Семь женщин - Ребекка Миллер

Дома, занимаясь любовью с Ли, Грета чувствовала странные приступы жестокости. Ей хотелось бить его, царапать и тем самым вызвать ответную жестокость. Она мечтала, чтобы Ли прижал ее к матрасу и зубами порвал кокон, которым она себя оплела. Но ее мечты были тщетны. Он ни за что не стал бы так себя вести, не ударил бы ее, не оцарапал в ответ. Он бы обнял ее нежно и прошептал: «Что случилось, детка?» В эти мгновения Грете хотелось кричать от отчаяния. Она сжимала зубы, чтобы не закричать.

Однажды вечером Грета пришла домой от Тави в половине одиннадцатого вечера. Ли сидел в гостиной со своим другом Дариусом. Дариус редактировал сценарии для киностудии «Мирамакс» и всегда приносил забавные сплетни из мира кино. У него были серые зубы, и Грете он всегда казался жалким. Она поздоровалась с Дариусом и Ли, прошла в ванную, сняла с вешалки полотенце и бросила его на пол. Потом улеглась на полотенце, сняла колготки, трусики и занялась мастурбацией. Она не могла позволить себе думать о Тави, поэтому стала думать о незнакомом безликом мужчине, который трахает ее, прижав к стене. Она испытала восхитительный оргазм. Выйдя из ванной, Грета налила себе стакан апельсинового сока и села на диван.

Роман Тави Матолы назвали шедевром. Книга успешно продавалась. Тави тепло упомянул Грету среди тех, кому выражал признательность. Через неделю после того, как роман был обсужден в прессе, Грета получила предложение от другого издательства. Они приглашали ее на должность ответственного редактора за грандиозную зарплату. Грета дала Гелбу возможность предложить ей такой же оклад. Гелб отказался, и Грета с легким сердцем ушла на новую работу; Тави ушел вместе с ней.

Узнав об этом, отец Греты настоял на том, чтобы устроить вечеринку. Его квартира находилась на пересечении Пятой авеню и Девяносто шестой улицы — гигантский дюплекс с огромными картинами восемнадцатого века. Стройненькая жена отца подала Грете и Ли по бокалу шампанского. Трехлетняя Аня прижималась к ноге матери. Аврам вышел из кабинета, раскинув руки. Крепко зажмурившись, он обнял дочь. Грета много лет не позволяла отцу подходить к ней так близко. Жесткие черные волосы больно царапнули ее щеку.

Первыми прибыли супруги Марвин и Дот Грин, которых Грета знала всю жизнь. Марвин, невысокий, тихий и очень влиятельный человек, был одним из самых успешных банкиров-инвесторов последнего десятилетия. Дот, дерзкая блондинка из Майами, обладательница великолепных ног (на досуге она писала завораживающие рассказы о жизни высшего общества во Флориде в пятидесятых годах) резво подбежала к Грете и поздоровалась с ней так, словно встретила человека, пропавшего без вести во время кораблекрушения. Грета поняла, что на уме у Дот. С тех пор как она, дочь Аврама Гершковича и Марушки, бросила университет, ее, что называется, списали со счетов. Такое бывает с детьми, которые не настолько одарены или амбициозны, как их блистательные родители. Про Грету поговаривали, что она опустилась на самое дно — и вдруг такой невероятный успех, поднявший ее из мрачных глубин. Грета, всплыла на поверхность, словно пузырь, извергнутый из кишечника громадного электрического ската, и… оказалась среди акул.

Гости прибывали и прибывали, и вскоре стало ясно, что главный на этой вечеринке — Аврам. Это были его старые друзья, элита Нью-Йорка, блестящие адвокаты, политики и бизнесмены, и все до одного богачи. Грета выросла с их детьми. По-своему это было трогательно: Аврам демонстрировал друзьям, что его старшая дочь добилась успеха, что она вернулась к нему, что она его любит. В какой-то момент, во время ужина, кто-то пошутил, что все эти годы Грета притворялась мертвенькой, а теперь — поглядите на нее!

— Что ж, — сказал Аврам, — обняв Грету за плечи, — у каждого своя личная скорость.

Грета вдруг подумала, что в этой комнате она могла бы найти достаточно инвесторов, чтобы в один прекрасный день открыть свое собственное издательство. Ее взгляд упал на Ли. Склонив голову, он с умным видом слушал, что ему говорит элегантная пожилая женщина. Когда настало время уходить, Грета нигде не могла найти мужа. Наконец она обнаружила его в кухне, где он разговаривал с барменом. Оказалось, они вместе учились в колледже.

В такси, по дороге домой, Грета взяла Ли за руку.

— Мой отец поступил очень мило, устроив для меня эту вечеринку, — сказала она, ощущая в груди странную, чужеродную тяжесть. Было такое чувство, что кто-то уселся на нее верхом.

— Да, — кивнул Ли.

— Все гости — его друзья. Ты хорошо провел время?

— Да, хорошо, — снова кивнул Ли. — Теперь, когда ты закончила работу, может быть, мы выкроем время куда-нибудь ненадолго уехать?

— М-м-м… — пробормотала Грета, гадая, как он может до сих пор любить ее. Если и любит, то потому, что не знает ее. Она насквозь прогнила от амбиций, она — похотливый маленький тролль, демон, которого можно встретить на нижнем этаже ада, тот самый демон, который вырывает ногти у ростовщиков…

Когда Грета легла в постель, Ли медленно повернулся, притянул ее к себе и поцеловал. Он вдруг сильно возбудился. Грете было непросто ответить ему взаимностью. Перед глазами мелькали картины прошедшего вечера: лошадиные зубы Дот Грин, крепкие объятия отца, улыбка его жены, стоящей в дальнем конце комнаты… Потом, лежа на согнутой в локте руке мужа, она чувствовала себя защищенной — почти так же, как было, когда у них только-только начался роман. Это чувство быстро таяло, и Грета пыталась удержать его. Оно было дорого ей.

Утром, собираясь на новую работу, она приняла душ и оделась. Когда она вышла из ванной, Ли читал газету. Он успел сварить кофе. На столе лежал коричневый бумажный пакет со свежими кексами. Грета поцеловала Ли в макушку, взяла кекс, налила себе кофе, добавила молока и с удовольствием окинула взглядом кухонный стол из светлого дерева, белый фарфор, белую рубашку Ли, его золотистые волосы, освещенные ярким солнцем. Потом она опустила глаза и увидела его туфли. И вдруг ей в голову пришла пугающая мысль — ясная и жестокая. Слезы стыда наполнили ее глаза. Она собиралась выбросить своего прекрасного мужа, словно лишний абзац. Она импульсивно потянулась к Ли — так, будто споткнулась, — и схватила его за руку.

— Что случилось? — спросил он.

Но было слишком поздно. Грета почувствовала, как ее уносит прочь с громадной скоростью. Ее волосы откинулись за спину, кожа на лице натянулась и завибрировала. Она ничего не могла поделать.

Делия

Делии Шант было двадцать девять лет. У нее были густые светло-русые волосы и крепкие, тяжелые ягодицы. В синих джинсах она выглядела просто идеально. Грудь у нее была мягкая и слишком большая для ее небольшого роста. Прикус чуточку неправильный — верхние зубы немного выдавались вперед. Глаза зеленые, с прищуром. Она ходила очень прямо, расправив и немного откинув назад плечи, как мужчина. Курила она, держа сигарету большим и указательным пальцами. Через пять лет она бы выглядела на сорок, но пока смотрелась отлично и знала об этом. А еще Делия была грубая. Как-то раз она поколотила одного мужика в баре за то, что тот схватил ее за задницу. Заехала ему по физиономии. Он ударил ее в ответ, и она разбила стул о его башку.

У Делии было трое детей. Двое мальчиков и малютка Мэй. Мэй была грубиянкой, как Делия, и старший мальчик, Джон, тоже. А Уинслоу, средний ребенок, был мечтателем, и Делия волновалась за его будущее. Ее муж Курт работал стрелочником на железной дороге, змеившейся по городу. Работал, пока его не застали в рабочее время пьяным, и тогда он нанялся охранником в супермаркет «Сейфвей». Бывало, Курт поколачивал Делию, и она терпела это восемь лет — до тех пор, пока однажды вечером, за ужином, он не схватил ее за волосы и не начал бить головой по кухонному столу. В тот вечер на ужин была курица. Курт выбил Делии два зуба и запер ее в подвале. Потом он начал плакать у двери, как ребенок, испуганный тем, что натворил. Делия два часа лежала на бетонном полу и твердым, вразумительным голосом говорила мужу, что все в порядке, что она понимает, он этого не хотел, что все будет хорошо, как раньше, если только он откроет дверь. Напуганные дети рыдали. Их боль и страх наконец прорвали ее заторможенность. Слушать, как они кричат и зовут мать, и не иметь возможности их утешить — это было подобно тому, что тебя медленно убивают. Делия села, сжала голову руками и стала раскачиваться вперед и назад. Через два часа для нее перестало иметь значение, что она любит мужа и что ей некуда податься. Она твердо решила уйти и увести детей.

В конце концов Курт отпер дверь и молча ушел в гостиную со стаканом виски. Делия направилась в ванную, прополоскала рот, смыла кровь с лица, обработала ранки антисептиком. Потом уложила детей, пошла в кухню и стала складывать чистое белье. Руки у нее дрожали. Она слышала, как в гостиной всхлипывает ее муж. Курт ждал, что Делия придет и простит его, как обычно, но она не позволила себе сделать это. Через некоторое время Курт заснул. Делия подошла и несколько раз осторожно толкнула его, желая убедиться, что он действительно спит. Потом быстро сунула в чемодан кое-что из вещей и пошла в детскую. Мэй и Джон спали в своих кроватях, а Уинслоу не спал. Он смотрел в окно, на старый дуб. Ему нравилось слушать, как шуршит листва.