Красная машина. Юниор (СИ) - Барчук Павел

Однажды вдруг проснулся утром и понял, хочу знать их смысл. Просто той ночью он мне приснился. Первый и последний раз. Стоял, улыбался, ничего не говорил. А в руке — клюшка. На кой черт, не понятно. Батя в хоккее мог только если на драку посмотреть. Отца ожидаемо веселили силовые приемы. Вот за этим он был способен наблюдать бесконечно.

— Что он его не бьет?! Смотри! Смотри! Открыт ведь. Щас как дать бы ему … — В этот момент он раздраженно бил кулаком по колену, видимо, изображая этим жестом, как именно сопернику должен “дать” наш нападающий.

— Бать, нельзя. Он без шайбы. Нельзя, если противник без шайбы. Удаление будет. — Славик, которого отцовские крики отвлекали от просмотра игры, все равно терпеливо объяснял ему ситуацию на льду. Брату будто хотелось, чтоб батя понял смысл.

— Ой, да ладно… Кто там обратит внимания? Мимо ехал, локтем в морду двинул и все… Делов-то… — Батя смысл понимать отказывался.

Мне кажется, он разрешил сменить Славику мяч на шайбу только потому, что в отцовском понимании, хоккей — это игра, где ты официально можешь мочить соперника любыми частями тела. Клюшка, кстати, для бати тоже была не спортивным снарядом, а весьма удобной палкой, чтоб лупцевать врага. Как в песне. В хоккей играют настоящие мужчины… А настоящие мужчины в представлении отца — он сам и ему подобные.

Хоккеем, как спортивной дисциплиной, он не особо интересовался. Его ужасно раздражала скорость игры. Особенно, на фоне любимого футбола, где за два тайма могли забить или один гол, или вообще ни хрена.

— Где, млять, шайба?! — Орал он каждый раз, если ему доводилось посмотреть матч целиком, тем более в обществе брата. Батя подбегал к телевизору и со всей силы стучал ладонью по экрану. — Шайба, где?! Как играть, если ее хрен видно? Я тебя спрашиваю?!

Вопрос, естественно, предназначался не мне, а Славику. Тот в ответ поднимался с дивана, подходил к отцу, за секунду находил черное пятно, показывал пальцем, а потом возвращался так же спокойно на место.

И вдруг сон, где отец с клюшкой. Наверное, поэтому вспомнились его татуировки. Главное, когда я был маленьким, боялся спросить. Мне это казалось опасным. Я вообще, если честно, с отцом особо не разговаривал. Вернее, он со мной. Типа, фигня, а не сын. Бракованный получился пацан. Зачем на такого тратить время? Вот Славка, тот да. Тот всегда тёрся рядом с батей до определенного возраста. Когда было, рядом с кем тереться, конечно. В периодах между отцовскими отсидками.

Честно сказать, немного обалдел от полученной из интернета информации. Нет, я догадывался, отец по меркам определенной категории граждан был уважаемым человеком. Особенно среди местных сидельцев. Да и вообще среди местных. Но не думал, что настолько.

На левом предплечье, с внутренней стороны у бати имелась змея. Гадина крепко обвивала кинжал, воткнутый в пенек. На левом же плече — гусарский эполет. На ногах — разорванные кандалы. Сведения, полученные из сети, немного разнились, но точно сходились в одном. Мягко говоря, его положение в иерархии уголовников было выше среднего. Змея и пенек означали завязавшего главаря воровской шайки, кандалы относились к сроку, а точнее к тому, что сидел он не менее пяти лет. Больше всего поразил эполет. Оказалось, обычные зеки вообще не имели права делать ничего подобного. Этот рисунок означал высокий статус и для красоты его набивать никто в здравом разуме не стал бы. Чревато последствиями. Например, содранной в месте татуировки кожей. Испытал ли я гордость в тот момент? Да ни черта. Наоборот. Стало ещё противнее.

И вот сейчас батя стоял напротив, с довольной улыбкой. Я тоже стоял. Правда, без улыбки. Не вижу особых причин для радости. Выгляжу, как идиот, честное слово. В трусах и майке, босиком, по стойке "смирно".

Просто, не каждый день просыпаешься в теле родного брата, почти на сорок лет назад. Я лично, вообще не представляю, как себя вести, что говорить.

К тому же, будто назло, внутри появилось забытое ощущение. Страх. Мерзкое чувство. Ненавижу его. Думал, больше никогда не испытаю ничего подобного. А вот поди ж ты, опять. И ведь сейчас перед ним не тот Алёша, который был когда-то. Сейчас перед ним — старший сын.

Славка — единственный в нашей семье, кто мог дать ему отпор. Да и Алёши нет уже давно. Сломал в себе этого ссыкливого нытика много лет назад. Но все равно свербит. Реакция, как у собаки Павлова.

— Ну, чё там, Славик? — Отец подошел совсем близко и хлопнул меня по плечу. — Нормально прошло? Сколько ушатал? А? Ну, давай, рассказывай. Хвались. Не подвел Беловскую породу?

Батя вдруг отскочил, пригнулся и встал в позу боксера, который то ли бить собирается, то ли наоборот, в защиту ушел. Для наглядности, даже попрыгал с ноги на ногу, "выныривая" то слева, то справа. Мандец… Взрослый человек, а ведёт себя… Особенно, нелепо смотрелись его кривляния из-за того, что рука у отца была одна. Левая. С правой стороны висел пустой рукав. Иногда отец заправлял его за пояс штанов, чтоб не мешался.

Исполнилось ему на момент несчастного случая лет восемь, вроде… Деталей он тоже никогда не рассказывал. Я, если честно, и не спрашивал. Мать как-то обмолвилась.

Вроде бы, повёл отец куда-то по хозяйственной нужде корову, а она ухитрилась кинуться через железнодорожные рельсы вперед паровоза. И это не в переносном смысле. Реально шел поезд, как раз, по закону подлости. Время послевоенное. Корова — дороже золота. Корову отец спас, но лишился руки. Наверное, если бы скотина под поездом осталась, семья гораздо сильнее переживала бы ее потерю, чем отсутствие батиной конечности. Он сам об этом, кстати, вообще не парился.

Прекрасно себя чувствовал с одной левой. Дрался так, что здоровый не угонится. Бил всегда головой. Подходил совсем близко и хреначил со всей дури. Ну, и все же, хоть одна рука у него, но была. Оказалось, это не такая уж большая проблема. Некоторые с двумя через одно место все делают. А батя с домашними делами справлялся шустрее многих. Мы вообще как-то его однорукость за ущербность не принимали. В первую очередь, потому что он сам не допускал таких мыслей.

— Виталик! — Мать появилась на пороге неслышно.

Наверное, закрыла дверь за участковым и сразу пошла сюда, в спальню. На батю она смотрела со злостью. Тот сразу перестал скакать и замер, не хуже меня, как солдат на плацу.

Вот, что интересно, когда отец был трезвый, мать могла взять, что есть под рукой, и лупить его, хоть до посинения, если выведет. Он только смеялся, пытаясь избежать ее ударов. Но вот когда батя был выпивши… Ей бы ничего такого даже в голову не пришло. Она точно знала, какая будет ответка.

— Да что? Валь, я говорю, мол, драка это плохо, сын. Надо все решать словами, по понятиям. На то они и есть, понятия. Ежли прав, так за свое всегда стой. — Отец с умным видом кивнул матери, а потом повернулся ко мне и подмигнул.

Плохо, как же. Он аж светился от удовольствия. Мне кажется, его не особо там волнует голова, не голова. Хоть по кускам бы собирали сына. Не важно, сколько раз и куда прилетело мне. Главное — кому я морду разбил. Отец года, ешкин кот.

— Угу. Так и подумала. — Мать явно ему не поверила. — Сынок, покушать, может? Лапша свежая. Только приготовила. Курочка есть. Давай белого мяска тебе положу?

— Да не. Спасибо. — Чувствовал себя… Сам не пойму, как чувствовал. Надежда, будто я сейчас моргну в очередной раз, и все исчезнет, и дом, и родители, таяла с каждой минутой.

— Ну, ты ложись, ложись. Тебе покой нужен. — Мать подбежала, оттолкнула батю, поправила мне зачем-то волосы, а потом очень неожиданно всхлипнула. — Славик, ну, как же так…Разве ж можно…

— Престань! Развела тут...После смерти отдохнёт. — Хохотнул отец.

Меня аж передёрнуло. Специально, что ли? То про лапшу, то про смерть. Прям одно к одному намёки.

— Ты давай, иди вон, делом займись. Надо мясо разделать. Николай, который на рынке торгует, привез половину поросёнка. Разберёшь, я заморожу. Как раз, и на "первое", и на "второе" будет. — Мать повернулась к бате и тон ее сразу изменился на серьезно-деловой.