Лев-триумфатор - Виктория Холт

— Вы думаете, что новая королева начнет преследовать католиков?

— Боюсь, что ее министры вполне способны на это. И тогда к нам вернутся все прежние страхи.

Мы стали говорить о Хани, о том, как она счастлива в браке; и, думая о счастье Хани, матушка отвлекалась от мрачных мыслей.

Мне стало немного легче…

Наступило время Рождества, и мы отпраздновали его в большом зале Аббатства. Запах всевозможных печений наполнил весь дом, и моя мать сказала, что Рождество должно быть особенно веселым, ведь празднуется не только рождение Господа нашего, но и восшествие на престол нашей новой королевы. Мне кажется, матушка верила, что если она станет вести себя так, как будто все складывается чудесно, то и в самом деле все будет чудесно.

Мой отец отсутствовал уже так долго, что мы больше не ожидали его возвращения. Многие наши слуги были бывшими монахами и знали его с самого детства. Они верили, что его окружала мистическая тайна, и нисколько не удивлялись его исчезновению. Никто из них не скорбел по нему как по умершему ни раньше, ни теперь. Поэтому не было причин не отпраздновать Рождество со всеми увеселениями.

Праздник должен был длиться от Сочельника до Двенадцатой ночи, и, что больше всего радовало матушку, Хани и ее муж собирались провести его с нами.

Они приехали за несколько дней до Рождества. Каждый раз, как я видела Хани после долгой разлуки, ее красота потрясала меня. Так было и сейчас. Она стояла в холле; на дворе падал легкий снег, и крохотные снежинки искрились на ее отороченном мехом капюшоне. Щеки у нее слегка розовели, и ярко блестели дивные фиалковые глаза.

Я горячо обняла ее. Между нами иногда возникали моменты пылкой взаимной привязанности, и теперь, когда у нее был обожающий ее Эдуард, она уже не ревновала так сильно матушку к родной дочери.

Полное имя Хани было Ханисакл — «Жимолость». Ее собственная мать, отдавшая дочь на попечение моей матери, сказала, что при зачатии ребенка она вдыхала аромат жимолости.

Услышав, как подъехали гости, матушка поспешила в холл. Хани бросилась в ее объятия, и они долго смотрели друг на друга. «Да, — подумала я, — Хани все так же страстно любит ее. Она по-прежнему будет меня ревновать. К чему только ей это? Она, с ее ослепительной красотой и любящим супругом, и я — с Кэри, потерянным для меня навеки…»

Эдуард стоял позади нее, тихий, спокойный, всегда готовый стушеваться; он, наверное, был добрым мужем.

Матушка между тем говорила, что для них приготовлена бывшая комната Хани, потому, что она была уверена, что они захотят расположиться именно там. Хани ответила, что да, это будет чудесно. Она взяла мать под руку, и они вместе поднялись по широкой парадной лестнице.

Рождество и в самом деле получилось веселым — для всех, кроме меня; все же, случалось, даже я танцевала и пела вместе со всеми. Приехали Кейт с Коласом, и Руперт явился тоже, и, конечно, моя бабушка и близнецы также были с нами. Один день мы целиком провели в доме бабушки, который находился в нескольких минутах ходьбы от Аббатства. Она гордилась своим умением готовить, и, в самом деле, на кухне ей не было равных. Она приготовила жареных поросят и индеек, огромные пироги и фруктовые торты и все приправила особыми травами и специями, которые были предметом ее гордости. Бабушка потеряла двух супругов, казненных государством; но — вот она, как ни в чем не бывало, раскрасневшись, пыхтела и отдувалась, хлопоча на кухне и распекая своих служанок. Никто бы не подумал, что в ее жизни произошла такая трагедия. Стану ли я когда-нибудь такой же?

Нет, бабушка никогда не знала той любви, какую испытала я.

Были соблюдены рождественские обычаи: мы украсили залы остролистом и плющом; дарили друг другу подарки на Новый год, а на Двенадцатую ночь, канун Крещения, Колас нашел серебряный пенни в своем куске рождественского пирога и стал королем на этот вечер: мужчины обнесли его на плечах вокруг стола, и он нарисовал мелом кресты на потолочных балках зала, что должно было защитить нас в Новом году от всякого зла.

Я заметила, каким взглядом мать следила за ним во время этой церемонии и догадалась, что она думает о католицизме Хани и о моей несчастной любви к Кэри и тайком молится за нас обеих.

Кейт и Хани гостили у нас до Коронации, которая была назначена на пятнадцатое января. Кейт, как леди Ремус, и Эдуард, как наследник лорда Калпертона, должны были занять свои места в королевской процессии. Хани пригласила меня сопровождать ее, так что я видела все своими глазами. Мы собрались у ворот Тауэра, куда королева прибыла из Вестминстерского дворца по реке на своей барке. Это потрясающее зрелище вызвало всеобщий восторг, несмотря на пронзительный зимний холод. Лорд-мэр Лондона и с ним представители городских гильдий присутствовали там, чтобы приветствовать государыню и выразить свои верноподданические чувства.

Мы видели, как королевская барка причалила к пристани Тауэра и королева сошла на берег по специально сооруженному широкому трапу.

После этого мы с Хани вернулись домой, а несколько дней спустя состоялся торжественный въезд королевы в Сити, чтобы выслушать поздравления своих подданных по случаю Коронации. Процессия и сопровождавшие ее маскарадные шествия и представления были обставлены с большой пышностью. И с каждым днем все заметнее становилась одна перемена: никто уже не осмеливался упоминать, как это свободно делалось при предыдущем правлении, что Елизавета была признана незаконнорожденной. Сказать такую вещь значило рисковать своей жизнью. В инсценировках и живых картинах прославлялся Дом Тюдоров. Впервые рядом с изображениями Генриха VIII выставлялись портреты матери новой государыни, Анны Болейн. Елизавета Йоркская, мать Генриха VIII, изображалась украшенной белыми розами, и она протягивала Белую розу своему супругу Генриху VII, который в ответ предлагал ей Алую розу Ланкастеров. По всему Корн-хиллу и Чипу разыгрывались представления масок и дети пели песни и читали стихи, восхвалявшие королеву.

Ее Коронация была волнующим событием. Сама я не присутствовала в Вестминстерском аббатстве, но Кейт, как пэресса Англии, была там и все нам описала: как ясно и четко королева говорила, как твердо, ни разу не сбившись, выполнила весь церемониал, пожаловавшись только, что миро, которым ее помазали, оказалось просто салом и плохо пахло, как величественно выглядела она в своей коронационной мантии и как великолепны были звуки фанфар. Кейт уверяла, что самые знатные лорды с великой охотой лобызали Елизавете руку и клялись быть верными вассаллами, и в особенности ее красавец-шталмейстер Роберт Дадли.