заблуждалось в оценке потенциала пантуранистского движения в Турции, которое скорее сводилось к деятельности пусть авторитетных, но все же отдельных политиков. Одним из таких политиков являлся Нури Киллигиль, или, как его чаще называют, Нури-паша, брат Энвера-паши.

Его личность, можно сказать, заинтриговала германский МИД уже в первые дни войны с СССР, ибо последний практически сразу же заявил о своей озабоченности судьбами тюркских народов. Он выразил желание отправиться в Берлин, чтобы консультировать германское правительство по тюркскому вопросу. Кстати говоря, такое же желание высказал и Ахмед-Заки Валиди, подавший в июле 1941 г. заявление о выдаче ему германской визы, но ему было в том отказано.[24] Но Нури-паша с подобным заявлением имел успех и в сентябре месяце прибыл в Берлин. Тогда брату Энвера-паши было за 50 лет, он считался в Турции преуспевающим фабрикантом. 11, 19 и 25 сентября он провел обстоятельные переговоры с государственным секретарем МИД Эрнстом Верманном, после которых Верманн составил очень подробный отчет об их ходе и содержании. Этот отчет в полной мере отражает мнения, которые господствовали в Германии по отношению к пантуранизму, поэтому взглянем на него повнимательнее.[25]

Пантуранистское движение имело целью создание самостоятельных государственных образований тюркских народов. Несмотря на то что оно предполагало известное изменение ныне существующих границ, Турция не будет аннексировать их территорию, а окажет лишь политическую поддержку. Речь при этом в первую очередь шла об Азербайджане и Северном Кавказе, затем о Крыме и Поволжье—Приуралье, и лишь затем о Туркестане (Средней Азии). Причем Нури-паша заверял германский МИД, что официальное турецкое правительство придерживается концепции Ататюрка о чисто национальном государстве лишь из практических соображений, что это лишь политика целесообразности, в основе которой лежит страх перед Советским Союзом. Теперь же, когда Германия успешно ведет войну с Советским Союзом, этот страх более не имеет оснований. Но Нури-паша сразу же хотел успокоить германское руководство: турецкие амбиции, по его мнению, никакого территориального характера не носили.