Меч Кайгена (ЛП) - Вонг М. Л.

— Что? Нет. А что? Это слишком много?

Мисаки окинула его взглядом, поражаясь и немного ощущая раздражение.

«Если тебе нравится девушка, так ей и скажи, — хотела она рявкнуть. — Не трать все деньги семьи на рыбу!».

Но она не могла требовать от него, и все было не так просто. Аристократ не мог просто сделать предложение дочери рыбака и забрать ее на гору. Не в Такаюби. Простые люди без важных родословных могли жениться, на ком хотели, но мужчины и женщины из благородных домов не имели такой роскоши.

— Это слишком? — повторил Такаши, все еще ошеломленный, веселый, как влюбленный подросток, когда-то такой была Мисаки. Мысль пронзила ее грудь с неожиданной болью.

«Осторожнее, брат, — хотела она ему сказать, — осторожнее с тем, как сильно ты любишь то, что не можешь получить», — но это тоже не могла сказать.

Она поджала губы, посмотрела на рыбу и сказала:

— Я что-нибудь придумаю.

— Хорошо, — сказал Такаши, но не видел и не слышал ее. — Хорошо, — и он ушел с кухни, улыбаясь. На обратном пути он миновал Такеру, который посмотрел на старшего брата кисло, как он делал, когда видел кого-то счастливым.

— Моему брату нездоровится? — спросил он, когда Такаши ушел.

«Нет, — подумала печально Мисаки, — он просто обречен на страдания».

Но Такаши повезло — точнее, смешались правильно удача, безрассудство и ум. Он боролся, строил планы и сплетал объяснения, как-то смог отсрочить брак, пока его отец-тиран не умер, и не осталось старших, которые могли указывать ему, что делать. Потом, вместо того, чтобы жениться на чистокровной аристократке, Такаши женился на женщине, которую любил — простолюдинке с громким смехом, которая продавала ему свежую рыбу.

Такаши не знал, но, женившись на Сецуко, он спас Мисаки жизнь. Рыбачка переехала в дом Мацуда вскоре после второго выкидыша Мисаки, стала громкой вспышкой красок, когда все казалось серым.

— Ты не улыбалась, сколько я была тут, — отметила Сецуко, когда Мисаки помогала ей разложить принесенные вещи. — Почему ты такая мрачная, сестренка?

Мисаки была на два года старше нее, но Сецуко вышла за старшего из братьев Мацуда, и в этом мире статус мужчины был важнее всего.

— Прости, — шепнула Мисаки. Она так постоянно отвечала на все последние несколько лет.

Сецуко уперла руки в бока.

— Этого недостаточно.

— Что, прости?

— Мы с тобой будем в этом доме вместе, пока не станем старухами без зубов. Я не знаю, как ты, но я не хочу провести сорок лет с женщиной, которая не умеет улыбаться.

— Я знаю, как улыбаться, — было время, когда Мисаки ругали за то, что она улыбалась слишком много, но за годы Такаюби сказалась на ней, превратила ее в хрупкую и дрожащую, боящуюся своего голоса, ведь могла разбиться на кусочки, говоря слишком громко.

— Я не видела твою улыбку ни разу, — недоверчиво сказала Сецуко. — Что с тобой? Уголки твоего рта не шевелятся?

Нет. Мисаки была сломлена внутри.

— У меня был выкидыш, — прямо сказала она, — дважды.

— О, — Сецуко застыла, ее шутливое поведение испарилось. — О, милая… Мне так жаль. Я не знала.

Мисаки думала, что рассыплется от тревоги в глазах Сецуко. Годы ожесточили ее из-за жестокости отца мужа и безразличия мужа, но она не могла защититься от честного взгляда.

— Ты хотела тех детей? — спросила Сецуко, и мягкость ее голоса лишила Мисаки защиты.

— Не знаю, — сказала она, поражаясь и немного боясь своей честности. Она ждала, плечи напряглись, когда Сецуко отругает ее за эгоизм, обвинит ее в потере детей, скажет ей, что ей повезло с терпеливым мужем, как все.

Сецуко только сказала:

— О. Тогда почему ты так печальна?

— Я… — когда ее голос стал таким слабым? Когда она стала бояться выразить мысли словами? — Я тут, чтобы дарить мужу сыновей. Я не хочу быть разочарованием.

— Ты — не разочарование.

— Что?

— Ты — не разочарование. Ты не могла бы стать такой, даже если бы пыталась, — давно никто не говорил с Мисаки с такой простой уверенностью, когда она верила в то, что было правильным и хорошим. Она глядела миг на Сецуко и поняла, что забыла, как отвечать на такую доброту. Она думала, что оставила это позади девять лет назад.

— Посмотри на себя, — продолжила Сецуко. — На что может жаловаться мужчина? Ты милая, красивая, и я заметила, что ты умная. Ты уже родила идеального сына, и мой муж говорит, что ты чудесно готовишь.

— Приятно, что он так говорит. Я стараюсь.

— Тебе нравится готовить?

Мисаки кивнула.

— Это хорошо, потому что я готовлю плохо.

— Уверена, это не так, — вежливо сказала Мисаки.

— О, это так. Спроси любого, кто ел мои блюда. Почему бы тебе не заняться чем-то полезным? Ты могла бы научить меня готовить что-то для моего благородного мужа и требовательного желудка Мацуда.

— Желудки Мацуда не такие требовательные, — сказала Мисаки. — Твой муж любит ту же еду, что и все.

— Когда я это сделаю, он перестанет это любить. Иначе почему я таскала рыбу на рынок, а не оставалась дома, чтобы помогать на кухне? Моя семья попробовала раз, как я готовлю, и решила, что хочет выжить.

Мисаки ощутила, как на лице появилась улыбка. Впервые за долгое время она захихикала.

— Вот так улыбка! — обрадовалась Сецуко. — И посмотри! — она ткнула пальцем в щеку Мисаки.

— Что? — Мисаки подняла ладонь к лицу, думая, что там остался кусочек риса.

— У тебя ямочки!

У Мисаки не было сестер, но с того дня она решила, что была рада звать Сецуко своей сестрой. Их мужья носили с собой все напряжение, которое сопровождало узы братьев, первый и второй сын боролись за одобрение отца, но они не давали ничему плохому влезать между ними.

Марси уже прожила в доме Мацуда почти десять лет, но Сецуко сделала эти холодные коридоры домом. Когда Мисаки было больно, Сецуко шла в западную деревню за лекарством. Когда она терялась в печальных мыслях, Сецуко возвращала ее шуткой. Через пару месяцев после рождения Хироши Сецуко сказала:

— Та милая малышка, которая живет в доме Юкино. Кто она?

— Ты про Хиори? — сказала Мисаки. — Она — жена Юкино Дая.

— Какой Юкино?

— Юкино Дай, — сказала Мисаки, — глава дома, Мечник-молния.

— Я думала, главой Юкино был Юкино Рёске.

— Был. Он умер незадолго до твоего переезда сюда, пока ты готовилась к свадьбе. Ты не знала?

— Нет! — воскликнула Сецуко. — Я не была на рынке сплетен! Там я всегда получала новости. Боги, я не знаю, как вы, аристократки, живете взаперти!

— Ты теперь тоже аристократка, — напомнила ей Мисаки.

Сецуко фыркнула и отмахнулась.

— Похороны Юкино Рёске были как раз перед твоей свадьбой. Кто-то должен был управлять поместьем, и старший сын Юкино не хотел перевозить семью из Джунгсана. Дай-сан — второй сын, и он переехал туда со своей женой.

— Его жена тоже взаперти как аристократка? — спросила Сецуко. — Почему мы ее никогда не видели?

— Думаю, она почти все время заботится матери Дая-сана. Она стара и больна, так что это занимает почти все ее время.

— Это явно одиноко, — сказала Сецуко. — Мы должны навестить ее завтра.

Так они встретились с Хиори. Теперь, пять лет спустя, три женщины были неразлучны.

Хиори и Сецуко дразнили друг друга насчет талий, когда за руку Мисаки потянули. Она опустила взгляд, увидела своего третьего сына, двухлетнего Нагасу. Он сжимал цветочный рукав ее кимоно.

— Видеть? — спросил он тонким голоском. — Видеть малыша? — это был его любимый вопрос с рождения Изумо.

— Конечно, — сказала Мисаки, села на татами и опустила Изумо на свои колени перед Нагасой. — Будь нежным, Нага-кун. Он еще очень маленький.

— Подержать ребенка? — Нагаса с надеждой протянул руки.

— О, как это мило! — запищала Хиори.

— Я пока его подержу, — мягко сказала Мисаки Нагасе. — Вырастешь на пару койину, и мы поговорим.

— Твоего старшего брата нет рядом? — Хиори склонилась, чтобы заглянуть в глаза двухлетнего мальчика. — Почему бы тебе не поиграть с ним?