Магия Неведомого - Николай Басов

Марсия Клин, архимагичка со специальностью управления магией случайных событий, очень сильная, уверенная в себе и своем искусстве, вот только не изжившая некоторые издержки женственности. Стерва, дрянь и вздорная спорщица, никогда ни с чем не соглашается. Да, по книге получалось, что живет она уж чуть не дольше самой Джарсин, с ней всегда приходилось считаться, потому что верховодила она искрами красной и синей, а это испокон веков были цвета войны и насилия. Цвета крови и самых ужасных катастроф, какие только можно вообразить даже тренированным в жестокости архимагам.

Рош Скрижаль, один из немногих, кто пользовался, кажется, подлинной любовью смертных, которые о нем знали или хотя бы догадывались о его существовании… Таких было немного, но все же они были. Потому что он не очень-то и скрывался от них, питая к смертным какую-то патологическую приязнь. Тихоня, любитель почитать книжечки, поучить историю народов, всех этих эльфов, карликов, людишек, троллей, гномов, историю, которую он, бывало, сам же и создавал… Невнятный тип, но силен, это следовало признать. Владетель искр голубой и зеленой, как правило, хотя, случалось, к нему залетали и иные, вот только красных никогда не бывало. Как-то его любовь к деревьям плохо сочеталась с красным цветом, а у него, сказывали, даже замок был выстроен из дерева и украшен такой резьбой, что почитался среди знатоков непревзойденным шедевром. Все равно дурак, решила Джарсин, хотя и умный при том.

Потом шло описание владений и предпочтений Сары Хохот, Норы Поток и самого загадочного изо всех архимагов – Августа Облако, любителя людей, повелителя коричневых искр, занимающего немалое пространство в мире, потому что люди – странный, любопытный, хотя и очень недолговечный народец – умели проникать всюду, чем существенно отличались от прочих, и даже умели на новых местах устраиваться, причем неплохо, получая немаловажные роли и посты в местном управлении. Да и вояки из них выходили неплохие, хотя… Дальше было не слишком-то интересно.

Джарсин закрыла книгу, скинула и ее на пол, потащилась в тот же угол зала за новым кодексом. Оказалось, память подвела ее: все, что ей было необходимо, находилось совсем в другом труде, теперь-то она была уверена – в кодексе, который, по слухам, был написан со слов самой Берты. Она снова взобралась на самую высокую ступень передвижной лестницы, дотянулась до самой высокой полки и стащила уж совсем древнюю книгу, ее переплет был обуглен, часть страниц кто-то вырвал, а медные застежки оказались сплошь сломаны. Она все же стащила ее вниз, разложила на подставке, снова стала читать, хотя половину слов, которые ей встречались, уже не помнила.

Тут имелось введение, трактующее мир таким образом, что, если мага или даже архимага забывали люди, он истаивал, истлевал подобно знаменам в пиршественном зале, на что Джарсин про себя усмехнулась. Но мысль была почти новой для нее, вернее, не абсолютно новой, конечно, она знала об этой идее ранних магов, но как-то над ней не раздумывала. А что же будет, вдруг пришло ей в голову, если теперь без Камня мы не сможем насылать на смертных искры? Что же получится, если эта идея окажется хотя бы отчасти правильной?

И тогда она поняла, что желает вернуть Камень еще больше, еще нестерпимее, еще настоятельнее. И получить при этом больше власти, больше силы, потому что одно дело – пользоваться тем, что когда-то создала Берта Бело-Черная, а совсем другое – если она сама будет Созидательницей!

Джарсин просидела в библиотеке очень долго, пожалуй, поболе недели, обдумывая свои шаги в последовательности, которая позволила бы ей не наделать ошибок. Во-первых, не поссориться с остальными архимагами или поссориться хотя бы не со всеми сразу, потому что было ясно: если уж ей пришло в голову, какой сильной она станет для этого мира, если сумеет воссоздать Камень, то и другие об этом подумают, когда поймут ее замысел. И второе, что не нравилось ей, – слишком многое должны были исполнить слуги, ее подчиненные, ее рабы, потому что появляться в Нижнем мире она не хотела ни в каком качестве, ни в какой маскировке. Это не просто уронило бы ее достоинство, но и сделало бы на время посещения Нижнемирья страшно уязвимой, настолько, что только дурак не воспользовался бы возможностью уничтожить ее, просто на всякий случай, потому что там это было легко сделать любому архимагу, даже самому слабому из них, вроде Августа Облако.

Ей приносили еду в библиотеку, она даже разрешила разжечь камин, потому что временами начинала мерзнуть, чего с ней не случалось уже много веков, и все думала, читала, перебирала варианты своих действий и противодействия им других, враждебных сил. Получалось все довольно сложно, даже нелепо-сложно, но возможно и исполнимо, в чем Джарсин убеждалась все вернее, чуть не с каждым прочитанным кодексом и с каждым днем, проведенным в размышлениях.

Наконец она решила, что готова или почти готова. Она вызвала к себе Торла и Ванду. Кнет давно уже прибился к ней сам, хотя мог бы и не являться, толку от него было мало в той работе, которую она уже проделала и которую собиралась продолжать. Когда Торл и Хранца почтительнейшим образом доложили, что ожидают распоряжений, она оттолкнула – наконец-то! – последнюю из читаных книг и сказала охрипшим от недосыпания и усталости голосом:

– Ванда, готовь Прорицание, и смотри, чтобы на этот раз оно было точным и подробным, самым подробным, как только сумеешь. Торл, открой лабораторию, я вынуждена буду снова взяться… – она даже сумела улыбнуться, хотя от ее усмешки Кнет спрятал лицо в ладонях, – взяться за практическое колдовство. Ванда, вот что еще, когда сделаешь, что нужно для Прорицания, ступай в сокровищницу… Нет, туда мы пойдем вместе. – Джарсин тяжело поднялась с диванчика, на котором сидела все эти дни, и почему-то мигом почувствовала, какая же она грязная и неопрятная. Оказывается, она забывала все это время мыться, и даже руки у нее были по локоть в вековой пыли и паутине от книг. – Да, пожалуй, начнем с сокровищницы, вот только сначала в баньке ополоснусь… Значит, так – сначала в баню, потом в сокровищницу. У меня имеется там нечто, что нам понадобится.

3

Торл ступал так тяжело, что Джарсин решила оказать старику уважение, оглянулась на него и подняла бровь. Старик когда-то был человеком, сейчас в его лице осталось уже мало признаков этой расы, он походил на морщинистого и древнего гнома, вот только не с ладонь величиной, как они обычно бывают, а ростом почти до пояса самой Наблюдательницы. И борода у него была не совсем гномья, скорее карличья, окладистая, неопрятная, плохо расчесанная и с застрявшими в ней крошками, если приглядеться. Впрочем, с неожиданной брезгливостью подумала Джарсин, если приглядеться по-настоящему, в ней и вши обнаружатся – не просто старым стал Торл, но и грязным. Это был бич людишек – неопрятность и малочувствительность всех органов в конце жизни.