Полторы женщины - Мария Лукоянова

– А как же работа? Ты прогуливаешь?

– Я больничный взяла. Ну, я позвонила в офис и сказала, что у меня грипп. Так что перед отъездом мне ещё простудиться нужно будет. Весной это нетрудно.

Она вспомнила обо мне, когда чуть не лишилась глаза. Как мило. И куда нам теперь?

– Какие планы? Хочешь, в кафе сходим.

– Мне бы помыться с дороги. У тебя можно? – она уверенно взяла меня за руку и повела к автобусной остановке. – У вас здесь маршрутки останавливаются? А мы на ней до тебя доедем?

– Давай лучше подождём троллейбус. У меня проездной.

– Хорошо.

Мне не очень хотелось говорить, потому что я чувствовал, что буду извергать только ругательства – обожжённая рука начала сильно болеть. Катрин, казалось, и не вспомнила, что, сбежав от своего садиста, сама меня травмировала. Она рассказывала, как сгребла всю имевшуюся у себя наличность, заняла тысячу рублей у подруги и побежала на вокзал. Её сотовый оператор у нас не ловил, поэтому она купила симку втридорога – сколько ни просила, ни один прохожий не дал ей телефон позвонить. Неудивительно, такой синяк мог отпугнуть кого угодно, мне тоже было жутковато. Вполуха слушая Катенькины рассказы, я дул на ожог, который раздувался и увеличивался. Наслаждение и облегчение испытал, когда приложил ладонь к холодному грязному стеклу. А Катя всё говорила и говорила, потом резко замолчала, и когда я осознал эту благодатную тишину, её голова уже лежала у меня на плече. Ни одна девушка раньше так не делала.

Троллейбус приближался к нужной остановке, а моя решимость таяла на глазах. Я до жути стеснялся привести домой Катрин – как это будет выглядеть? Класса с восьмого к нам девчонки не приходили, потому что как раз в это время они начали присматриваться к мальчикам, и я у них никакого интереса не вызывал. Мне казалось, что, если я приведу домой девушку, моя мама неадекватно на неё отреагирует и отпугнёт бесчисленными расспросами. Я не хотел, чтобы Катрин думала обо мне плохо, и решил попытать счастья у однокурсницы. Та с радостью заявила, что примет нас, поскольку её родители отправились в Петербург смотреть на белые ночи, а Таню с собой не взяли, и она наконец-то могла приводить к себе буйные компании. Проблема заключалась только в отсутствии таковых.

– Немедленно иди домой, я хочу с ней познакомиться, – на протяжении уже нескольких минут требовала моя мама по городскому телефону. Она быстро вычислила, что я у Тани, да ещё и не один, и стала предъявлять мне ультиматумы. – Сергей Игоревич, ты лишишься месячной дотации, еженедельных котлеток, почёсываний головы, общения с котом, если сейчас же не придёшь с девушкой домой. У вас на сборы есть десять минут, за семь дойдёте до дома. Я засекаю.

Наверное, я тюфяк, но мне было трудно спорить с подполковником милиции в запасе, хотя она и работала только в инспекции по делам несовершеннолетних. Вернувшись в комнату, где девчонки отмечали знакомство, я огорчил их известием, что вино они сегодня допить уже не успеют.

– Кошмар, как же я пойду к твоей маме, от меня будет нести перегаром. Нет, мне стыдно, – заупрямилась Катенька.

– Ничего, она ещё и не такое видела, она подполковник милиции…

Катрин застыла в необъяснимом ужасе.

– …в запасе. Так что ты вполне сойдёшь за человека. Только объясни как-нибудь нормально свой синяк, а то она подумает ещё, что я тебя избил…

– Ой, а откуда у тебя синяк? – это активизировалась моя однокурсница и припрыгала к обувающейся Кате.

– Парень поставил…

– Серёжа, что ли? А вроде не похож на маньяка.

– Да нет же, другой. Дома, в Нижнем Новгороде. Мы поругались…

– У тебя два парня? Я тоже так хочу! Чтобы по одному в каждом городе, это так весело.

– Даёшь Интернет!!! – Катрин начала пародировать Шнура, и я понял, что нам нужно срочно уходить, пока соседи не услышали ранние альбомы «Ленинграда» в исполнении горячих поклонниц группы. Я подхватил рюкзак вместе с его обладательницей и, помахав из-за спины Тане, вышел с Катей на улицу. Мне было обидно, что она при моей подруге упомянула о Денисе – уже сегодня вечером об этом узнает пол-курса. Но я не мог в таком состоянии бросить её в незнакомом городе и повёл к себе домой, где мы и вправду очутились всего через семь минут.

* * * * * * * * *

Мама приняла Катрин хорошо. Она считала меня неудачником в амурных делах и уже пугалась, что я никогда не буду ни с кем встречаться. Со стороны это казалось чудачеством, но мама в первый раз вышла замуж в 16 лет, так что я-то как раз и не удивлялся её тревогам. Скорее, я их у неё перенял.

Конечно, маме не нравилось, что Катрин курит, потому что в выборе сигарет они не совпадали. Зато с ней можно было обсудить уйму интересных вещей, что маму страшно привлекало. Она фанат энциклопедий и пытается из любого своего знакомого выудить максимум новой информации. В этом плане Катенька была неисчерпаема, и они несколько вечеров подряд провели на кухне с вином, котом и разговорами. Я же был завален учёбой и по нескольку раз перечитывал один и тот же абзац, чтобы до меня дошёл смысл написанного, но в ушах у меня звучал голос Катрин, и нормально я ничего запомнить не мог. Заочно мне удалось познакомиться с Катиной мамой – она хотела удостовериться, что дочь не в чеченском плену, и Горшкова дала мне трубку.

Из-за вороха моих учебных обязательств мы не очень много времени проводили вместе. Но когда не было дождя, мы обязательно перед закатом ездили на берег Волги. Тёплая погода ещё не устоялась, и на набережной было зябко из-за непрекращающегося ветра. Я стеснялся говорить ей о любви, хотя и должен был, ведь мальчик – это я. Зато мне нравилось греть в её руках свои, потому что ладони у меня вечно холодные. Поэтому со стороны мы явно выглядели как счастливые молодожёны.

– В Нижнем несколько мостов. Я там с рождения живу, но никак не могу запомнить, где Ока, а где Волга. Они на Стрелке сливаются. Значит, самые главные мосты – это на Оке? Ну, пусть будет Ока. Ну, и вот. Когда ещё не было Дениса, и потом, когда он был, но вёл себя как… придурок, и даже не как придурок, я ездила рано утром на работу, стояла в пробке на этом самом мосту и на съезде с него и передавала тебе привет. Через солнце и Волгу. Потому что в Саратове и солнце то же, и река. Через звёзды не передавала. Когда они вылезали на небо, я с тобой в аське сидела. А это что за чудо?

Мы подошли к памятнику влюблённым.

– Это памятник влюблённым, в простонародье – «Голубые коматозники». Из-за ленточек не видно, но лица у них почти одинаковые, а глаза прикрыты. Оттого и название.

– Это свадьбы сюда, что ли, приезжают?

– Ну да.

Катрин задумалась, отвернулась, долго смотрела на Волгу. Потом обернулась ко мне.

– Знаешь, наша встреча не случайна. Не просто так она, понимаешь? Ты такой молодой, мне это так нравится. Ты совсем-совсем добрый, ты не испорченный ещё. Я таких, как ты, и не видела никогда. Как-то мимо меня они проходили. Зачем я это всё говорю… Серёж, ты меня любишь?

Мне сдавило горло, я и звука не мог из себя выдавить. Не желая создавать дурацкую ситуацию, я крепко обнял Катю. Солнце красиво садилось где-то далеко-далеко. Дул витаминный ветер, который придаёт силы и обновляет жизнь.

– Я так устала, так устала, – услышал я шёпот. – Я всё время бегу куда-то, даже во сне, ото всех бегу и отовсюду. От тебя мне убегать не хочется. Серёж… Серёж, давай поженимся.

Не могу сказать, что этот вопрос был для меня громом среди ясного неба, но всё же хотелось не сейчас. Моё плечо, несмотря на свитер и плащ, залили её слёзы. Мне ничего не оставалось, как спросить её, где она хочет пожениться – в Саратове или Нижнем Новгороде. Она ответила, что в Санкт-Петербурге. Я тогда ничего ей не сказал, а просто вызвал такси, и мы поехали домой, молчали всю дорогу. В машине играло что-то отвратительное, что даже музыкой назвать невозможно.

Это, кстати, был последний вечер Катрин в Саратове. Она молча собрала вещи, поблагодарила маму за жареную курицу и, пожелав ей спокойной ночи, легла спать. Меня она как будто не видела. Я понимал, что будет глупо подойти, притвориться милашкой, заглянуть в глаза и сказать: «Хорошо, давай поженимся». Поэтому я просто молчал и ушёл спать раньше обычного, ведь нужно было рано встать, чтобы успеть на поезд. Я долго не мог уснуть, пытаясь представить нашу свадьбу и Петербург, где я никогда не был. Думая над своими прожитыми уже годками, я вспоминал, что мечтал завести свою семью лет в 12—13, потом у меня это желание резко отпало, и больше о создании ячейки общества мыслей не было. Я, наверное, любил Катю, но о женитьбу с ней не планировал – мы даже жили в разных городах, не говоря уже о том, что у нас не было своей квартиры, а у меня – работы. Я всё пытался, но никак не мог понять, зачем она предложила пожениться. Не нашёл лучшего объяснения, чем её страх одиночества, что казалось мне странным, ведь ей всего-то 23 – это ещё не тот возраст, чтобы бояться бесприютной старости. Еле-еле уснул под утро, не выспался, злился; прощание наше было более чем сухим. Разозлившись на всё вокруг и на себя в частности, я не пошёл на пары, а как полоумный бродил весь день по городу, шагая на автомате и постоянно рискуя оказаться под колёсами машин. Проходя мимо парсамовского роддома, заметил прямо на проезжей части надпись «Спасибо, врач». Вспомнил, что в прошлый раз, когда я был здесь – неделю назад с Катрин – благодарности ещё не было. Отправил покаянную SMS-ку, получил дежурную, разозлился и пошёл домой пешком.