Принц наемников - Джерри Пурнелл

III

Годом ранее…

Ярко-синее калифорнийское небо нависало над восемью тысячами молодых тел, бешено извивающихся в такт электронной музыке. Одни танцевали, другие лежали на спине в траве и пили или курили. Никто не мог игнорировать музыку, хотя почти никто сознательно не воспринимал носовой тенор: он был недостаточно силен, чтобы перекрыть дикие взвизги теремина или звяканье десятка гитар со стальными струнами. На серой деревянной платформе, воздвигнутой посреди готических, постройки двадцатого века, зданий Лос-анджелесского университета ждали своей очереди другие музыкальные группы.

Некоторым музыкантам так не терпелось начать, что они играли на своих инструментах. Никакого звука это не производило, потому что усилители были выключены, зато позволяло музыкантам включаться в бешеный ритм праздника на лужайке кампуса.

Концерт — прекрасное развлечение. К студентам в парке колледжа присоединялись горожане из ближайшего Благотворительного острова. Предприимчивые продавцы предлагали выпивку, травку и борлой. Грузовики подвозили еду. «Дочери Лилит» исполняли оригинальную музыку, затем пришла очередь «Слизи», затем должны были выступать другие известные группы. Толпу окутывала атмосфера мира и дружбы…

— Люмпен-пролетариат. — Говорила молодая женщина. Она стояла у окна, выходившего на лужайку кампуса и на дикую картину внизу. — Люмпены, — повторила она.

— А, это болтовня большевиков. Коммунизм — не выход. Только посмотри на Совмир…

— Революция предана! Предана! — сказала девушка. Она посмотрела на того, кто с ней спорил. — Не будет мира и свободы, пока…

— Прекратите. — Председатель собрания ударил кулаком по столу. — У нас много работы. Не время для идеологических споров.

— Без правильной революционной теории ничего достичь не удастся. — Это произнес бородач в кожаной куртке. Он посмотрел на председателя, потом на остальных присутствующих. — Вначале нужно правильно понять проблему. Тогда мы сможем действовать!

Председатель снова стукнул кулаком, но тут заговорил кто-то еще.

— Дела, а не слова. Мы пришли сюда, чтобы спланировать наши действия. О чем речь? Вы, проклятые теоретики, меня раздражаете. Нам нужны действия. Подполье сделало для Движения больше, чем вы за все время…

— Вздор. — Мужчина в кожаной куртке презрительно фыркнул. Потом встал. У него был громкий голос. — Ну, хорошо, вы действуете. Выводите на три дня из строя всю транспортную систему Л.-А. Очень умно. И чего вы достигли? Запугали налогоплательщиков, и те позволили поднять плату копам. Вы покончили с забастовкой легавых, вот чего вы добились!

Все заговорили одновременно, председатель пытался вмешаться, но человеке коже продолжал:

— Вы начали пищевые мятежи в районах граждан. Большое дело! Важен лишь результат, а вашим результатом стала морская пехота Совладения! Вы привели сюда морскую пехоту, вот что вы сделали!

— Верно! Мы показали истинное лицо режима! Революция не грянет, пока люди не поймут…

— Революция, вздор! Вбейте в головы: технология — единственное, что может нас спасти. Высвободите технологию, освободите ученых, и мы…

Его голос заглушили крики остальных. Все говорили одновременно.

Марк Фуллер сидел за студенческой партой и упивался происходящим. Дикой музыкой снаружи. Разговорами о революции. Планами действий — действий, после которых что-то произойдет, действий, которые заставят истеблишмент заметить их; все это так для него ново, и он здесь, в этой комнате, в самом центре истинной власти в университете. «Боже, как мне это нравится! — думал он. — У меня раньше никогда не было власти. Даже над собственной жизнью. А теперь я могу им всем показать!»

Таким живым он не чувствовал себя еще никогда за все двадцать лет жизни. Посмотрел на сидевшую рядом девушку и улыбнулся. Та улыбнулась в ответ и потрепала Марка по ноге. В промежности возникло напряжение, ставшее почти непереносимым. Он помнил вчерашний день и представлял себе завтрашний. Тихий мир округа налогоплательщиков, где он вырос, казался невероятно далеким.

Остальные продолжали спорить. Марк пытался слушать, но мысли его постоянно устремлялись к Ширли, к теплу ее руки у него на бедре, к выпуклостям под ее свитером, к воспоминаниям о том, как она впивалась пятками ему в спину, к ее крикам страсти. Он знал, что должен внимательнее слушать обсуждение. На самом деле ему не место в этой комнате. Если бы его не привела Ширли, он вообще не знал бы об этой встрече.

«Но я заслужу место здесь, — думал он. — Я буду здесь по праву. Власть. Вот что они такое, и я научусь быть частью этой власти».

Технократ в кожанке заговорил снова:

— Вы видите слишком много дьяволов, — сказал он. — Сгоните с закорок ученых людей из разведки Совладения, и через двадцать лет вся Земля превратится в рай. Вся, а не одни только округа налогоплательщиков.

— Паразит-отравитель! Чего ты хочешь? Возвращения к смогу? К нефтяным пятнам, к мертвой рыбе, к уничтоженным животным…

— Вздор! Технология может вывести нас…

— Она прежде всего и создала проблему!

— Потому что мы зашли недостаточно далеко! Со времен проклятого космического двигателя не появилось ни одной новой научной идеи. Вы так гордитесь тем, что нет загрязнения среды. Здесь нет, это верно. Но не потому, что мы научились ее сохранять, а потому, что людей отправляют в преисподнюю типа Танита, потому что их сортируют, потому что…

— Он прав. Люди умирают от голода, пока мы…

— Чертовски прав! Свобода мысли, свобода думать, свобода планировать, исследовать, публиковать без цензуры результаты — вот что способно освободить мир.

Споры продолжались, пока председатель не утомился. Он снова заколотил кулаком.

— Мы здесь для того, чтобы сделать что-нибудь, — сказал он, — а не решить все проблемы мира за один день. Так мы договорились.

Шум постепенно стих, и председатель многозначительно заговорил:

— Это наш шанс. Мирная демонстрация силы. Мы должны показать им, что думаем об их проклятых правилах и карточках статуса. Но мы должны быть осторожны. Положение не должно выходить из-под контроля.

Марк лежал на траве в десятке метров от платформы. Он нежился под калифорнийским солнцем, а Ширли гладила ему спину. Все его чувства были на взводе. Колледж оказался таким, как он и воображал. Мальчишки в дорогих частных школах, куда посылал его отец, шептались о фестивалях, демонстрациях и стычках, но это не было реальностью. А теперь стало. Раньше он почти не встречался с гражданами, теперь они повсюду вокруг него. На них благотворительная одежда, и говорят они на странных диалектах, которые Марк понимает лишь наполовину. Все: и граждане, и студенты — дергаются в такт музыке, накатывающейся на них.

Отец Марка хотел отправить его в колледж в округе налогоплательщиков, но не хватило денег. Марк мог бы получить стипендию, но не получил. Он говорил себе, что сделал это нарочно. Конкуренция — не метод жизни. Два его лучших друга по средней школе отказались участвовать в этих тараканьих бегах. Впрочем, ни один из них сюда не попал: у них было достаточно денег, чтобы учиться в Принстоне или Йеле.

Появлялось все больше граждан. Предполагалось, что на фестиваль попадают только по билетам, а главное, что граждане не имеют права приходить в кампус, но студенческие группы раскрыли ворота и снесли ограждения. Все было заранее спланировано, на встрече. И теперь помещение охраны у ворот пылает, и все, кто живет поблизости, могу войти.

Ширли была в экстазе.

— Ты только посмотри на них! — кричала она. — Так и должно быть! Граждане должны иметь право идти, куда захотят. Равенство навсегда!

Марк улыбался. Все это так ново для него. Раньше он не задумывался о делении на граждан и налогоплательщиков и принимал свои привилегии, даже не замечая их. Он многое узнал от Ширли и своих новых друзей, но еще очень многого не знает. «Но я все узнаю, — думал он. — Мы знаем, что делаем. Мы можем сделать мир лучше — можем все! Пора этим глупым старым ублюдкам подвинуться и впустить свежие идеи».

Ширли передала ему трубку с борлоем. Еще одно новшество — это привычка граждан, и отец Марка ее презирал. Теперь Марк не понимал почему. Он глубоко затянулся, наслаждаясь ощущением довольства, которое приносил дым. Потом потянулся к Ширли и окунулся в теплую ванну ее заботы и любви, зная, что она так же счастлива, как и он.

Она нежно улыбнулась ему, продолжая держать руку на его бедре, и они задергались в такт музыке, улыбаясь в предвкушении того, чем закончится день. Снова появилась трубка, и Марк с готовностью взял ее.

— Легавые! Легавые идут! — послышался крик с края толпы.

Ширли повернулась к своим последователям.

— Оставайтесь на месте. Не провоцируйте ублюдков. Ничего не делайте, просто сидите.