Похищенный Леонардо - Джеймс Боллард

- Недурно, - прокомментировал я.

Жорж наклонил голову.

- Я тоже так думаю. Это была хитрая ловушка. Он немедленно бросился страстно защищать картину, пустившись в описание деталей этой третьесортной работы Ван Гога. Причем обратной стороны холста! Оборотной - которую натурщик и видит во время сеанса. Он оставил свой адрес на случай, если не сумеет появиться в срок.

Жорж вынул из кармана обрамленную серебром карточку и прочитал: "Граф Энрико Данилевич, вилла д'Эст, Кадикс, Коста Брава". Поперек карточки было написано: "Отель Ритц, Париж".

- "Кадикс", - повторил я. - Дали живет рядом, в порту Лигат. Еще одно совпадение.

- Возможно, больше чем совпадение. Подумай - что может каталонский мастер исполнить для нового собора Святого Иосифа в Сан-Диего? Каким будет одно из его грандиозных решений? Совершенно верно: "Распятие"! Наш приятель Агасфер выходит на очередной раунд.

Жорж вынул из среднего ящика кожаный бювар.

- Теперь слушай внимательно. Сейчас я идентифицирую модели, послужившие для написания Агасфера. У Леонардо следов не найти: у него был открытый дом заходи, кто пожелает. Но другие мастера были более разборчивы. Гольбейну для Агасфера позировал сэр Генри Дэниеле - ведущий банкир и друг Генриха VIII. Веронезе позировал не кто иной, как член Совета Десяти, дож Энри Даниели - мы с тобой останавливались в отеле, названном его именем. В Венеции Рубенсу позировал барон Хенрик Нильсон, датский посол в Амстердаме, Гойе - известный финансист и покровитель музея Прадо Энрико да Нелла. Пуссену - знаменитый меценат герцог де Ниль!

- Это поистине удивительно!

- Действительно, Данилевич, Даниелс, Даниели, да Нелла, де Нил и Нильсон. Ты знаешь, Чарлз, мне трудно в это поверить, но, кажется, мы поймали того, кто украл картину Леонардо!

Нетрудно представить наше разочарование, когда уже вроде бы попавшая в силки добыча не появилась в назначенный час.

Скандал с Ван Гогом, к счастью, только повысил его стоимость. Когда же пошли с молотка Кандинский и Леже, я уселся на подиуме рядом с Жоржем, обозревая публику. В таком интернациональном собрании, среди американских знатоков, английских лордов, французских и итальянских аристократов, расцвеченных небольшим благородным вкраплением дам полусвета, даже такой оригинал, как Жорж, не должен был бросаться в глаза. Тем не менее, пока мы медленно изучали каталог и фотовспышки становилось все более и более утомительными, я начал сомневаться, появится ли покупатель вообще. Его место в переднем ряду по-прежнему пустовало.

Итак, сняв с торгов картину якобы из-за сомнений в её подлинности, Жорж ничего не добился, и теперь, когда мы остались одни, наша наживка сиротливо стояла у стены.

- Он, должно быть, почуял ловушку, - прошептал Жорж после того, как служитель подтвердил, что графа Данилевича не было ни в одном торговом зале. Минутой спустя, позвонив по телефону в Ритц, мы установили, что он уже освободил свой номер и уехал из Парижа на юг.

- Без сомнения, он специалист по исчезновению, - сказал я. - Что же дальше?

- Кадикс.

- Жорж, ты сошел с ума?

- Нисколько. Это небольшой шанс, но мы должны его испробовать! Инспектор Карно достаточно опытен в подобных делах. Я напрягу всю свою фантазию, чтобы помочь ему. Поехали, Чарлз, я уверен, что мы найдем картину Леонардо там, в его вилле.

Мы прибыли в Барселону с Карно на буксире и с суперинтендантом Юргенсом из Интерпола, чтобы облегчить наш путь через таможенные барьеры, и спустя три часа сели с нарядом полиции в служебную машину, направляясь в Кадикс. Дорога среди причудливых береговых линий, с их исполинскими утесами, похожими на гигантских спящих рептилии, вызывала в памяти вечные морские берега ДАЛИ и была подходящей прелюдией к финальной главе. Воздух рассыпал вокруг нас бриллианты, искрясь и сверкая на шпилях скал, а дерзкий крепостной вал неожиданно уступал дорогу безмятежному покою мерцающего залива.

Вилла д'Эст стояла на холмистом мысе, возвышаясь на тысячу, футов над городом. Ее высокие стены, мавританские окна с закрытыми ставнями блестели в солнечном свете, словно куски белого кварца. Большие черные двери, похожие на врата собора, были заперты, и наши продолжительные звонки остались без ответа. При этом у Юргенса с местной полицией .возникли противоречия: полицейские разрывались между желанием защитить важного сановника (граф Данилевич, кстати, учредил дюжину стипендий для поощрения местных художников) и жаждой принять участие в поисках утраченного Леонардо.

Испытывая крайнее нетерпение, мы с Жоржем наняли автомашину и шофера и отправились в Порт Лигат, пообещав инспектору вернуться как раз к посадке самолета, который должен был прибыть из Парижа в Барселону примерно через два часа - возможно, с графом Данилевичем на борту.

- Впрочем, - тихо заметил Жорж, когда мы отъехали, - он, несомненно, путешествует другими видами транспорта.

Какое извинение могли мы придумать, чтобы оправдать вторжение в частные владения самого знаменитого испанского живописна, я еще не решил, хотя думаю, что предложение устроить персональные выставки одновременно в Нортсби и галерее Норманд могло бы его несколько умиротворить. Когда мы приблизились к знаменитой, расположенной ярусами белой вилле у кромки воды, нас догнал большой лимузин с другим визитером.

Наши машины достигли одновременно места, где широкая дорога внезапно сужалась, и бока машин сблизились в тучах пыли, словно два пыхтящих мастодонта.

Внезапно Жорж стиснул мой локоть:

-Чарлз! Это он!

- Опустив стекло, я заглянул в затемненный салон соседней машины. На заднем сиденье, обратив взор в нашу сторону, сидел высокий, похожий .на Распутина . человек, облаченный в черный костюм: белые манжеты слепили глаза, а золотая булавка галстука загадочно и тускло мерцала, руки в перчатках были скрещены на трости с набалдашником из слоновой кости.

Его темные глаза сверкали огнем, черные брови изогнулись, подобно крыльям, густая черная борода хищно сужалась книзу, как копье.

Весь его облик излучал страшную, не знающую отдыха энергию и колдовскую силу, которая, казалось, выплескивалась за пределы машины. На мгновение мы обменялись взглядами, разделенные всего лишь двумя или тремя футами. Он глядел, однако, словно сквозь меня, его, казалось, больше интересовал ландшафт, какой-то невидимый гребень холма, навечно запечатленный на горизонте; и я увидел в его глазах безнадежное отчаяние вины, безответное раскаяние и не ждущие награды муки, без всякой жалости к себе или хотя бы экстаза искупления, который бывает на лицах отверженных.

- Останови его! - закричал Жорж, перекрывая шум. - Чарлз, перехвати его! И я закричал сквозь дым и гари: