Подделка - Кирстен Чен

Калифорния-авеню – красивая улица, сказала Винни.

Оли отвёл взгляд. Я подумал, можно же попробовать. Хотя бы в эту неделю. И когда я буду работать по выходным.

Разумное решение, сказала Винни. Там ведь та классная пиццерия с очень длинными очередями?

«Джоаниз», ответил Оли, но я слышал, что не такая она уже и классная.

Разумное решение? – спросила я, по-прежнему ухмыляясь, как шут. Бросить жену одну с беспокойным двухлеткой?

Медленно и спокойно, будто делал выговор этому самому двухлетке, Оли сказал мне: не надо, Ава. Мы ведь всё обсудили до того, как я решил сменить работу.

Мы обсуждали переезд всей семьёй.

Да, а до этого что я должен делать?

А до этого ты должен идти на определённые жертвы, потому что так лучше для всей семьи.

Выражение его лица стало жалобным. Тогда зачем ты уговорила меня согласиться на эту работу?

Я повернулась к нему лицом, чтобы он видел мой взгляд. Потому что это работа твоей мечты. Потому что так и поступают хорошие супруги – поддерживают друг друга, помогают добиться успеха.

Я говорил, что меня и та работа вполне устраивала. Я был счастлив.

Я сняла с колен салфетку и бросила на стол. Винни вдохнула поглубже. Даже Анри оторвался от айфона. Слишком большие наушники свисали до его подбородка, как уши Снупи.

Ладно, сказала я, поговорим об этом дома. Отодвинула стул, намеренно постаравшись, чтобы его ножки как следует проехались по полу, и насладившись оглушительным визгом.

Оли бросил на стол пачку двадцаток, ловко оттолкнув руку Винни, когда та попыталась добавить к этой стопке из своего кошелька. Без предупреждения сдёрнул Анри с высокого стула, и тот моментально заревел.

Возле пиццерии Винни погладила Анри по щеке, вызвав у него унылый стон. Остановила такси, стоявшее поблизости, и, обняв меня, сжала мои плечи и прошептала прямо на ухо: Звони.

Моё лицо обдало жаром. Я не могла поверить, что позволила ей лицезреть всю эту сцену. Как только она ушла, я набросилась на Оли. Зачем ему было устраивать такое на глазах у моей подруги? Как он мог меня так унизить?

Он фыркнул. Я и подумать не мог, что ты так разозлишься.

Я развернулась и пошла обратно к дому, предоставив ему тащить Анри, коляску и сумку с игрушками.

Я знаю, что вы хотите сказать, детектив. Что мешало мне просто собрать вещи и переехать на полуостров вместе с мужем? Сейчас ведь я именно это и собираюсь сделать.

Одна важная причина – Мария. Мы сменили трёх нянь, прежде чем нашли её, и я знаю, что это избитое клише, но она и впрямь была частью семьи. За всё то время, что она была с нами, она только один раз заболела – ужасный случай пищевого отравления, – и я никогда не забуду, как расстроился Анри, услышав, что она не придёт. Он плакал так сильно, что у него началась гипервентиляция, его маленькая грудь гудела, как меха аккордеона. Я не могла его утихомирить. Я кричала Оли в трубку, что наш сын никак не успокоится, что у него посинели губы, он сейчас потеряет сознание. Раздражающе спокойный, Оли велел мне не паниковать и звонить в 911, если он через минуту не придёт в себя. Анри как раз через минуту и очнулся, но мой ужас был еще достаточно свеж, чтобы при одном только воспоминании о том случае мой пульс начинал учащённо биться.

Мария стала мне родственницей. Она была со мной в тот день, когда папа сообщил мне, что мамы больше нет. Я не могла разобрать, что он пытается сказать сквозь рыдания. Он повторил, что она умерла, и резко сбросил звонок, чтобы связаться с моим братом. Войдя в кухню, Мария увидела, что я стою у раковины, кран открыт на полную мощность, и вода хлещет по ситу с клубникой, которое я сжимаю в руках. Я спросила её, может такое быть, чтобы я ослышалась. Она крепко обняла меня сильными жилистыми руками, уложила в постель и строго сказала, что для меня сейчас главное – пережить горе, а об остальном позаботится она. Несколько часов спустя, выглянув в окно, я увидела, что она стоит на коленях рядом с Анри и они, соприкасаясь головами, запускают в небо жёлтый воздушный шарик.

Второй причиной, мешавшей мне сделать этот шаг, стала моя глупая гордость. Здесь, в Сан-Франциско, в окружении бывших коллег, я была юристом в длительном декретном отпуске, даже в творческом отпуске – понятие, которое в последнее время вышло за пределы академических кругов и проникло в корпоративную жизнь. В последние пару лет мои знакомые всё чаще брали оплачиваемые отпуска и путешествовали по миру, работали волонтёрами в заповедниках, медитировали в ашрамах. Здесь, в Сан-Франциско, я могла сказать себе, что не так уж отличаюсь от них.

Однако с тех пор, как не стало мамы, я все больше убеждалась, что никогда не смогу вернуться к налоговому законодательству и тирании оплачиваемых часов. Эта мысль так меня пугала, что я никому об этом не говорила. Понимаете ли, в моей семье всего несколько профессий считались приемлемыми – юриспруденция, медицина, инженерное дело. Я выбрала первую, потому что она раздражала меня меньше всего. Так что я с самого детства знала своё предназначение в жизни: хорошо выполнять свою работу и терпеть её до пенсии.

Это вам, наверное, кажется глупым, детектив? Вы мечтали работать в правоохранительных органах, ещё когда были маленькой девочкой? А, ваш отец был детективом. Уверена, он сказал вам, что вы можете быть кем угодно, независимо от пола.

Боюсь, я не могу понять этот уровень свободы. Даже в тридцать семь лет я по-прежнему думаю о том, что сказала бы моя бедная мать, если бы узнала, что я решила стать тренером по йоге, дизайнером интерьеров или пекарем – не то чтобы я мечтала об одной из этих профессий, но это лишь подчёркивало нелепость моего кризиса. Кажется, я больше не хотела заниматься вообще ничем!

Так что я сказала Оли? Ничего. Больше всего я боялась его неодобрения.

Расскажу вам историю, которая, может быть, объяснит, что я имею в виду. Сразу после окончания юридического факультета Беркли я устроилась в крупную фирму и целый год работала практически только с одним ужасным партнёром. Его звали Винс Гарибальди. Громкий, потный, безжалостный, мелкий тиран, швырявший на пол стеклянные пресс-папье и называвший нас ублюдками, стоило нам накосячить. Я постоянно боялась, что меня уволят.

Когда он не орал на нас, Гарибальди жаловался на свою бывшую