Полторы женщины - Мария Лукоянова

Но не это делало ЖСБ ненормальной. Дело в том, что, несмотря на свои 38 лет, Великая до сих пор не смогла определиться со своим полом. Эта толстая, не самого высокого роста женщина заплетает волосы в косу, косметике говорит смачное «ФИ», цацек и юбок не признаёт. На ней всегда штаны непонятного покроя, какие-нибудь безразмерные свитера и рубашки. Верхом женственности ЖСБ считается какая-нибудь блузочка 54-го размера с цветочками, но это роскошное одеяние появляется на ней только в очень жаркие летние дни. В остальное время на СМС – атрибут, по которому её узнают не только в нашем, но и в дореволюционном архиве, атрибут, который выдаёт её ещё до полного открытия лифта…

Широкий солдатский ремень и прикреплённый к нему нож в ножнах.

Доподлинно неизвестно, зачем Светлана Максимовна ходит на рабочем месте с ножом на поясе. Видимо, мои предшественники опасались задавать ей подобные вопросы, ну, а мне просто лень. Хотя изредка любопытство прямо-таки раскраивает меня на куски, но я стараюсь хотя бы в чём-то соблюдать субординацию. Ведь мама воспитывала меня хорошим мальчиком.

Дождавшись обеденного часа, я вызвал с какого-то из ярусов Димку Владимирова и, оставив его охранять «исследователей», пошёл вместе с Надюшкой на обед. На улице было невыносимо жарко, поэтому мы предпочли остаться на пропахшей корейской морковкой кухоньке. Уже спавшая тут Лизка проснулась и уселась ко мне на колени. Я – кошачий король.

– Серёёж, у тебя когда-нибудь была такая справка, когда человек есть в ведомостях, потом пропадает, потом опять находится?

– Конечно, и не раз. Это СПАТП? Поищи в разных автоколоннах. Наверняка переводили туда-сюда.

Надюшка спрашивает что-то ещё на ту же тему, а я смотрю на неё и грущу. Когда она окончила учёбу на истфаке и присоединилась ко мне в АСИСО, то была весёлой, летучей; тогда ей показалось бы вздором сидеть и рассуждать во время обеденного перерыва о судьбе какого-либо работника автотранспортного предприятия, будь он хоть самим её женихом. Что с человеком сделали 11 месяцев пребывания в этой казарме, – сокрушался я. Чтобы как-то отвлечься от до смерти надоевшей мне архивной пыли, я затянул фальцетом наш неофициальный гимн:

– Тебе по-вез-ло, ты не такой как все…

И Надюшка подхватила:

– Ты работаешь в о-фи-сеее!!!

* * * * * * * * *

Спускать старый велосипед вниз по Лунной, а затем по Сапёрной было непросто. Он катился быстрее меня, и приходилось чуть ли не бежать рядом с ним, чтобы двухколёсный друг от меня не сбежал. Марина же изящно скатывалась с горки на своём новеньком «Штерне», и мои заржавевшие проблемы ей были нипочём. Я смог догнать благоверную только на аллейке проспекта 50 лет Октября, по которой мы покатили уже рядышком. Главное было не врезаться в людей, которым почему-то приспичило прогуляться днём в субботу, какая неслыханная дерзость. Более-менее приспособленная для велосипедов дорожка оборвалась на Стрелке, и потом пришлось тащить их на себе. Впрочем, Марина уже на мосту опять забралась на сиденье, я же предпочёл дрожать от страха и идти с левой стороны от велосипеда, как бы отгородившись им от ограждения. Я боюсь воды, высоты, огня, автомобилей, активных женщин и иголок в слойках – такое тоже случается в нашей стране, я читал. Мне всё время казалось, что если я покачу по мосту, то обязательно не справлюсь с управлением, врежусь в перила, вылечу за них, как белка-летяга, и угожу под проходящий внизу поезд. Поэтому я трусливо топтался рядом с транспортным средством и напевал про себя песенку про котёнка с улицы Лизюкова. В конце концов, уворачиваясь от автомобилей и переживающих старушек, мы докатили до площади Чернышевского, протёрли грязные руки гигиеническими салфетками и стали обедать купленной в «кишке» шаурмой. Я не помню, чтобы где-то мне было так же приятно кушать, как на открытом воздухе. Не мешает даже вечная саратовская пыль; мне всё время кажется, что мельчайшие порывы ветра – это хлеб, которым я заедаю мясо, настолько я люблю пикники. Лишь бы дома не сидеть.

Немножко отдохнув от продолжительного пребывания на велосипедах, мы заметили концентрацию гопников на лавочках вокруг и отправились на набережную. Большую часть пути по Волжской я шёл рядом со своим двухколёсным приятелем, а в это время Марина вовсю рассекала по верхнему ярусу. Когда я наконец добрался туда, жена была далеко-далеко, у речного вокзала. Я решил спуститься на ту часть набережной, где не ездят машины, чтобы спокойно покататься, когда услышал какой-то странный металлический лязг. Звуки раздавались с нижнего яруса, из-за деревьев. Взяв велосипед в одну руку, я спустился туда и увидел шесть металлических тренажёров, окрашенных в синий цвет. Они были расположены у каменной стенки рядом с разными турникетами. На одном из тренажёров, сделанном по типу велосипеда, гарцевала моя первая жена. Повторяя громким шёпотом «я – шедевр, я – шедевр», она усердно размахивала руками, приводя своё тело в движение. Со стороны это было похоже на третьесортный американский фильм, в котором толстушка-неудачница вдруг после 32 жировых лет просыпается ото сна и начинает заниматься своим внешним видом.

Увидев меня, Катрин запуталась в собственных конечностях и чуть не вывихнула себе суставы. Будь тренажёр привинчен слабее, она бы вполне могла познакомиться с асфальтом. Прикинув, что Марина вернётся не раньше, чем через минуту, я подошёл к своей первой любви.

– Что, решила привести себя в человеческий вид? Поздновато уже, а?

– Что за хамство с утра пораньше? Привет, Серёжка!

– Почему ты до сих пор не уехала из Саратова? Чего ты добиваешься?! – я был очень раздражён. Я попросту взбесился и подскочил к Катрин. Еле удержался, чтобы не дать щелбана в лоб. – Ну, что молчишь?!

Вдалеке прозвенел велосипедный звонок, я обернулся. Марина распугивала прохожих сигналом и продиралась сквозь толпу отдыхающих ко мне. Проехалась по чьему-то абстракционистскому рисунку на асфальте. Я запрыгнул на велосипед и ретировался с места непредвиденного свидания навстречу жене. Было бы здорово в этот момент поснимать меня сверху на кинокамеру и басом прокомментировать: «Сергей Игоревич мчался от своей старой любви навстречу новой». Девочки бы рыдали.

Поравнявшись с Мариной, я знаками показал ей следовать за мной, и мы за несколько секунд долетели до «Словакии». Здесь супруга заставила меня остановиться и объяснить причину спешки.

– Там… там… – я изображал нехватку воздуха от усиленной физической нагрузки, придумывая тем временем отговорку, – там собак целая куча! Бездомные, голодные. Зарычали на меня, я уехал. Чего связываться-то.

Марина до ужаса боялась собак, причём совершенно необоснованно – они на неё никогда не нападали. Впечатлённая моим рассказом, она сама увела меня подальше. Сославшись на поздний час, я вообще увёл её домой, только бы не встречаться с Катрин, которая могла оказаться где угодно на набережной.

На моё счастье, Марина настолько устала от велосипедной прогулки, что, едва мы упали на диван для просмотра «Тутси», как она моментально уснула. Со своими мрачными размышлениями я остался один, чему был несказанно рад. Мне нужно было разобраться, подумать и просчитать свои действия, как я обычно делаю. В первый раз Катрин явно меня выследила – с момента нашего расставания я место работы не менял, поэтому найти меня было проще простого. А встреча на набережной? Всё совпало по времени: я представил, как в одном конце города выезжаю с женой на велопрогулку, в то время как Катрин просыпается в гостиничном номере где-нибудь в «Словакии» или «Волге», умывается, потом обедает в городе, пока мы едим шаурму у Липок. Затем синхронно мы садимся на велосипеды и катимся вниз по Волжской, а она не спеша идёт по набережной и внезапно обнаруживает эти злосчастные тренажёры. Может, она пьяна, может, зла; но, как бы то ни было, она подходит к каждому и разминается на них. А в это время на площадку спускаюсь я.

Нет, это просто совпадение, одна маленькая алкоголичка не смогла бы соединить в своей голове столько схем движения и всё просчитать до минуты. Но в этом и было самое плохое – то, что это было именно совпадением. Я привык полагаться больше на всяческие «знаки судьбы», черпать энергию в «местах силы», слушать людей, чем подчиняться здравому рассудку. Поэтому эти две с половиной встречи я воспринял как намёк на то, что мне необходимо вспомнить свои отношения с Катрин и понять, где я допустил ошибку – в жизни с ней или при расставании – что она опять вторглась в мою тощую судьбу.

* * * * * * * * *

После «Олимпийского» толпа зрителей разделилась на несколько мощных течений. Одно из них, в котором оказался я, уверенно и бодро двигалось к станции метро «Проспект мира». Девочки громко затянули первую песню с альбома «Спасибо», двигаясь стройными колоннами по тротуарам. Меня переполняло счастье; я машинально шёл по асфальту с народом, прокручивая в голове все моменты этого длинного, четырёхчасового, наполненного величием и любовью концерта. В ушах звенело, голос мне не принадлежал, поясницу ломило от боли. Но я раз за разом возвращался к самым ярким и знаковым отметкам прошедшего шоу. Индийская танцовщица на «Прогулке» и конфетти из пушек на ней же. Кадры из «Богиня: как я полюбила» на «Любовь, как случайная смерть». Полёт басиста Беляева на «Господах». Взрыв на «Самолёте». Огромный, на весь «Олимпийский», флешмоб на «Спасибо» и слёзы певицы на этой песне. Чужая «Москва», на стихи Есенина. Крик до срыва голоса на «Не пошлое». И, конечно же, «Румба», при включённом свете и выключенном аппарате, с которой охранник уже просто уводил под локти обессилевшую певицу. Я закрывал и открывал глаза, чтобы, как фотографии, сохранить эти воспоминания в своей душе навсегда. В тот час я был влюблён во всё окружающее: Москву, музыку, Земфиру, весну, людей. Я любил всё, с чем соприкасался в те мгновения, даже турникет метро. Во всём мне слышалась поэзия и чудилась красота.