Серый - Нина Стожкова

оживленными, даже помолодевшими. Таня удивилась, увидев их такими. Обычно у предков лица были другие — озабоченные и усталые. Она знала, что сельский труд, не сахар, приходится от зари до зари вкалывать. Даже в отпуск не уедешь: скотину-то не на кого оставить. В общем, хорошо, что она выбрала другую профессию. Остаться после вуза в родном поселке и возиться тут с козами и курами — спасибо, не больно хочется, тем более, когда в столице столько возможностей!

Оказалось, родители отправились в гости, чтобы не мешать девчонкам обсуждать свои милые глупости, а в итоге засиделись, вспомнили с друзьями молодость, истории из давних студенческих лет и сами словно помолодели.

От жареного мяса родители отказались: мол, только из гостей. Они сидели на диване, с гордостью поглядывая на дочь, и расспрашивали девочек об их мечтах и планах. Ксюша рассказала, что учится в Текстильном и мастерит авторских кукол, а Верочка сообщила, что без особого фанатизма изучает экономику, зато в свободное время шьет для Ксюшиных кукол исторические платья.

— Пора уже о женихах думать, — поддразнила их мать, — а вы все в куклы играете.

— Да где их взять-то! — вспылила Верочка. — Женихов этих! Одни наркотой балуются, другие больше мальчиками, чем девочками, интересуются, а третьи по тюрьмам сидят.

— Или воюют в далеких краях, — тихо добавила Ксюша, — а потом погибают.

— Некоторые решают, что их хотят окрутить и сбегают, — тихо сказала Таня. — Все сейчас боятся обязательств и лишних забот.

— Без меня торт не ешьте, — перебил ее отец. — Что-то собаки разлаялись, пойду гляну.

Он вышел, и сразу всем стало скучно без его баек и бородатых анекдотов. Таня вдруг подумала, что мужчины делают жизнь интересной и осмысленной, даже если просто находятся с женщинами в одной комнате.

Через несколько минут за окном раздался выстрел, затем послышался злой мат отца, и вскоре он, тяжело дыша, ввалился в сени. Таня сразу догадалась: отец в бешенстве. Уж больно яростно он стаскивал и швырял в угол рабочие «говнодавы», вешал на крючок спецовку и запихивал в сейф ружье, гремя ключами.

— Ушел, гад! — отец припечатал это сообщение густым матом, хотя прежде никогда не матерился. Во всяком случае, при Тане и ее подругах.

— Кто ушел? Объясни толком! Мы с девочками ничего не поняли. — сказала мать.

— Да волчара этот! Матерый, гад! Терся возле самого дома. Не удивительно, что собаки охренели от такой наглости, куры и козы в сарае проснулись. Жаль, не попал в него, хотя совсем близко был! Старею, доча, плохо стрелять стал.

— Странно, — сказала мать, — вроде, сейчас волки близко к людям подходить боятся. Нынче они в наших лесах низкорослые, тощие да облезлые.

— Не поверите, девчата, этот волчара был крупный. Хитрый. Серый. На переднюю лапу припадает. Видно, побывал однажды в капкане и сумел вырваться. Из темноты так глазами сверкнул — даже мне жутко сделалось. Ладно, девочки, не бойтесь, на такси вас по домам развезем.

Каникулы подошли к концу. Речка стала еще холоднее, на двух берегах ее и в особенности на земляничной поляне запахло осенью. Таня рвалась в Москву, к институтским друзьям и развлечениям, и подгоняла время. злясь, придется все же задержаться до сентября, чтобы помочь родителям с уходом за народившейся весной и подросшей к лету живностью.

В ночь перед отъездом Тане не спалось. Она вышла во двор, чтобы немного подышать последними летними цветами. Ночь была по-летнему светлой, полная луна высветила белое крыльцо и белые антоновские яблоки на старом разлапистом дереве. Изредка яблоки падали со стуком в траву или на крышу сарая, стуча, как большие капли. Одуряюще пахли хризантемы и последние розы. Таня взгрустнула, как и полагается юной девушке лунной ночью. Завтра они с Ксюшей и Верочкой уезжают в Москву. Прощаться всегда грустно. даже если завтра наступит другая, наполненная новыми событиями и встречами жизнь.

«Прощай, Серый! — подумала Таня, — Ты сбежал в окно как последний трус, как гоголевский Подколесин, хотя я не собиралась за тебя замуж. Прощайте, пляж, волейбольная площадка и земляничная поляна! Такой полетной легкости и такой беспричинной радости в моей жизни, наверное, не будет уже никогда. Но ведь все это было! Воспоминания о лете горчат, как эти хризантемы, но они останутся со мной навсегда».

Далекий, ни на что не похожий, скребущий по сердцу звук вдруг донесся из-за реки — оттуда. где летом росла земляника. Одинокий волк выл на луну, не боясь ни близости деревни, ни охотников с ружьями, ни натасканных охотничьих собак. Он тоже прощался с летом, с прелестной девушкой Таней и со своим коротким, как выстрел, счастьем.