Кошачий эндшпиль (СИ) - Кузнецов Павел Андреевич

— Всё остальное делала, и это бы сделала, уж поверь, — подтвердила Ми откуда-то сзади. — Ри той ещё затейницей была…

— Не хочу подсаживаться на это…

— Будет игра. Просто игра. Ты не ощутишь разницы, разве что новые ощущения иного рода…

Новый толчок, однако в этот раз я был начеку. Не позволил себя подвинуть. Зато стало ясно, зачем Старшая сместилась за спину. С Викерой на пару они упёрли мне ладони в плечи и всем своим весом, помноженным на физическую силу, со свистом втолкнули внутрь. Губки капсулы смачно чмокнули, заглатывая свою жертву. Следом рыбкой нырнула рыжая, не желая оставлять меня даже на долю мгновения. Её жаркие поцелуи и горящие неземным предвкушением зелёные бездны глаз помогли смириться с неизбежностью. И опять это ощущение… будто меня от души облизали. Сразу со всех сторон. Впрочем, ощущение липкого, мягкого и дразнящего прикосновения оказалось мимолётным, и сразу навалились образы.

Нет, не так. Образы возникли. Вокруг. Дохнуло свежим, насыщенным запахом леса. По ушам резануло какофонией множества лесных шепотков. Под ноги упала мягкая, колышущаяся травянистая взвесь. Высокая! Почти по грудь! А некоторые травяные колосья рвались в ясное небо, качая своими маковками почти над самой головой. Какова же она в высоту? И где растёт такая нереально высокая и обалденно пахнущая лесом зелень? Так, а почему я на карачках? Непорядок!

Однако попытка подняться на ноги не увенчалась успехом. Неприспособленное к такому положению тело возмутилось неподобающим с ним обращением. И тут мой взгляд упал на ноги… Это был шок, натуральный шок! Вместо ног в траве утопали… лапы! Точно, кошачьи! Приблизив одну к лицу, я отметил в них обманчивую мягкость подушечек, из которых легко, подчиняясь мысленной команде, выдвигались внушительных размеров когти. Да что же это такое?!

Мимо скользнула невесомая тень. Ещё одна. Третья, проскочившая словно бы специально по касательной, задела меня плечом. Тело неожиданно бурно отозвалось на мимолётное касание, в сознании вспыхнули кровавые буквы запахов: самка! Это — самка! И она — дразнит, приглашает к игре! Прежде, чем я успел что-либо осознать, уже нёсся вслед вёрткой и подвижной тени.

Не прошло и пары минут, как нас стало заметно больше. Тут и там мелькали чернильные тени, зажигались и гасли под лесным тенистым пологом жёлтые взблески глаз с узкими вертикальными зрачками. Сияли белозубые улыбки предостерегающих оскалов. И все невольные попутчицы были именно самками, то есть самым желанным и вожделенным на свете лакомством — куда там дичи!

Но все мои попытки добиться взаимности ни к чему не привели. Даже та, первая, запах которой я легко выделял в окружающем многообразии образов, не спешила идти на контакт. Тут в полной мере проявились достоинства вёртких и ловких кошек женского пола, заметно превосходящих по этим качествам меня — самца. Слишком тяжёлым и неповоротливым я был — не чета текучим, точно воск, подругам. Они натурально надо мной издевались! Подпускали ближе, чтобы в следующее мгновение гибко вывернуться из зубов и лап! Не давались, изворачивались, шипели, рычали, клацали челюстями у самого уха. Одна даже умудрилась лизнуть!

Впрочем, длилась эта странная чехарда не так уж и долго. В какой-то момент все мы выметнулись из-под лесной сени на волю. В грудь ударило разнотравье дикого поля, с гуляющими вокруг токами ветра, шибающими в нос одуряющими цветочными ароматами. Но не этот запах привлёк моё внимание. Шерсть на холке вздыбилась, кровь заструилась сильней, слух и нюх обострились до предела — потому что в этот раз ветер принёс пьянящий аромат дичи. Нет, погорячился я, говоря, что влечение к самкам перебивает все прочие чаяния. Охотничий инстинкт, включившись, затмил почти всё. С клыков, при виде уязвимого горла дикой лани, упала капля горячей слюны.

Однако и желание обладать бегущими по бокам самками никуда не делось. Душу разрывало противоречивыми, несовместимыми чаяниями. Казалось, ещё немного, и я взорвусь от дуализма и конфликта двух первородных начал. Они абсолютно завладели моим естеством, не оставив места иным мотивам. Когда же стая выметнулась на притоптанную стадом траву, желание рвать и кромсать затмило всё и вся. Здесь же стали понятны и необычные эволюции кошек стаи. Я теперь занимал место в самом центре условного построения, в то время как остальные подруги неслись вогнутым полумесяцем, охватывая с боков жмущихся и пытающихся удрать парнокопытных. Откуда-то издалека пришёл угрожающий рык. Ему вторил ещё один, с другого направления. Стадо заметалось, зажатое между молотом и наковальней кошачьих когтей, зубов и воплей.

Одна из ланей заметалась настолько панически, что подвернула ногу и полетела по земле, кувыркаясь. Это стало спусковым крючком для броска почуявшей кровь стаи. И что интересно, роль разящего клинка, острия удара досталась мне. Кошки буквально выдавили меня на это самое остриё, давая возможность первому наскочить, подмять, порвать нашу общую жертву. И я с лихвой оправдал оказанное сёстрами доверие. Напрыгнув сбоку, опрокинул пытавшуюся подняться после неудачного падения лань, одновременно вонзая клыки в её тонкую, пульсирующую кровавыми венками шею. Рывок прыжка, помноженный на рывок челюстей — и животное вновь на земле. Теперь уже навсегда: ведь с разорванным позвоночником не встают.

Кошки налетели с боков, гурьбой. Думал, порвут уже меня, но нет — гибкие бестии принялись ластиться. Жались, тёрлись, прикусывали за кожу и уши. В какой-то момент с правового бока образовался просвет, в который тут же ввинтилась очередная скалящаяся тень. Чёрная кошка прыгнула, ударив грудью в моё плечо. Почти одновременно то же проделала вторая. Я опомниться не успел, как оказался в положении трепетной лани; вот только подняться мне уже не дали. Накинулись, жадно приникая к источнику наслаждения, пытаясь взять — и не безуспешно — прямо на земле.

Не знаю, как уж оно так у них получалось и как согласовывалось со звериной анатомией. Скорее всего, никак. Но было решительно наплевать, что там и как с анатомией — потому что сознание заполонил разрывающий его в клочья кайф. Мы кувыркались, превратившись в единый рычащий, мяукающий, клацающий зубами и взблескивающий глазами комок шерсти. Каждой кошкой владело сейчас лишь одно стремление — взять, урвать свою порцию ласки. Безумие охватило каждый миллиметр души, не оставляя места сомнению. Оказалось, охотничий инстинкт не идёт ни в какое сравнение с инстинктом продолжения рода… особенно если он утолён. И хватило-то всего одной жалкой лани! А вот как утолить тягу к кошкам, которых вокруг до неприличного много?.. Тут одной… кхм… ланью не обойдёшься.

Вырваться из бездны удовольствия удалось далеко не сразу. Она решительно не хотела отпускать, и даже сохранившееся в сознании послевкусие держало в дымке счастья крепче стальных цепей. Но вот я наконец «выплыл». Разнотравья открытой равнины больше не было. Не было и пронзительно-синего неба над головой. Его место занял давящий пещерный свод, подсвеченный прожилками лазоревого мха. Над новым кошачьим обиталищем властвовала бархатистая полутьма.

Но если глазами я видел одно, то вот кожей ощущал совсем иное. Вокруг растекался натуральный океан ощущений, единый для всех кошек стаи. Мы все оказались как бы вкраплены в него, представляясь эдакими застывшими в чувственном янтаре сущностями. Магия единения давала нам схожие тактильные ощущения, одаривала одним на всех дыханием, даже наши сердца, казалось, бились в едином ритме. Каждая клеточка тела сливалась сейчас с такой же кого-то из боевых сестёр.

Под головой отчётливо ощущались холмики грудей. Сайна — безошибочно определил я. Неужели подруги позволили мне вот так, просто, лежать?! Ан нет! На мне тоже лежали. Ещё одна рыжая кошка, приникнув щекой к груди, задорно урчала. Арья. Стоило мне открыть глаза, как с боков приникли спинками ещё две прелестницы, почти одновременно завладевая руками и прижимая их к своим упругим грудкам. Эйди с Миленой. Повернувшись налево, я невольно залюбовался серебристой шёрсткой, устилающей тело милахи… Так, стоп! Точно, взгляд направо подтвердил моё предположение: ариала щеголяла густой чёрной шерстью. Да и Арья…