Месть авторитета - Аркадий Карасик

— Здесь болит?… А здесь? — не обращая внимания на обидные рассуждения Алексея Федоровича, продолжала осмотр Мариам. — В этом месте должно болеть сильней…

Действительно, заболело! Да так, что впору завыть.

— Больно, — сквозь зубы признался я. — Еще как болит…

Пальчики отступили, переместившись на края опухшего места.

— А ты не особо щупай, — ревниво бурчит Фарид, заглядывая под руку подруги. — Пусть хирург щупает, а ты — терапевт. К тому же пока только медсестра…

Мариам взволнованно смеется, загораживает спиной мою наготу. Кажется, ревность Фарида доставляет ей удовольствие…

Мой сосед — угрюмый, мордастый парняга с выпяченной нижней челюстью — все время что-то жует. То ли жвачку, то ли сухарь. Внешность — типичная. Немало таких мордоворотов довелось мне повидать в тюрьмах и на зоне. Уткнулся в раскрытый журнал невесть какого года издания и помалкивает. Все происходящее в палате интересует его только потому, что он находится в ней. Не больше.

Гена — безногий, толстый, будто накачанный воздухом — тоже молчит. Переводит равнодушный взгляд с Алексея Федоровича на Фарида, потом на Мариам, на меня. Словно хочет попросить о чем-то, но не решается. Наконец, не выдержав, бесцветно улыбается и протягивает перед собой руки. Так делает ребенок, когда хочет, чтобы мать взяла его.

Фарид спешит к кровати безногого… Они о чем-то перешептываются…

— Прошу никуда не уходить — сейчас начнется обход, — важно оповещает больных медсестра…

7

Лечащий врач, Вадим Васильевич Реснин, настолько молод, что называть его по имени-отчеству как-то неловко. Узкоплечий, в больших очках, по лицу щедро посеяны веснушки, волосы всклокочены, будто никогда не общаются с расческой.

Обход традиционно торжественен. Впереди выступает врач, за ним — две сестры: одна с историями болезней, вторая с полотенцем, переброшенным через согнутую руку.

Первая остановка — возле кровати безногого.

— Как дела, Геночка, как настроение?

Подобные вопросы — тоже традиция, отвечать на них необязательно. Поэтому Гена ограничивается улыбкой.

Вадим Васильевич измеряет давление, ощупывает обрубки ног, бросает беглый взгляд на подсунутый сестрой температурный листок.

— Все идет отлично. Не за горами полное выздоровление.

Точно так он сказал бы умирающему: «Все идет по плану, скоро состоится вынос тела».

— Лечение остается прежним. Главное — полный покой и максимум терпения…

— А когда выпишете?

В голосе калеки — обида и надежда. Обижается он на ежедневные обещания «полного выздоровления». Будто Реснин возвратит отрезанные ноги. Надеется услышать: «Собирайся, Гена, завтра за тобой приедет жена, дома долечишься…»

— Повторяю: терпение…

Следующая остановка — возле кровати моего мордастого соседа.

— Жалобы имеются? Как себя чувствуете? Интересно, как представляет себе доктор ответы на небрежно заданные вопросы? Если жалоб нет, какого черта занимать место, на которое наверняка претендуют другие больные? Если они есть, незачем спрашивать, больной и без того выложит…

— Плохо чувствую. Голова болит, — выдает неожиданную жалобу мужик и снова прочно замолкает.

— Запишите — уколы, — доктор вполголоса диктует длинное латинское наименование лекарства. — Один раз в день, по утрам.

— Я не потому, — становится разговорчивым молчун, услышав о дополнительных уколах. — Здесь слишком много трепятся. И курят… Переведите в другую палату…

Алексей Федорович рывком садится на кровать, приготовившись дать немедленный отпор наглецу. Не успевает. Врач укоризненно грозит ему пальцем. Кажется, лихой куряка боится Реснина не меньше, чем Фарида.

— Эта палата — лучшая, зря вы жалуетесь. А с курением разберемся… Так ведь, Алексей Федорович?

Куряка угрюмо помалкивает. Разберемся, мол, как же разобраться, привлечем виновника к ответственности по всей строгости больничных законов.

Мне показалось, что он возмутился не жалобой моего соседа, а его просьбой перевести в другую палату…

По всем законам логики я — следующий. Но логика и медицина нередко разнокалиберные понятия. Скорее всего, попытка куряки дать по мозгам очередному «противнику» заставила медиков изменить маршрут.

— Здравствуйте, Алексей Федорович…

— Здравия желаю! — по-военному рявкнул больной.

Доктор смутился

— Ну, зачем вы так… официально. Как самочувствие?

— Лучше не придумать. Сколь времени уже лежу в больнице, а как болело, так и болит…

— Не все сразу… Ваше заболевание требует длительного лечения… Если в ближайшие дни не настудит облегчение, возьмем на операцию…

— Значит, резать станете? — уточнил Алексей Федорович. — Да еще тупым ножиком, — загорячился он. — А ежели я не согласен, тогда как?

— Придется выписать, — пожимает плечами врач. — Но это нежелательно, могут появиться осложнения…

— Хуже не будет! — напирает куряка. — А выписать — не получится, денежки плачены не за выписку, а за лечение…

По неизвестным для меня причинам о курении в палате — ни звука. Реснин обращается с Алексеем Фёдоровичем, как сапер с замаскированной миной — вежливо и осторожно… Интересно, чем заслужил этот тип подобное обращение? Уж не денежками ли, о которых он упомянул?

— Прибавьте успокоительного, — говорит доктор сестре, и Мариам, согласно кивая, записывает назначение в журнал.

Алексей Федорович продолжает негодовать, намекает на возможные неприятности для руководства больницы… Вот-вот нахально извлечет из тайника запрещенную сигарету и пустит в лицо врача густую струю дыма…

Вадим Васильевич поспешно переходит к следующей кровати.

— У вас как дела?

— Разное бывает. Иногда — вира, чаще — майна, — по обыкновению манипулирует такелажными выражениями Петро. — Дел у меня, на воле — по самую макушку… Лечите поскорей…

Веснин ощупывает спину такелажника, меряет ему давление. Внимательно выслушивает сердце, заставляет дышать и не дышать. Тоже — новость. Другим столько внимания он не оказывал. Откуда неожиданная забота о простом работяге?…

Странная палата, странные отношения! Один нагло курит, харкает на пол — терпят. Со вторым нянчатся, словно с младенцем, едва не облизывают… Фарид неизвестно где ночует — ни малейшей реакции.

Гнойное отделение, а больные лежат с диагнозами, далекими от его специфики. Кроме Гены и меня…

Что— то здесь нечисто… Но я всего один день лежу, а для того, чтобы капитально покопаться, нужна, как минимум, неделя…

Фарида доктор вообще не стал осматривать.

— Вызовем на перевязку, тогда и погляжу, как поживают твои ноги…

Наконец, медики приблизились ко мне.

— Здравствуйте, Семен Семенович… Как температура? — Вопрос не ко мне, поэтому, ответив на приветствие, я с любопытством слушаю «доклад» Мариам. — Тридцать восемь и семь?… Солидно, солидно… Давайте договоримся так: сейчас вы пойдете в смотровую, там вас ожидает дерматолог, потом заглянете в ординаторскую… Побеседуем более подробно…

Еще одна странность! Зачем я понадобился дерматологу? Или веснушчатый лекарь решил пропустить непонятного больного сквозь строй всех специалистов?

Впрочем, в больнице возражать не принято — делай то, что от тебя требуют врачи и сестры. Я ведь не куряка с его «денежками»… Дерматолог так дерматолог!

— Сестра Мариам, покажите Семену Семеновичу, как пройти в нашу смотровую…

8

Коридорный «проспект» пуст. В отделении — утренний осмотр. Священнодействие типа церковной службы. Только в дальнем конце, рядом с входом в столовую — две фигуры. Прогуливаются, пересмеиваются.

Павел и сдобная дамочка. Паренек подпрыгивает игривым петушком рядом с солидной «курочкой».

Подозрительная особа. Просто необходимо узнать, чем она дышит и… пахнет.

Смотровая — рядом с ординаторской. Собственно, никакая она не смотровая — элементарная перевязочная. Филиал основной, расположенной чуть дальше.

Павел успел подробно рассказать мне об отделении, его помещениях, выходах и входах. Поэтому помощь Мариам не понадобилась.

Добрался я до «пункта назначения» в три приема. Дважды пришлось отдыхать на кушетках, и просто прислонившись к стене. Бедро будто взбесилось -щипало, кололо с такой силой, что кружилась голова.

Немного передохнув перед дверью в смотровую, вежливо постучал.

— Войдите.

В комнате рядом с небольшим столиком сидел… Гошев. В белом халате, даже фонендоскоп на шею повесил.

— Доброе утро, това… Семен Семенович.

— Доброе… Кстати, дерматологи обходятся без фонендоскопа. Тут ты, Коля, малость переборщил… Ладно, так и быть, прощаю. Времени мало. Докладывай.

В устах генерала в отставке «докладывай» как-то не звучит. Не зря Гошев погасил невольную усмешку.

— Кое-что удалось узнать. Правда, маловато, но и за эту малость спасибо нашему банку данных и сыщикам… Итак, Алексей Федорович Новиков. Бухгалтер в одной из московских фирм. Женат. Дочь замужем за офицером, живет на Камчатке. Сын — сварщик, недавно женился…